Признаться и легко, и тяжело

      Ноннушка была влюблена. Алекс сказала бы, смеясь: — Это не новость! А Ноннушка не обиделась бы — знала, что у подруги чувства такта нет и не будет.       Ноннушка была влюблена в Антона Кораблева, с которым вместе ходила на зельеварение. Антон был высокий, такой высокий, что учителя при разговоре просили его сесть. На фоне своего класса он смотрелся второгодником среди первоклашек — самый высокий из них едва доставал Антону до плеча. Ноннушку он называл Анкой — то ли в честь Анки-пулеметчицы, то ли в честь девушки из «Трудно быть богом». Он странно шутил, но что такое странность в нашем мире? Тем более, что он ходил на зельеварение — хотел стать колдомедиком. Ноннушка понимала его шутки, называла его Дон Антониу, а смех ее был не фальшив.       Антон был влюблен. Ноннушка словно высечена ему под стать — была жилистая и высокая, с длинной, как она сама говорила, «Модильяниевской», шеей (она шутила: «В слове «длинношеее» три «е»). Она красива мягкой домашней красотой и отттого кажется ему красивей Аглаи, Ирены или Элы — у них красота другая, гордая и холодная. — Анка! — крикнул Антон, заметив знакомую спину, быстрым шагом удаляющуюся от него. Она обернулась. — Ну привет, дон, — улыбнулась Анна, удваивая «н». Он подошел к ней быстрым шагом, что было несложно при его высоком росте. — Мне надо с тобой поговорить, Анка, — сказал он. Она усмехнулась: — А ты поместишься в той нише? — Помещусь, — деланно-обиженно ответил Антон. — Тогда пойдем. Заглушки — под твою ответственность, — заявила Анна. — Да пожалуйста, — пожал он плечами. Он поставил заглушки и наконец сказал тихо: — Ты мне очень нравишься, Анка. Она мягко улыбнулась, отчего у него появилось странное чувство хрустальной хрупкости. — Ты мне тоже.