Остальное не важно

Он умалчивал о многом. Он сопротивлялся многим своим мыслям долгое время. Он противостоял чувствам, которые у него вызывала одна простая русская девушка. И теперь об этом знает не только он... — Парни, вы лучшие! — Мэрр, прижимаясь к довольному Кентену с бронзовой медалью на шее, улыбалась во все тридцать два. — Этот первый подиум в сезоне ощущается как победа на Олимпийских играх, — заметил Эрик. — Точно, роднулька, — девушка бросилась уже ему на шею, отдавая частичку своей радости каждому парню. Она лишь сверкала, словно маленький лучик зимнего солнца. Но не всем было так же весело в этот вечер. Томный взгляд одних светлых глаз, который Мэрр не чувствовала или, по крайней мере, не обращала на него внимания, проникал сквозь них всех. Он тоже хотел радоваться, стоя на пьедестале. Но в итоге его команда, оказавшись на ступень выше французов, не могла настолько же ярко улыбаться и поздравлять друг друга. Они были вторыми в той гонке, где было важно лишь золото, где был расчёт лишь на него. Где именно он лишил команду золотой медали. Он. Никто другой. Все были уверены, что он отстреляет и убежит за победой. Но не всегда планы возможно воплотить в жизнь. И сейчас это огорчало его больше всего. Он тоже хотел быть счастливым. Но счастливым он мог быть, только привезя команде первое место. Остальное не важно.

***

anchmerr: Люблю этот уголок спокойствия в Чехии. Городок так и окружает заботой, а соревнования — яркими эмоциями. Спасибо ребятам за яркий Чемпионат мира, а вам, болельщикам, — за поддержку! Увидимся в Норвегии. Мэрр быстро опубликовала пост в инстаграме и убрала телефон в карман. На улице стоял лёгкий туман, а тёплый весенний ветер мягко обдувал пушистые русые волосы. Не верилось, что подошёл к концу главный старт сезона. Оставалось только добежать несколько этапов, а потом отпуск, начало тренировок, сборы — и по-новой. Девушка осталась одна и, пока ребята ещё складывали вещи и собирались в дорогу до аэропорта, решила в последний раз прогуляться по гостиничному комплексу. Вокруг ни души, только голые ветки деревьев что-то шепчут друг другу в тумане да далёкие голоса спортсменов раздаются около здания... Мэрр не сразу расслышала стук подошв и частое дыхание за своей спиной. Обычно она чувствует это, но сейчас девушка сосредоточилась на природе и месте, с которым, к сожалению, придётся попрощаться. Только она хотела повернуть обратно к главному входу, как врезалась в какого-то парня, выше неё больше чем на голову. Девушка посмотрела на него снизу вверх широко распахнутыми глазами и удивилась: перед ней стоял её "приятель" — Ветле. — Давай порешаем дела уже в Норвегии, прошу, я не... — Да я не хочу ссориться, — выдохнул парень, и дрожащий голос стал чуть громче: — Я не этого хочу сейчас. — И что тебе нужно тогда? — спросила изумленная Мэрр, потому что он её до сих пор не прижал к стене или не кинул в дерево. — Поговорить хотел, — сквозь зубы выговорил Ветле. — О чём нам с тобой, интересно, говорить? — ухмыльнулась девушка. А парень замолчал. Замолчал на настолько долгое время, что они успели дойти до скамейки на противоположной стороне гостиничного двора. Трава вокруг неё зеленела, словно сейчас какой-нибудь апрель, а не февраль. Звезды сияли в небе, как маяки, а в свете одиноких фонарей не было видно даже своих собственных ладоней. Он присел на скамейку и уткнулся носом в асфальт. Девушка присела рядом и, осознавая, что она до сих пор жива, сказала: — Ну, не молчи. Раз собрался говорить — говори. Я слушаю. Ветле опять уставился на свои ладони, которые были размером с голову Мэрр. Но бить ими её хрупкое тело сейчас не хотелось. Он молчал, смотря сквозь них. Молчал и чувствовал себя маленьким ребёнком, которого пристыдили за съеденное сладкое. — Что ты, как маленький? — девушка придвинулась чуть ближе. — Мне неловко, — парень прикусил губу. — Неловко говорить о том, во что ты не поверишь. Я, конечно, не доверяла ему на все сто и никогда не смогу ему доверять так же, как Эмильену, но какая-то честность и искренность в его обычно хитрых глазах промелькнула. — Да говори уже, — Мэрр нервно выговорила эту фразу, даже чересчур, из-за чего парень сжался, но тут же продолжила: — Я не кусаюсь. — Я... — из двух маленьких светлых глаз покатились слёзы, — ты мне нравишься. И причём довольно давно. Ты это... я дебил, короче. Каким образом я могу нравиться парню, который буквально за пару лет стал одним из моих злейших врагов? Как он может говорить о симпатии, когда зажать меня в углу — обычное дело для него? — Я это уже поняла, — она усмехнулась, — но... как именно "нравлюсь"? — Обычно, как девушка нравится парню, — выдавил Ветле. Длинные руки неожиданно потянулись к куртке Мэрр; она попыталась отпрянуть, но не успела, и оказалась в крепких его... объятиях. Да, именно объятиях, а не зажатой в углу. — Я больше не могу держать это в себе, мне надо рассказать... Простые фразы, громкие всхлипы и много слез, очень много... А если он зальет своими соплями мне куртку? Ладно, не буду думать об этом, это сейчас не важно. — Знаешь, ты понравилась мне сразу, Мэрр. Ты какая-то особенная, выделяешься среди всех. И для меня стало удивлением, что ты из России, что ты так спокойно об этом говоришь. Меня это нисколько не отталкивало. Меня отталкивало другое: Эмильен. Меня всегда бесило, что ты находишься в центре команды, с ними, что они все твои настоящие друзья. Что ты находишься не среди нас, норвежцев, а французов. Я хотел бы иметь такую же подругу... Ветле громко вдохнул, продолжая буквально выбрасывать фразы изо рта. А Мэрр замерла как вкопанная. — Я ненавидел не тебя, а его. За то, что он твой друг, что он за тебя горой. Меня бесило то, что к тебе было не подступиться, я тут же начинал волноваться. Знаю, я сейчас выгляжу глупо, как ребёнок, который оправдывается. Но поверь мне, ты не виновата в этом. Виноват я сам. Девушка медленно сжала куртку, когда парень, наконец подняв голову с её плеча, продолжил: — Я понимал, что искать какие-то способы контакта бесполезно: я тебе неинтересен. Поэтому начал убеждать себя в том, что это симпатия ничего не значит, что я не должен любить тебя. Русская — мой главный аргумент, самый тупой. И я хотел хоть как-то обратить на себя внимание, но перегнул планку. — Это заметно, — пролепетала Мэрр, пока Ветле наконец сел ровно. Наверное, он даже не услышал её слов. — Я видел в тебе Эмильена, точнее, его маленькую копию. Он будто всегда был рядом и всегда тебя защищал, и это раздражало сильнее всего. Как только я хотел что-то тебе сказать, не со зла, а просто, он появлялся рядом. И я оставался ни с чем. Я просто хотел признаться, но он рушил все мои планы. И я начал ревновать. Слёзы опять скатились по его щекам, и парень сжал телефон внутри кармана. Глядя прямо девушке в глаза, он продолжал говорить: — Я видел его в тебе. Меня бесило, что ты похожа на него. И это сказывалось на ненависти. Она пересиливала в те моменты, когда я зажимал тебя, хотел даже избить, избивал... Я видел в тебе его, а не тебя саму. Я не могу ничего сделать. Я ревновал тебя, как бы тупо это ни звучало. А я просто скрывался... Вдохнув ещё раз тёплый, уже весенний воздух, Ветле закончил свой монолог: — Если это возможно — прости меня. Я просто хотел скрыть это в глубине души, а в итоге вёл себя так, как не должен был. Мэрр резко встала и сделала пару шагов ко входу. Парень даже не успел среагировать, лишь посмотрел ей вслед умоляющим взглядом. — Ветле, — девушка произнесла его имя максимально быстро, — я не могу тебе верить. Не могу я верить человеку, который, скрывая свои чувства, возненавидел меня. Хочешь признаться или чувствуешь что-то — скажи. Не ходи вокруг да около, а спроси, скажи. Эмиль бы не избил тебя просто за то, что ты с миром подошёл ко мне. Пойми это. — Но я... — начал было он. — Что ты? Ты дебил, правильно заметил. Видеть во мне Эмильена — не значит видеть во мне врага. Умей отличать двух разных людей. Или я что-то путаю? Я, хоть и похожа на него, но я — не он. И ненавидеть меня за какие-то твои ассоциации как-то по-детски. Ты вообще как большой ребёнок — даже не можешь объяснить, почему так произошло, нормально. В её глазах сверкал гнев, отвращение к этому парню, который сейчас с мольбой смотрел на Мэрр. — Я никогда тебя не прощу. Не прощу за то, что, во-первых, ты не был достаточно настырным, чтобы сказать, что я тебе нравлюсь, раз на то пошло. А во-вторых, до такой ненависти опускаются только те, кто сам себя не понимает. Ты сам себя не понимаешь, пойми. Разберись со своими тараканами, а не пускайся во все тяжкие. — Мэррка, послушай... — Никакой Мэррки! Это прозвище может использовать только команда! — девушка отошла ещё на пару шагов, едва не переходя на крик. — Я тебе не доверяю. Я не смогу быть ни твоей подругой, ни кем-то ещё. Я просто не переношу тебя на дух, я боюсь тебя, пойми это. Ты сам добился того, что я испытываю к тебе такие чувства. Сам же своими действиями. Теперь довольствуйся результатом своих стараний — я больше не хочу тебя видеть. Она сорвалась с места, подошла ближе к Ветле и, взглянув в глаза, горящие болью, добавила: — Подумай о себе, своей семье, девушке и команде. Не думай о русской девице, потому что она тебя не переносит. Она хочет, чтобы тебя с его чувствами в её жизни не было. Лучше я брошу всё, как есть, чем возьму ответственность за всю эту историю на себя. Остальное не важно. Тихие удаляющиеся шаги, худой силуэт исчез за углом отеля. А огромный норвежский парень нелепо, как маленький ребёнок, плакал на скамейке. И никто не хотел ему помочь. Это стало для него последней каплей, пощёчиной. Он ожидал всего, но не этого. Он не мог и догадываться, что она его не поймёт и не оправдает. Она просто выстрелила ему в грудь. И этот выстрел застрял в сердце. Лучше просто забыть её как страшный сон, лучше просто забыть её напуганные глаза и его сильные руки, которые появлялись каждый раз. Лучше просто жить дальше. Насколько это возможно. Остальное не важно.