Дорога

Стингеру очень хотелось выбросить это красное недоразумение из машины и переехать его на полной скорости. Слишком уж бесило это живое радио, о котором никто не просил. Всю их поездку Банбан почти не затыкался. То он рассказывал сказки маленькому Фиддлсу, то напевал какие-то импровизированные мелодии. И хотя его сюжеты были интересными, а голос — весьма красивым в плане речи, тот шум, который он создавал, здорово так отвлекал от дороги. — Как смотрите на то, чтобы повернуть обратно? — наверное, уже в четвёртый раз спросил объект. — Как смотришь на то, чтобы присоединиться к пауку? — в том же тоне отозвался Флинн. — И бежать за машиной? Нет, спасибо, — Банбан вопросительно повернулся к медузе и, заметив угрюмый взгляд, возмутился. — Что опять не так, Стингер? Мне просто скучно, вот и развлекаюсь, как могу. — Как поживает родитель? — медуза перевёл тему, дабы попробовать договориться. — Он уснул, — парень бережно поправил перекрученный ремень на груди человека. — Это то, к чему я веду. Видишь, он ворочается? Ты мешаешь людям спать. — Ну, если бы я ему мешал, он бы уже проснулся, — Усман пожал плечами. — Как считаешь, Опила? Птица крикнула Стингеру туда, где у других существ находятся уши, и довольный Банбан отвернулся к окну. Медуза едва ли не выпустил руль из щупалец, но в последний момент вцепился крепче и нахмурился — вопли Опилы были гораздо хуже речей разумного существа. Когда через ещё пару минут гуманоид, видимо начав сходить с ума, стал издавать непонятные звуки, Флинн не выдержал и ударил его по голове. Усман в ответ лишь цокнул и спросил: — Тут душно стало, можешь открыть окно? Стингер тяжело вздохнул и нажал на нужную кнопку. Банбан же начал переводить взгляд с окна на водителя и вдруг почти истерично расхохотался. — Т-ты серьёзно не понял? — сквозь смех проговорил молодой человек, ухватился за живот и уткнулся в спинку переднего кресла. Только вот Стингер понял шутку, хоть и не оценил. И одно из щупалец уверенно попозло к красной шее. — Ещё одна такая выходка и машина освободится от одного пассажира, а мир — от одного плохого юмориста. Это тебя так разморило, что мозг перестал соображать? Намек был понят и Усман, вдоволь насмеявшись, облокотился на сидение и вновь принялся рассматривать пейзаж пустыни. Они ехали уже несколько часов и всё это время перед ними красовались лишь оранжевый песок и палящее солнце, от которого не спасал даже включённый на всю кондиционер. Через минуту жара в салоне и снаружи, наконец, одолела Банбана и он задремал, позволив спящему рядом человеку лечь на своё плечо. Воцарилась долгожданная тишина. Двое спали, оперевшись друг на друга. Фиддлс осматривал машину и иногда, улыбаясь, махал рукой бежащему следом за ними Набнабу. Опила задумалась о том, какие сувениры ей привести с пляжа своим детям. А Стингер… Понял, что они сбились с пути. Навигатор давно сломался, а окружение было настолько однообразным, что пытаться сориентироваться не представлялось возможным. Оставалось лишь надеяться на то, что они едут кругами, иначе им не выбраться. С другой стороны, разве всё это не просто сон, придуманный самим Флинном? Ведь всё, что происходит сейчас — это лишь его мечты о свободной жизни. Казалось бы, захотел и телепортировался или удалил ненужное, ибо твой мозг — твои правила. Но, как ни странно, это было именно то, чего хотел медуза: просто дорога, море, солнце, голубой океан… И милый малыш Капитан, и вопящая мать птичьего семейства, и бегущий за машиной синий изгой общества. Да что уж там говорить, если даже надоедливый придурок с проблемами с самоконтролем был частью его мечты. По правде говоря все они даже не надоедали — ворча Стингер просто хотел поддерживать свой образ угнетенного философа. Скорее, каждый был как часть большой семьи, где каждый одинакого важен и дорог, даже со своими причудами. Медуза просто представлял себя в роли отца, Опилу — уставшей тётей, а Усмана — своим старшим ребёнком, и переносить все их ссоры сразу становилось намного легче. Из мыслей Стингера вырвало пение. Опять. Но в этот раз более тихое и точное, чем предыдущие вокальные выкидыши Усмана. Сейчас он пел чётко в своём диапазоне, не стараясь попасть в ноты оригинальной песни. Что-то про любовь и множество хороших вещей, которые могут убить. И Банбан был прав: много хороших вещей — вредно. Вот Стингер и создаёт баланс, как может, разбавляя всё хорошее своей тяжестью. Флинн почти не вслушивался в текст, но в этот раз песня как будто звучала лучше. Возможно потому, что Усман пел её расслабленно и скорее самому себе, чем другим? — Адам, — сказал Стингер после окончания этого маленького сольного концерта. — Почему ты никогда не поёшь так? — Как? — Своим голосом, — медуза ухмыльнулся, когда на лице Усмана отразилось неподдельное удивление. — В любом случае, ещё один бессмысленный звук с твоей стороны, и ты вылетишь от сюда со скоростью Селин. — Вот это улучшения. Уже не просто звук, а всего лишь бессмысленный! — Адам улыбнулся. Он продолжит беситься, как настоящий подросток, а Стингер снова сосредоточиться на дороге, как настоящий отец. Ведь это всего лишь его сон, пусть и яркий и осязаемый. И медуза проснётся тогда, когда посчитает нужным. А пока он может просто быть собой и наслаждаться компанией тех, кого считает своей семьёй. И пусть они будут единственными, кто об этом догадываются.