Love Challenge

— Оу, Хан Джисон, что это? Бунтарские замашки в тебе взыграли? — она улыбается одной из самых беззаботных улыбок, а он только и делает, что ловит ее сладкий запах. Ее парень неподалеку — тот еще придурок, Джисон знает его слишком хорошо, знает, что грош — цена его тупым поступкам, и она этого не достойна. Она достойна большего, но кто он такой, чтобы переходить дорогу собственному другу? — Классный пирсинг! Ну, привет? — она тянет ладони, чтобы обнять, и он неловко наклоняется в ее объятия, обнимая совсем осторожно. Она такая хрупкая и маленькая, что ему кажется, сломает кости, если нажмет чуть больше. Усмешка утопает где-то в ее пушистых волосах, а он нехотя отстраняется, облизывая пересохшие губы. — Было больно? — Терпимо, — уклончиво отвечает, окидывая ее беглым и беспокойным взглядом. Совсем не выглядит так, словно они вчера с ее парнем поссорились. А этот ублюдок обвинял ее во всем случившемся при всей компании, пытаясь напиться и утопить свою досаду в алкоголе. У Джисона тогда кулаки зачесались, чтобы размазать его самолюбие о призму реальности, чтобы он захлебнулся от крови и соплей в носу. Не сделал. Оцепенело слушал и не понимал, чем она такое заслужила. Струсил. — Все же уговорили тебя остаться с нами на ночь, да? — пытается перевести разговор на нейтральную волну, замечая краем глаза, как друг ушел в сторону, пытаясь прикурить на ветру сигарету. Т/и вздыхает смиренно, кутаясь в кожаную куртку и пряча улыбку в уголках губ. Она никогда не любила их компании, и он прекрасно это знает. Потому что каждый раз накануне с парнем ссорилась так, что видеть друг друга не хотели. Потому что каждый раз Джисон отчего-то писал ей и спрашивал, как у нее дела и почему она не приехала. Потому что каждый раз она в порыве накативших эмоций говорила ему, что ей иногда очень одиноко. Потому что они тратили пол ночи на пустые разговоры, а потом она писала «спокойной ночи» и приписывала глупый смайлик в конце. Потому что потом, листая ленту социальной сети от скуки, он видел новую фотку ее с этим придурком. Потому что в глубине души он понимал, что все это — блеф, и она обманывает саму себя, цепляясь за людей, которые ее не ценят. Потому что он мог бы обращаться с ней лучше. Лучше, чем это делает ее парень. — Мне обещали, что ты будешь петь песни у костра на гитаре. Я только ради них приехала, — отзывается беззаботно и с тенью легкого флирта в голосе. Может быть, так позволяют себе общаться друзья, но как она не понимает, что просто играет с его неспокойным сердцем, заставляя еще больше хотеть ее, заставляя еще больше желать сделать ее счастливой. Как глупо биться в закрытую дверь. Как глупо пытаться заставить слепого человека видеть. — Я была бы счастлива услышать что-нибудь авторское. Сухек сказал, что у тебя получаются отличные песни, — она смотрит в его глаза внимательно, явно дольше положенного, и Джисон прикусывает щеку изнутри, неловко кивая. Конечно, сделать такую рекламу его персоне очень лестно со стороны друга, но... как же он его ненавидит. — Эй, детка, ты сумку-то будешь забирать? — а вот и сам ублюдок притирается к ней паразитом, обвивая ее талию мерзкими руками. От него за километр воняет дешевыми сигаретами, и Т/и чуть морщится, шутливо отворачивая его лицо от себя. Постоянно просит его не курить рядом, а он не слушает, думая, что это всего лишь шутки. Как же низко и неуважительно. Джисон не может курить в ее присутствии, потому что знает, что ей это неприятно. Почему все так? — Или мы устроим ночлег на улице, а? Романтика, костер, мы... — Фу, иди давай к ребятам, — отпихивает его от себя, аккуратно выскальзывая из объятий, и шутливо показывает язык, явно чувствуя себя неловко. Джисон ощущает это. Она словно на иголках, пытается всеми силами избежать его навязчивой компании, но этот придурок слеп к чужим потребностям. — Ах, извини, это... должно быть неловко, — она отводит взгляд, и Джисон едва сдерживается, чтобы порывисто не схватить ее за запястье и не отвести куда подальше, чтобы вывалить все, что у него на душе, чтобы сказать, какой ее парень на самом деле подонок. Да любит ли она его вообще на самом деле? Или ей просто нравится эта идея, и неважно, кто в ней участвует? — Все в порядке, — качает головой, передернув плечами и спрятав руки в карманы. От лжи его выворачивает наизнанку, ей богу, блевать желчью — самое неприятное, что с ним случалось. — У вас же все уже в порядке, да? — Ну... да? Мы вроде как уладили все недопонимания. Говорят же, что третий год отношений — кризисный, правда? — нервно закусывает нижнюю губу, и он готов поклясться, будь у него чуть больше смелости, поцеловал бы ее. Злость закипает внутри, бьет через край фонтаном, и он готов устроить здесь пожар, революцию, лишь бы доказать ей, что она достойна лучшего, что она просто не уважает себя, раз позволяет так с собой обращаться. — Я так не думаю... — вдруг произносит он, и эти огромные и безумно красивые глаза смотрят на него испуганно, словно он узнал какую-то неразгаданную доселе тайну Вселенной. — Он ведь... тебя ни во что не ставит. Ты только посмотри на него, Т/и. Как он с тобой обращается. Разве этого ты хочешь? — Что ты такое говоришь, Сони? — почти неслышно шепчет она. Так она называет его только в переписке, и, кажется, это слишком неформально и лично, чтобы кричать о таком на всю улицу? Чертов Сухек отошел лишь на пару метров. Ах, если бы он только исчез. — Все правда хорошо, я... — Не ври себе, — продолжает настаивать, внезапно осмелев. — Ты ведь его даже не любишь. — Что? — она задыхается от возмущения и отчаяния. Он слишком хорошо ее знает, чтобы считать все эмоции, сменяющие одна другую. Он слишком хорошо ее знает, чтобы попасть в самое яблочко, подрезав ее лживые крылья, обнажив личину, которую так стремился поймать в собственный капкан чувств. Искренних и чистых, ведь он намного лучше, ведь он будет обращаться с ней намного правильнее. — Как ты... ты ничего не знаешь о нас. Не делай из себя спасителя. — Конечно, — фырчит он, досадливо качая головой. Как же он ненавидит все это. — Тебе плохо рядом с ним, и это очевидно. Сколько ты еще будешь бежать от правды, сколько еще тебе нужно бессонных ночей в поиске успокоения и понимания, чтобы осознать это? — Думаешь, ты лучше него? — о, безусловно, это ударяет по его гордости. Но Джисон стойко переживет это, как и много раз до этого. — Тебе нужен кто-то рядом, тебе не... — Мне нужна ты, Т/и. Ты это хотела услышать? Я хочу быть рядом с тобой. Я достоин этого больше, чем он. — Но он твой лучший друг, Сони... — Он — падший человек, не заслуживающий тебя. Поверь мне. — Эй, что тут происходит? — Чанбин возникает из ниоткуда как раз в тот момент, когда по нежной щеке прилетает звонкая пощечина от легкой маленькой ручки. Т/и сама себя не понимает, как и что на нее нашло, почему она вдруг отреагировала так. Джисон стоически выдерживает это унижение, поведя плечом в сторону. — Что уже случилось? Вы двое, эй! — Все в порядке, хен, — старается успокоить его Джисон. Как же жаль, что это не Сухек. Тот бы наверняка уже вспылил, и тогда Хан бы выместил всю злость на нем и его самодовольной роже. В любимых глазах напротив нездоровым блеском сверкают слезы, и Т/и едва сглатывает обиду, оставляя ее непроизнесенной. Это останется между ними. Надолго ли? — Я... пойду, — растерянно произносит она, прошмыгнув мгновенно между ними, оставляя Со в еще большем непонимании. Младший вряд ли ему что-то расскажет, остается лишь догадываться, что тут произошло. Ближе к ночи щека Джисона перестанет гореть. Он заглушит гложущие его мысли в алкоголе, утопит боль, надрывая голос балладами под расстроенную гитару, и все будут хвалить его за мелодичный голос и безусловный талант. Посреди ночи его разбудит писк уведомления. Уже знакомый номер попросит его спуститься вниз, потому что нужно поговорить. И он не сможет отказаться. Потому что он хочет быть на ее стороне. Он хочет быть рядом с ней.