Разбитая надежда о принятии и любви

Уже прошедший вечер объединил все накопившиеся за столь длительное время тревоги и страхи, превзойдя ожидания и вновь разбив надежду мысли о принятии в своей же семье. Наступившая ночь кошмарила далеко не чудовищами, какими в далёком детстве пугала старшая сестра, а осознанием, что один из самых близких людей, родитель, более не видит в тебе родного и не желал бы даже единой встречи в будущем. Слыша слова о высоких моралях, которым воспитывал отец сына, а последний, сволочь и мразь, никогда им не следовал, а потому и вырос не пойми кем, Данис надевает обувь, глядя куда-то мимо своих ног, порога до боли знакомой квартиры и комода, помогающим в этом на данный момент совсем нелёгком деле - стоянии на двух ногах. С большим трудом находя в себе силы, парень выпрямляется и, сжимая ручку двери, окидывает взглядом стоящую рядом бедную женщину, приходящуюся ему мамой. В её глазах читается настоящий ужас от произошедшего и неверие в то, что случившийся конфликт действительно есть явь, и материнское сердце сковывает сожаление, когда по щеке родного для неё сына скатывается слеза. “Я прогуляюсь”, - говорит он, неожиданно, осипшим голосом и покидает полную беспокойств квартиру. Совсем не помня себя, Агидель, уже сомневающийся, вправе ли он носить фамилию отца, неспешным шагом спускался с этажа, игнорируя наличие лифта. Холод, окутывающий его на улице, отрезвляет и кажется более близким, нежели тот, что был виден в глазах, слышался в словах и выражался в действиях родителя. Впереди Даниса знакомая улица и несколько фонарей, одни из которых изживали свои последние рабочие часы, освещая детскую площадку, другие - уже давно завершили их и, кажется, уже никогда не будут поменяны. Глядя на своё окружение, парень старается не вспоминать дни, проведённые в этих местах, и надеется, что улица впредь ничем не отличится от сотен других и вылетит из памяти в скором времени, как и этот город, как и люди, ранее окружающие его. Воспоминания отягощали, душили, игрались и без того с уставшей, нервной и пропитой душой. Мысль о том, что ему придётся вновь вернуться на малую родину, терзала и беспокоила Даниса не один год, и вот, набравшись сил и малой уверенностью в себе, он снова предстал перед своими тревогами. Только ради чего? Ради того, чтобы отпустить, забыть, оставить где-то в далёком прошлом и наконец обрести желанный покой, но, всего этого, очевидно, не случится уже никогда. Осознание этого окатывает словно ледяной водой, и он прерывисто выдыхает, чувствуя, как начинают неметь его конечности. Столь тяжёлые мысли настолько забивают голову Агиделя, что он вовсе не замечает, как позади него открывается тяжёлая подъездная дверь. Из отягощённого раздумьями, горькими и столь болезненными для сердца, состояния Даниса выводят лишь руки, обхватившие его со спины. Они дрожат, дрожат и прижимают парня ближе к материнскому сердцу – беспокойному оплоту всей его жизни, перебитому и уже, кажется, угосающему. Данис оборачивается, конечно, узнав всхлипы своей мамы. Он обнимает её в ответ, чувствуя, как и его грудная клетка разрывается от терзаний жизненно важного органа. Ему невыносимо слушать плачь самого близкого человека, невозможно отпустить и забыть. Просто невозможно. Заботливые и уже морщинистые руки мамы плавно ложатся на щёки парня. Женщина заглядывает в глаза родному сыну, что блестят от скопившихся в уголках слезинок. – Дани-ис, – заикается она, – родной мой сыночек.. И у парня сердце грозится сжаться, остановиться и более никогда вновь не забиться. Слова ранят, прошибают на дрожь во всём теле. По щекам вновь начинают течь слёзы, однако мама их стирает аккуратными и плавными движениями рук. – Не плачь, мой хороший.. Не плачь, прошу. Иду на грех я, говоря тебе такие слова, но, молю, не слушай отца. Не слушай! – наставляет она. – Любить тебя и ждать в этом доме будут всегда. Камалия всё беспокоится о тебе, Юра мечтает о встрече.. Я во-овсе жить не могу без тебя, – женщина вновь заикается и прижимается к груди сына, – Данис, прошу.. Парню с трудом даются слова. Он вспоминает, как укрывался от своей горечи и настигших проблем в объятиях этой женщины. Как ей плакался, как молился у неё на груди, как засыпал с содроганиями во всём теле, будучи обогретым крепкими объятиями. Данису и сейчас хотелось превратиться в того мальчика, которого только начинали задевать до глубины души слова отца, но эгоистично завалить маму своими проблемами, оставив один на один с её, Данис просто не мог себе позволить. Он обнял её покрепче, поправил платочек, подаренный его возлюбленной ещё несколько лет назад, натянув его повыше, и тихо-тихо пролепетал, дав обещание забыть. По крайней мере, постараться.