Степняки

      Орхот долго стоял у обрыва, буравя невидящим взглядом живописную, всю в каменных арках и зелени, пропасть.       Он ни о чём не думал в тот момент, как будто бы умер ненадолго. Или мир исчез из поля его зрения и всех прочих чувств. Не хорошо и не плохо. Никак.       Однако чей-то крик неподалёку заставил его очнуться.       Орнит встрепенулся, направил зоркий взгляд к источнику звука и увидел белого мальца, который изо всех сил цеплялся за край соседней арки.       На снежно-белых пальцах уже проступила кровь, жалкие перепонки, не способные поднять в воздух, лишь мешали, готовые вот-вот порваться, зацепившись за острые края скалы. А рядом летал взволнованный юный горец. Вот он-то и кричал.       Этих двоих Орхот заприметил уже давно — как ни странно, они дружили. Степняк, хоть и понимал, что это нечестно, всё же изредка подслушивал их разговоры. Слишком уж тяжко было одному — невыносимо. И Орхот в такие моменты с упоением внимал тому, о чём наивно и восторженно, серьёзно и не очень болтали меж собой два юнца — как два осколка его собственной когда-то счастливой жизни.       Однако сегодня один из них попал в беду, и Орхот не понял даже, в какой момент решил, как действовать. От обрыва, где стоял он, до того места, где повис над пропастью белый мальчик, было не меньше трёх взмахов крыла, но если постараться, то можно перепрыгнуть этот провал, уцепиться за выступ справа и чуть выше и протянуть свой самый длинный среди степняков хвост (пожалуй, последнее, чем Орхот мог по праву гордиться). Орхот прекрасно отдавал себе отчёт и в том, что может не допрыгнуть, провалиться в бездну, может не удержаться на скале (ведь он не горец) или, в конце концов, сорваться вместе с мальчишкой... Но уже летел к цели. Да, ноги за много лет отвыкли подбрасывать тело в воздух, но всё же справились. Полёт окончился быстро и болезненно — ударом грудью о скалу, но всё же Орхот перед этим успел немного подобраться, напрячь мышцы рук и ног, вцепиться когтями в каменные выступы и растущие на них пучки травы. Выдохнув, степняк увидел мальчика. У того уже тряслись в кровь исцарапанные руки, он готов был вот-вот сорваться.       Надо было бы крикнуть: «Держись! Хватайся!» — но с тех пор, как Орхот лишился языка, ему приходилось несладко. Он метнул в сторону паренька хвост — тот едва доставал самым кончиком до его правого предплечья.       — Ичет-Ки, хватайся! — прокричал вместо Орхота догадливый юный горец, который всё так же вился над пропастью, и белый малец, проскрежетав зубами, из последних сил вцепился в ободранный когда-то хвост.

***

      Орхоту казалось, что у него теперь нет и хвоста. Боль в крестце была почти нестерпимой. Да, белые орниты значительно меньше ростом, да, вытаскивать пришлось всего лишь подростка, но подвиг дался степняку откровенно нелегко. Впрочем, теперь они все втроём сидели на более или менее широком уступе, куда Орхоту помог подняться горский парень, а его приятель, всё ещё испуганно разглядывая свои изящные окровавленные пальцы, вдруг произнёс:       — Мой отец, Икхел-Ки, много рассказывал о тебе, Орхот, и мы с Татчеком хотели разыскать тебя, чтоб во всём убедиться.       — Да, и мы убедились, что ты очень достойный орнит, — поддержал его Татчек.       А Орхот, как водится, промолчал, но вдруг ни с того ни с сего, продолжая держаться за основание своего несчастного хвоста, беззвучно засмеялся.