Он или я

Боль была безумная. Позже, когда все уже было позади, Казуя Мишима пытался подобрать другое слово, в достаточной мере описывающее те минуты, но так его и не нашел. Еще никогда в жизни ему не доводилось испытывать подобного: казалось, он горит заживо, кости погнулись от напряжения, а внутренности стали одной сплошной кровоточащей язвой. Казуя едва мог дышать — однажды он уже тонул, но на этот раз все было иначе, так, словно он упал в раскаленную лаву. Впрочем, безумной была не только боль — все остальное тоже. Он не понимал, что происходит и почему ему так больно. Мгновение назад все было, как положено. Казуя угостил мальчишку ударом, от которого мог расколоться череп небольшого слона, тот потерял равновесие, но потом поднялся и неожиданно ринулся в атаку — настолько неожиданно, что не оставил Казуе и секунды на принятие решения. Он даже не уловил самого движения, только ощутил, как его сбило с ног и протащило спиной по камням, сдирая кожу до мяса. Внутри как будто что-то дернулось в обратном направлении. Накатила и отступила чернота… и потом пришла эта адская боль. — Я хочу жить! Вопль мальчишки был полон отчаяния. Казуя хотел ответить ему, что это несбыточная мечта — как и для каждого, кто встал у него на пути. Но вдруг понял, что не может издать ни звука. Он попытался встать — и его сбила с ног новая волна боли. Сил едва хватило на то, чтобы перевернуться на живот, а затем он будто провалился в колодец, где не было ничего, кроме холода, темноты и боли. Сила еще не все, — сказал мальчишка, когда они пытались убить друг друга у обрыва. Нет, идиот безмозглый. Сила — это все, — ответил он, и разве это не так? Разве он сейчас не лучшая иллюстрация к этим словам? Избитый, беспомощный, искалеченный, не способный пошевелиться, чтобы побороться за свою жизнь — что он без своей силы, отвернувшейся от него в такой важный момент? Бесполезный обломок, годный только на то, чтобы его выбросили в море, где он уйдет на дно и будет год за годом гнить там, покрываясь водорослями. Сила Мишимы оставила его. Мальчишка победил. Перед Казуей быстро-быстро, как в ускоренной перемотке киноленты, побежали картины из его жизни: родительский дом, татами, фотография матери, которую он совсем не помнил, отец, возвышающийся над ним, как башня, ужасное падение в пропасть, куда его бросил ублюдок Хейхачи, потом сам Хейхачи, летящий вниз со скалы, битва трех Мишим в старом додзе, мальчишка, заносящий руку для удара… Кто-то осторожно провел рукой по его волосам. Казуя, еще грезя, колоссальным усилием воли открыл глаза и, насколько смог, приподнял голову. Уже рассвело; буря давно прошла, небо было нежно-голубым и безмятежным. Солнечный свет падал ему на лицо, согревая и не раздражая. Он несколько раз моргнул и вдруг увидел нечто такое, что заставило его похолодеть. С выражением невыразимой печали на лице на него смотрела Джун Казама. Казуя видел ее блестящие, грустные, чуть прищуренные глаза, темные волосы, падающие на плечи. Она не была такой юной, какой он ее запомнил. Теперь это была взрослая женщина, на лбу у нее пролегла складка, скулы заострились, щеки немного запали. Казуя не мог оторвать от нее глаз. — Я умер? — прохрипел он. Говорить было тяжело, боль, хотя и отступила немного, еще жгла его как огнем. — Нет, — ответила Джун, гладя его волосы. — Тогда почему ты здесь? — Я вернулась. Я долго спала, но теперь пробудилась и вернулась. Его голова безвольно поникла. Безумие, настоящее безумие. Ее не может быть здесь. Это плод его воображения, последствие тяжелых травм, полученных в схватке с ее сыном. Она ему мерещится. Или он все-таки отдал концы у этого чертового обрыва. — Я умер, — проскрипел он уже без вопроса. — Нет, — настойчиво повторила Джун. — Ты жив, Казуя. Ты серьезно пострадал, но я помогу тебе. Ты встанешь на ноги. Она все гладила и гладила его разбитую голову. Для призрака она, пожалуй, была чересчур осязаема. На секунду Казую посетило ничем необъяснимое желание ударить ее. — Зачем ты здесь? — Я пришла, чтобы спасти тебя. Тебя и Джина. Казуя провел языком по губам. — Будь он проклят, — прошептал он. — Джин добрый мальчик, — сказала Джун. — Он знает, что его сила нужна для защиты. Так я учила его. — И я благодарен тебе, — Казуя снова приподнял голову. — Благодарен за то, что он вырос таким идиотом. Вскоре я разберусь с ним, на этот раз навсегда. Она убрала руку. — Я не позволю вам продолжать это безумие, — голос ее стал холодным. — Я не позволю вам совершить непоправимое. — Не позволишь? Мне? — он ощутил прилив такой жгучей ярости, что на мгновение даже забыл о выворачивающей нутро боли. — Я — Мишима! И он — Мишима! Иначе быть не может. — Он твой сын, — рука Джун снова коснулась его волос. Казуя заскрипел зубами. Он отдал бы все, что у него было, за возможность как следует врезать ей. Услышать, как хрустят ее кости, насладиться ее криком… Но у него не было сил даже поднять голову. — Я убью его, — выдавил Казуя. На губах выступила кровь. — Если он так дорог тебе, убей меня прямо сейчас. — Не могу. — Это почему? — Потому что ты тоже мне дорог. Я любила тебя. В исступлении Казуя снова заскрипел зубами. Он ненавидел ее всей душой в эту минуту. За что ему все это? — Будь ты проклята, — прохрипел он. — Будь проклята ты, твой выродок и день, когда мы встретились. Убирайся отсюда! Казуя почувствовал, как она отстранилась. Сначала ему показалось, что она и в самом деле ушла, но потом он услышал ее голос и понял, что она стоит у обрыва. Волны разбивались об утес, потом откатывались назад — печальный звук. — Я любила тебя, и ты, я знаю, Казуя, любил меня, — Джун явно изо всех сил старалась держать себя в руках. — Когда мы были вместе, ты был другим. Признай это. — Убирайся! — Мы любили друг друга. Поэтому я не могу бросить тебя здесь. Ты в ужасном состоянии. — Оставь меня в покое, — проговорил он почти обычным голосом. — Сейчас я пытаюсь увидеть в тебе прежнего Казую… Того, кто навещал меня в больнице после Турнира, кто был так заботлив и с кем мне было так хорошо. Кого я любила всей душой. — Ты не любила меня ни минуты, — прорычал Казуя. Возможно, это была лишь игра воображения, но ему вдруг показалось, что сила Дьявола мало-помалу возвращается к нему. — Если бы ты любила меня, то не бросила бы в тот день, когда я ждал Хейхачи. — Мне было страшно видеть тебя таким, какой ты есть, — призналась Джун. — Ничего не изменилось, — на этот раз он даже сумел улыбнуться. — Я все тот же, и моя сила со мной. Скоро я поправлюсь и убью твоего сына. Если хочешь спасти его, тебе придется убить меня. Выбирай: он или я? Кто тебе дорог на самом деле? Его вдруг охватило небывалое торжество. Пузырьки смеха вскипели где-то в груди, он чувствовал, что победил ее — эту проклятую женщину, возникшую из ниоткуда, женщину, о которой он так старался не вспоминать, которую так ненавидел… потому что когда-то любил. Джун не ответила. Но когда Казуя хотел продолжить, она неожиданно наклонилась и обняла его. — Я никому не позволю сделать вам что-то плохое, — тихо сказала она ему на ухо. — Даже вам самим. По его шее побежали мурашки. Казуя понял, что даже если сейчас он вновь обретет силу Дьявола, то не сумеет справиться с ней. Она вернула ему ту самую фразу — фразу, благодаря которой он когда-то осознал, что хочет всегда быть рядом с ней. Джун провела ладонью по его щеке. Казуя собрался с силами и коснулся губами ее запястья. На белой коже остались едва заметные красные следы. — Я снова здесь, — прошептала она. — Я снова с вами и больше вас не покину. Ее пальцы скользнули по его шее, задержались чуть пониже яремной вены и слегка надавили. Казуя ощутил, как его уносит забытье, где не было боли, сомнений, тревог… Он очнулся спустя несколько часов, на койке подконтрольной его корпорации клиники. Ему по-прежнему было трудно дышать и говорить, но по губам бродила легкая, тихая улыбка.