Откровенность

Признания в любви бывают разные, но почти всегда — до ужаса тяжёлые. Те, кто скованы положением, пленены собственной стеснительностью, встревожены взбаломошенностью полюбившегося им существа, и вовсе вынуждены признать поражение чуть ли не заведомо. Только тайком, в тени заточенных ножей, в укрытии из вездесущих призрачных душ и роя змей на голове, Дуза может позволить себе слабость и преступление. Сгорая от смущения, вспоминать, как пальцы бесстрашно пробирались через взбудораженные чешуйчатые сплетения к голове, грели лоб основанием ладони, горячим, как пролитая Аресом кровь. Прислужница цеплялась в памяти за улыбку и за гомерический искрящийся смех близкого-близкого друга. Тот редко унывал дольше, чем позволяла ему неуёмная бодрая натура. Вечно устраивал проделки, безобидные милости, шалости и не давал никому покоя. Она помнит, пожалуй, самый драгоценный подарок Принца — его собственный сборник странных, но забавных шуток для всех-всех близких и приближенных к нему. И как только в число богов и богинь, благородных мужей и дев попала она, простая прислуга? И почему же Аид, чей сын так прекрасен, всегда казался столь суровым к «балагурству»? Неужто боялся, что Принц уподобится эгоистичным и низменным личностям наподобие Посейдона и Диониса? Никогда в жизни! Только не он! В то время Загрей был совсем юн, из раза в раз спорил с Мегерой: мол, ещё успеет перерасти её в два раза, а то и в три. Стоило отметить, что это безрассудное обещание он так и не исполнил. Однако жизнь в нём продолжала бить ключом, и теперь, возмужав, он одним своим вездесущим присутствием разнёс по затхлому подземному воздуху свежий, пропитанный нектаром аромат буйной, быстро цветущей и столь же часто угасающей жизни. Вместе с тем Его Высочество с рождения пронзён флёром воистину бесконечной смерти на его пути, словно Танатос и поныне неотступной тенью двигается за обожаемым братом, не отставая ни на шаг. Сама кровь Принца претила понятию конца, и поэтому — Дуза готова поставить голову на отсечение, — ему присуща любовь к жизни, что выуживала из цикла вновь и вновь молодого бога или полубога. Настоящее чудо, если задумываться об этом почаще. И ей — о, простите, всевышние боги, за такой юмор — уже давно не дано найти потерянную голову среди мыслей о Загрее. Не позор ли это? Чутье и зрение подсказывали, что терялась при виде юного дарования не только она, но и весь дом, вплоть до Аида, хватающегося за волосы в своих нерадостных думах о смутьянстве родной крови. Не пора ли тогда Дузе высказаться на чистоту, дабы не затуманивать разум божественного сына? Дуза орудует пером куда хуже, чем метёлкой или тряпкой. Это не её работа, а значит не её навык. Никто не убирает дом правителя Подземного Царства с тем же профессионализмом, что и она; никто не пишет письмо с признанием столь же неумело и долго, сколь и она. Для неё Принц ближе к звёздам и благим вестям, чем к людям и монструозным головам. Когда Дуза взывает к Богам, она думает не о грозном Аиде, не о строгой Никте и уж точно не о пугающей Афине — вечная прислужница Дома верит в своего Бога, что появляется и исчезает всегда стремительно, подобно бликам огней на вытертых дочиста столешницах. Он есть постоянное движение, неуёмное биение сердца, беспрестанное дыхание во всю грудь. И Дуза подражает ему, хоть у неё нет ничего, кроме головы, следует его негласному, почти бессонному ритму жизни, в очередной раз срываясь в работу и временами прислушиваясь к плеску багряных, дурно пахнущих вод. «Мой дорогой друг», — она долго думала, как лучше обратиться к Загрею. По имени? Слишком лично, словно смотришь в такие разные глаза — алеешь в то же мгновение. Назвать принцем, как это происходит в обществе других жителей дома? Излишне официально для признания; она не планирует мелькать перед бдительными очами богини ночи с письмом, опасаясь излишнего внимания той, что воспитала Загрея как собственного сына. Я не думала, что буду писать Вам письма. Это странно и немного неправильно. Не могу сказать всё прямо, поэтому попробую написать. Я очень благодарна, что Вы всегда поддерживаете меня, приходите повидаться со мной и даже приносите ценные подарки, достойные богов, а не прислуги. Спасибо Вам. Я почти уверена, что я Вас… уважаю, то есть, признаю, то есть… чувствую с Вами близость, которую ни с кем другим не ощущала. И вместе с тем Вы такой… далёкий, словно светило с небес. Таким и должен быть Принц Подземного Царства, верно? Не обижайтесь, пожалуйста, и не думайте, что я сбегала каждый раз от Вас по этой причине. Она пристыжена своими же мыслями, сходит с ума от собственной некомпетентности и влюбчивости. Её цель — взрастить в себе дух, подобный силе Мегеры, пускай и в роли горничной. Она не хочет связывать себя узами, уходить в тень Загрея, чья слава давно взобралась сбитыми мозолистыми стопами на самый Олимп. Маленькая голова и змеи, знающие каждую её амбицию, каждое желание, каждое усилие — вот и всё, что ей нужно. Дуза не будет пользоваться бесконечной добротой Принца. Я Вас люблю, но… давайте не будем больны друг другом? Ни я, ни Вы. Будьте свободным, вольным ветром, Вам ни к чему такие оковы. Я буду ждать всегда Вас дома и окажу любую поддержку, верну каждую амброзию и нектар, если Вы пожелаете, только возвращайтесь сами и не забывайте о вашей маленькой, бесконечно преданной подруге. Дуза вздыхает, последний раз утопая в жадных фантазиях, где у неё есть и тело, и высокий статус, а её фотография висит в рамочке на стене комнаты отдыха. Там, в её иллюзиях, не нужно заикаться, безостановочно носиться по каждому закоулку, не оставляя и шанса грязи и пыли ради крупиц похвалы. Там, в её мечтах, она равна богам хотя бы в красоте, а лучше — в силе и хитрости, чтобы больше никто не тронул, не сделал больно. Вот бы все её старания стали в одно мгновение всем, что она тайно желает каждую ночь и что выбрасывает из дурной головы каждое утро. Возможно, тогда бы она решилась дать столь могущественной личности подступить к себе и окружить заботой? Стала бы равной наследнику Аида? Едва ли такому суждено случится. Она просто маленький монстр, а Загрей… Загрей добрый, милый (со своими уж точно!), сильный и надёжный. Станет ли он иным через сто лет, триста, тысячу? Нет! Конечно, нет! Принц постоянно растёт над собой, и хоть кровавый шлейф силы впивается в ноздри всё глубже, забирается на подкорки остротой кривого ножа и зеркальной чистотой медного щита, Дуза будет вечность помнить, как он защитил её от решения властной Никты, избавил от неверия в собственную значимость. Если герои Олимпа убивают монстров и оттого усыпаны лаврами славы, то здесь, в этой забытой всеми богами, кроме Аида, земле её герой — Герой с большой буквы, — Загрей — в этом нет и капли сомнений. В Подземном Царстве не так скучно, если есть друг на все времена, в чьих жилах бьёт сама Жизнь. И это Вы. Если вдруг Вам нужна моя помощь, я приду в любой уголок Ада или на край света.

Простите мне мою откровенность.

Ваша Дуза.