Ночью

Огонек оплывающей свечи дрожал на сквозняке. Причудливый танец теней на каменной стене создавал странные образы, изменяющиеся каждое мгновение. Толстая темно-коричневая свеча могла гореть более пяти часов, и уже немного ее оставалось в подсвечнике. Значит, уже середина ночи и вот-вот монахини пойдут к полунощнице. Которую ночь сидит за массивным деревянным столом красивая женщина с ясными глазами и наливающимися синяками под ними. Она должна успеть записать то, что знает, что видит, что к ней приходит помимо ее воли, но волею Господней. А еще то, что наработала она за многие годы, исцеляя страждущих. Пройдет время, рано или поздно Господь заберет ее к себе, и нельзя, чтобы мир покинули знания, полученные по Его воле. Затупившееся перо скрипит по шершавой бумаге, царапает неровную ее поверхность, выводя букву за буквой, слово за словом, строку за строкой. Привозят эту бумагу из Франции – впрочем, не только бумагу. Разная она: тонкая и гладкая для итоговых записей, и вот такая, темноватая, с шершавинкой – для черновых. Здесь нет ярких миниатюр, и вряд ли они появятся, только рисунки от руки все тем же пером – то, что приходит к Хильдегард во снах и во время бодрствования. Видения, полные внутренней силы и огня, страсти и горя, наполненные жизнью и боязнью ее потерять, предупреждениями современникам и потомкам. Иногда она не знает, что означает сие чудо лично для нее. Но за три десятилетия смирилась, привыкла, и даже печалилась, если долго не получала послания небес. Ибо ничем иным сии видения, как посланием вышних сил быть не могут. У монахини, настоятельницы не может быть иного. Впрочем, ни у кого не возникало сомнений в правильности ее видений или высказываний. В свое время это отношение весьма помогло добиться постройки монастыря, а дело было непростым и нелегким. Да, во славу Божию многие могут поступиться куском земли, но деньги, которых не хватает светским властителям, не появляются из ниоткуда. Но она смогла, с Божией помощью и поддержкой, с верой и надеждой. И вот из малого скита вырос большой женский монастырь, коим она и руководит. Дни отданы служению, помощи, советам, хозяйствованию. А ночи… Ночи занимает иной труд. Скрипит перо. Откладывает Хильдегард одно за другим на очинку, достает следующее из стаканчика. Это не первый ее труд и, как она хочет верить, не последний. Много сил и времени отдано на запись того, что она узнала и увидела о теле человеческом, о том, как его поддерживать или не допускать нарушения жизненных циклов. Люди смотрят и не видят, речь не только о высоком, но даже самом простом и обыкновенном. Чтобы открыть глаза на данное Господом для излечения и поддержания бренного тела, она и начала свои записи. Сколько уже испробовала рецептов, часть из которых оказалась совсем никчемной, а часть весьма заслуживающей внимания. Хильдегард закашлялась и отпила из кубка отвар сушеных яблочных очисток. Мякоть шла на варенье и цукаты: вкусно, долго хранится, удобно в поездках. А ездит она по округе много и часто, встречается с людьми, утешает и лечит умениями и силами, данными Всевышним не для праздного знания. Опять же, есть травы да фрукты с ягодами, которые не грех собственноручно собрать. Здоровье не позволяет лазить по деревьям – для этого есть более молодые, но иногда хочется самой приложить руку. Выводит перо ровные строки, которые позже будут переписаны набело, а пока слово за словом появляется очередной полезный совет. «Если в своем саду ты вырастишь кизил и постоянно будешь его есть, твои внутренности всегда будут в порядке». Есть же кизил нужно целиком, с косточками, они очистят кишечник. И не надо бояться, что станет хуже. Конечно, все это при условии, что это не обеды по пять раз в день с хлебом и мясом. Тут никакой кизил не поможет, если не ведрами его есть только. Хильдегард откинулась на высокую спинку деревянного кресла, вспомнив, как едва ли не с пеной у рта лекарь одного из недалеко живущих владетельных господ, доказывал, что она своим лечением не принесет ничего, кроме вреда. Пришлось призвать на помощь слово Божие и силу воли, доказав не верящему правильность своих действий. Она знала, точно знала, что делала. Все оказалось очень просто на самом деле. Тертая морковь с оливковым маслом в течение двух недель, а затем обычная капуста и кизил. Многие советуют еще свеклу и сливу. Но слива свежая или напитком вызывает бурление в животе, что может усилить боль в случае присутствия той. Так что слива не всегда пригодна к использованию. По причине начала весны кизил был только сушеный, слуги размачивали его в воде и давали своему господину строго в указанных Хильдегард количествах. И в итоге все наладилось. Мучили барона самые обычные глисты, наличие коих она заподозрила, посмотрев, что тот рук не моет, впрочем, это было как раз нормально, но из тарелки собаки едят. А известно, что место зверью в трапезной не за столом, а под ним. В крайнем случае, рядом. Вот и пришлось изгонять внутренних червей из кишечника старым проверенным способом, закрепляя затем полученный результат. Самым удивительным было продолжение истории. Барон, воспрявший духом, поправив свое здоровье и получив на прощание несколько дополнительных советов, слегка похудел, посвежел да решил жениться. Месяца два назад была она на крестинах маленького наследника, розовощекого и громко орущего младенца. Пока рука отдыхала от длительного письма, настоятельница, предупреждая новый приступ кашля, подкрепилась сваренными в меду абрикосами с чищеными косточками. Хорошее средство и, главное, тоже всегда под рукой, не надо время терять даже на приготовление отвара. Это она хорошо прочувствовала во время строительства нового монастыря. Да, хрупкое здоровье – не самая удачная вещь в жизни, особенно когда часто приходится бывать вне помещений в любое время года. И под ливни попадала, и на ветру не один час находиться приходилось. Впрочем, дело того стоило. Хильдегард вспоминала. Картины происходящего проплывали перед глазами. Хоть ее довольно часто посещали видения, и она была благословлена Его Святейшеством на их запись, четко делила она мир видений и мир реальности. Сейчас было время второго, пусть даже в воспоминаниях. В год 1147 от Рождества Христова она получила разрешение на основание нового монастыря, в стенах которого сейчас жила уже несколько лет, но тогда до заселения в него оставалось еще долгих пять лет. За это время она изучила каждую кочку, каждый камень, каждый куст вокруг, постоянно проверяя, как идет строительство. Сколько изъезжено было в то лето, кто бы только знал! Иногда казалось, что здоровья не хватает, и только силою святой молитвы и даров природы держится душа в слабом теле. Но постепенно, за месяцами неустанных трудов и глубокого удовлетворения происходящим, за что она не переставала благодарить Господа, и небольшой холм на берегу изменил свои очертания – поднимались стены, огораживалась территория. Сейчас вспоминать, чего строительство стоило ей лично, не хотелось. Всегда хрупкая здоровьем, она лежала сутками после длительных разъездов. Лежала, надиктовывая распоряжения, контролируя через помощников и сестер исполнение порученного. Лишения стоили того. Возможно, получилось не самое красивое здание, но вполне симпатичное. Да и сейчас бывают дни, когда трудно встать и через силу она заставляет себя подниматься и выходить из кельи. Укрепляющие отвары из лечебных трав, перетертые фрукты, мед – поддерживать здоровье порой непросто. Хильдегард вздохнула и снова взяла в реки перо. Пока есть время, пока силы не отказывают, нужно записать все, что знает и помнит. Пока горит ее звезда, пока не закатилась она с небосклона, Хильдегард будет писать. Заскрипело перо по бумаге, оставляя ровные чернильные строчки, качнулся огонек свечи, словно подтверждая крепкое намерение оставить, не унести знания с собой. Скоро закончится ночь, и придут новые, дневные заботы. А завтра – снова наступит новая.