Воссоединение

Аргус Филч нервно мерил шагами коридор напротив больничного крыла, двери в которое были закрыты. Закрыты они были уже третий час: на этом настояла мадам Помфри с формулировкой: «Ну же, Аргус, успокойся. Пойди к себе и выпей чаю, а мы позаботимся о миссис Норрис». В переводе на нормальный язык это означало «Не мельтеши». Но как он может не мельтешить, когда его любимая кошечка подверглась действию черного заклятия?! Нет, тут чай не поможет, тут нужно средство посильнее, вроде старого доброго огневиски. На миг у Филча возникло желание спуститься в свою маленькую каморку и успокоить нервы рюмкой-другой, но он тут же осадил себя: миссис Норрис нужна моральная поддержка. Пусть его и уверили, что она ничего не чувствует (даже махинаций этих живодеров, как называл про себя врачей Аргус. Им бы только дай поисследовать новые зелья на невинных пушистых созданиях), Филч верил, что, если он останется тут, его верная спутница почувствует это. Бедная миссис Норрис. От мыслей, какой кошмар довелось пережить кошке, черствое сердце старого завхоза болезненно сжалось. Наверняка она не сдалась без боя, а храбро сражалась с врагом, кем бы он ни был. Сначала Аргус действительно подумал на Поттера, но, поразмыслив, пришел к выводу что этот мелкий поганец действительно не смог бы сотворить столь сильное колдовство. Он всего лишь дрянной мальчишка-неуч, такой же, как и все остальные ученики и такой же, как его лоботряс-отец. От воспоминаний о Поттере-старшем у Филча заныли разу оба колена. Да, в свое время он немало побегал за этой компашкой, но зато и ловил их уйму раз, так что ему было чем гордиться. Значит, миссис Норрис пала жертвой какого-то другого волшебника, намного более могущественного. Кто это был, завхоз не знал, но твердо намеревался поймать преступника и покарать. Если это кто-то из учеников, то ему будет плевать на запрет физических наказаний; цепи в его каморке связаны и всегда готовы к использованию. А даже если директор появится не вовремя, и он не успеет дотащить виновного до подземелий, тот все равно знатно получит шваброй и мокрой тряпкой. Бедная, бедная миссис Норрис. Филч тяжело вздохнул и присел на специально принесенный стул. Кому могло помешать невинное создание? Она всего лишь верно несла службу, патрулировала коридор и выискивала нарушителей режима. Она и мухи бы не обидела! Насекомые ее интересовали намного меньше провинившихся школьников. Филч много раз объяснял своей любимице, что при нынешних порядках нельзя, как в старые добрые времена, завидев преступников, бросаться на них с распростертыми когтями. Нет, нравы сейчас стали гораздо мягче и вот, поглядите, к чему это привело! Бедный блюститель закона проклят! Куда катится этот мир? Нынешняя система образования никуда не годится, таково было мнение Филча. От мыслей о современных глубоко неправильных методах обучения завхоза отвлек какой-то надоедливый равномерный звук. Узкое стрельчатое окно запотело, но сквозь него все еще можно было видеть надвигающиеся свинцовые тучи. Капли начинающегося дождя постукивали по стеклу, и это отдавалось тянущей болью в левом колене: с годами стариковские кости все чаще ныли, реагируя на погоду. А как хорошо с этим справлялась миссис Норрис — просто ложилась на больное место, сворачивалась клубком и начинала тихо мурчать. От этого всю боль как рукой снимало, и кошка удостаивалась похвалы и лишнего куска мяса на ужин (пищу она принимала исключительно в их каморке и только с фаянсового блюдечка, которое Филч мыл каждый день). А сейчас она лежит на белой, как саван, больничной простыне, окаменевшая, с застывшим, как у пыльного чучела, взглядом. Пытаясь избавиться от мрачных мыслей, Филч перевел взгляд в окно, но и там не нашел ничего, достойного его внимания; вместо этого вспомнилась их первая встреча с миссис Норрис, и на душе стало еще гаже. Филч нашел ее на пороге «Кабаньей головы», куда зашел промочить горло, промозглым осенним вечером. Тощий котенок с жалким хвостиком-морковкой скребся под дверь и тихо мяукал, просясь в тепло. Аргус так и не узнал, как такое маленькое хрупкое существо пробралось по размокшим улицам Хогсмида не захлебнувшись в лужах. Уже через много лет выяснится, что миссис Норрис намного выносливее обычных кошек. А пока это был просто жалкий комочек серой шерстки, до которого никому не было дела. Сначала Филч хотел оставить котенка в трактире, но хозяин «Кабаньей головы» заявил, что плату за постой кошки он будет взимать с самого Аргуса. Тот разозлился, обозвал трактирщика прощелыгой и жмотом, аккуратно посадил котенка за пазуху и пошлепал в замок. Дома — если каморку с пыльным окном можно назвать домом — он обтер котенка (почти) чистой тряпочкой, налил в блюдце молока и тыкнул животинку в него носом. — На. Ешь. — он понятия не имел, как обращаться с детенышами и надеялся лишь на то, что котенок будет достаточно взрослым, чтобы не пришлось его поить из детской бутылочки. Но нет, Филчу повезло: котенок потыкался розовым носиком в белую гладь молока, чихнул и принялся лакать. Откушав, он (вернее, она) сыто зевнула, прочапала немного по истертому ковру и уснула прямо на тапке Филча. Тот от такого поворота событий только головой покачал. — Ну дела. Ок-ку-пант ты, а не животное. — вспомнил он мудреное слово. — И что мне с тобой делать? Вопрос был риторическим, ответить на него никто не мог, поэтому Аргус почесал затылок и аккуратно перенес котенка вместе с тапком на кровать: еще не хватало пойти ночью воды попить и раздавить это мелкое существо. Потом, устало потерев переносицу, аккуратно сгрузил комок шерсти на сложенную вчетверо салфетку, накрыл носовым платком не первой чистоты и устроил рядом со своей подушкой. Так-то лучше будет, главное, чтобы не свалилась ночью. Перед тем, как выключить лампу, Аргус еще раз посмотрел на новое приобретение. Вообще-то он хотел оставить у себя котенка всего на одну ночь, а потом отправить гулять на все четыре стороны — животное вольное, само разберется, — но, глядя на мирно посапывающего, будто плюшевого, зверька с округлившимся пузиком, он вдруг ощутил прилив щемящей нежности. Чувство это было ему настолько незнакомо, что он даже опешил. Ему никогда и никто не нравился, ни из людей, ни из животных, но это маленькое беззащитное создание, которое одним чихом можно сдуть, задело в черствой душе старика какие-то струны, о существовании которых он и не подозревал. Филч пока не понял, нравится ему это или нет, но решил пока подождать. Как говорили магглы и сквибы — утро вечера мудренее. Чем темнее становилось небо, тем больше сгущались тучи на душе у Аргуса. Миссис Норрис была ему верной подругой все эти годы, она была его глазами и ушами, благодаря ней он мог быстро настигать хулиганов и назначать им наказание под одобрительный взгляд умных янтарных глаз. Миссис Норрис скрашивала его одинокие стариковские вечера: устраивалась на коленях и мурчала, требуя ласки. Особенно она любила, когда ее хозяин чесал ей пушистый животик. После таких нежностей штаны и мантию нужно было очищать от шерсти, но для Филча это было пустяковым делом. Конечно, его любимица и компаньон поправится — мадам Помфри и профессору Стебль он доверял, — но когда это будет? А до этого ему предстоят долгие вечера и ночи одиночного патрулирования, ведь смысла возвращаться в опустевшую каморку, где из каждого угла веет тоской, не было никакого. Филч снова вздохнул, устроил больную ногу поудобнее и приготовился сидеть у Больничного крыла всю ночь, ожидая вестей от Поппи. Проклятая черная магия разлучила их с миссис Норрис, и кто знает, когда еще Аргус увидит ее живой?

***

Конец семестра Филч, как и несколько месяцев назад, мерил шагами коридор рядом с Больничным крылом. До него дошли слухи что те, кто пострадал от взгляда Василиска (Филчу было все равно, кто проклял миссис Норрис, он бы и Того-Кого-Нельзя-Называть шваброй бы отходил) начали приходить в себя. Первой из-за дверей показалась лохматая подружка Поттера, потом этот мелкий шкет-фотограф, потом еще кто-то… Кошки все не было. В сердце Аргуса начал закрадываться липкий страх, по виску стекла капля холодного пота. Вдруг это зелье действует только на людей? Вдруг взгляд этой поганой змеюки оказался слишком силен для животного? Вдруг миссис Норрис… Филч был крепким стариком — еще бы, столько лет гоняться за малолетними преступниками, — но тут он вдруг почувствовал, как все прожитые года свалились ему на плечи. Сердце стучало как сумасшедшее, перед глазами все поплыло. Размытые двери приотворились и из них выскользнула какая-то серая тень — или это лишь охваченное паникой воображение Филча выдает желаемое за действительное? — Мяу! Но нет, это правда! Все вокруг резко стало четким, и сердце забилось еще сильнее, но уже от радости. Его славная, красивая, умная миссис Норрис на всех парах неслась к нему по каменным плитам, помахивая пушистым хвостом. Не добежав несколько шагов до Филча, кошка присела и последние метры преодолела прыжком, сразу же взобравшись хозяину на руки. Филч не мог налюбоваться своей красавицей: проклятие нисколько не отразилось на ней, она была все такой же в меру серой, в меру ухоженной кошкой. — Мяу! — миссис Норрис принялась вылизывать морщинистое лицо Аргуса шершавым язычком. Тот не отстранился, хоть обычно и не поощрял такие нежности. Если бы кто-то вышел в коридор возле Больничного крыла, он бы очень удивился: на лице вечно раздраженного хмурого завхоза Аргуса Филча, наверное, впервые в жизни, играла улыбка счастья.