Его прекрасный лебедь

      Чёрный зеркальный пол скрипел под сапогами, Ротбарт шёл стремительно, оставляя после себя гулкое эхо шагов. И лишь у двери он остановился, не решаясь взяться за золотую в витых узорах ручку. Когда всё перестало быть игрой? В какой из вечеров, входя в светлый покой Одетты, он ощутил не досаду, а радость? Лёгкое щекотание счастья, забытое тех пор, как навеки уснула мать Одиллии. Да и сходство Одетты и его покойной жены с каждым днём становилось заметнее. Когда он её похитил, принцессе едва исполнилось пятнадцать лет. Тонкая девчонка слишком хрупкая для своей необычайной красоты. Его дочь Одиллия с гордостью носила свою красоту, но и характер её прелести был другой, огненный, необузданный, со зловещим привкусом колдовства. Одетта же выглядела белой лилией, слишком чистой и, что самое печальное слишком слабой для этого мира.       Ротбарт взялся за ручку, принцесса не удивилась его приходу, она даже не подняла на него взгляд. По бледному лицу была разлита усталость, тёмные тени залегли под синими глазами. Она полусидела, полулежала в глубоком кресле, одетая в белое платье с золотым под цвет волос поясом. Ротбарт щелчком пальцев зажёг больше свечей и заставил огонь в камине яростней пылать. Одетта слишком устала, чтобы сопротивляться.       — Сегодня было холодно, — произнесла она безразличным тоном, как будто говорила о чём-то совершенно несущественном. — В холодной воде тяжелее плавать, приходилось разбивать лёд ударами крыльев. Забавно, — девушка прикрыла усталые глаза, — это было похоже на битьё стёкол… ледяные осколки в холодной воде… — со вздохом закончила она.       — Моя дорогая, — с притворным участием произнёс Ротбарт, он сел в соседнее кресло и поправил прядь огненно-рыжих волос упавшую на серые глаза. — Ты же знаешь, что твоё согласие избавит тебя от мук. Всего и требуется такая малость, что согласиться стать моей, — он говорил это всё вкрадчивым, обманчиво-ласковым голосом.       Лисьи речи! Одетта подняла отяжелевшие веки и, не меняя позы, посмотрела на своего врага. По чародею нельзя было сказать молод он или стар, всё зависело от освещения и чувств, которые колдун испытывал. В иную минуту Ротбарт казался юным рыцарем, молодым львом с огненной гривой. Но стоило ему разозлиться, как черты лица заострялись, нос приобретал зловещие очертания клюва, а в длинных волосах виднелись белые нити. Он был переменчив как огонь, который не грел. Принцесса вздохнула. Она радовалась, что Ротбарт не мог посягнуть на неё, ограждаемый от принцессы своим же собственным колдовством. По условиям заклятья Одетта добровольно должна была дать согласие на брак. Поэтому она не боялась колдуна.       — И я в очередной раз говорю, что жду Зигфрида, — промолвила принцесса и вновь прикрыла глаза.       — Зигфрида?! Этого мальчишку? — насмешливо спросил Ротбарт. — Он любит в тебе лишь красоту, ему не важно, какая ты и что ты пережила. Лишь прекрасной оболочкой хотел бы владеть этот юнец!       Одетта улыбнулась, очередные отравленные речи.       — А ты сам? Много ли ты обо мне знаешь? И, — тут она открыла глаза и грациозно села прямее, девушка слегка изогнулась, позволив белой груди отчётливее проступить над полоской корсажа, — ты хочешь сказать, что не желаешь меня?       Чародей заглотил наживку, он впился в красавицу жадным взором и, чтобы скрыть замешательство поднялся из кресла. Ротбарт отвернулся от принцессы, взгляд его устремился на пламя.       — Откуда ты набралась таких вульгарных замашек? — спросил он, повернув к ней голову.       Одетта усмехнулась.       — На озеро приходят люди, самые разные, мужчины, женщины… они любуются лебедями и потом занимаются любовью, — Одетта вновь откинулась на кресло. — Я не могу не слышать их, подруги поднимают шум, хлопая крыльями по воде, но я всё равно слышу.       Ротбарт повернулся к огню, он знал как невыносимо целомудренной Одетте слышать чужие сладострастные стоны. Колдун почувствовал волну отвращения, которая исходила от Одетты. Тем лучше, может быть, это заставит её быть сговорчивее. В этот вечер он ушёл раньше, чтобы Одетта спокойно легла спать, а на рассвете вышел к озеру и ударил по берегу посохом, отныне это место станет невидимым для остального мира. Затем Ротбарт дунул на заледеневшую гладь озера и лёд исчез. Когда девушки-лебеди вошли в воду, они были приятно удивлены тем, что та напоминала парное молоко.       

***

      Ночью Одетта уже не выглядела такой усталой, она нашла в себе силы сидеть с ровной спиной и скромно потупив взгляд. Сегодня Ротбарт не спрашивал её согласия, по волшебству на столике появились горячее пряное вино и вафли. После короткого сомнения Одетта согласилась пригубить из своего кубка, тогда чародей принялся рассказывать ей, как он был странствующим рыцарем и встретил прекрасную деву-колдунью.       — То была дочь самой Мелюзины, она стала матерью Одиллии, — он умолчал о том, как принцесса похожа на его покойную жену.       С Одетты было достаточно, что Ротбарт не докучал ей предложением стать его второй женой. Она немного развеселилась и когда он наколдовал лютню, даже согласилась спеть одну балладу. Печальная мелодия наполнила душу тоской, колдун сделал вид, что колдует над пламенем в камине, лишь бы не дать девушке заметить, слёзы, что навернулись на его глаза. Он ушёл вскоре после того, как Одетта закончила петь. Принцесса уснула в хорошем настроении, песней она воскресила в сердце образ Зигфрида, которого не переставала ждать.       

***

      Ротбарт приходил каждую ночь, теперь он редко спрашивал у неё согласна ли она стать его женой. Вместо этого они пели, у него оказался приятный голос, очень подходящий для рыцарских баллад. Одетту беспокоило, что Зигфрид никак не находит дорогу к заколдованному озеру и она подозревала, что здесь не обошлось без вмешательства чародея. Она не упрекала его, только каждую ночь засыпала в слезах. В одну из ночей, когда Одетта выглядела особенно мечтательной, Ротбарт повторил свой вопрос:       — Ты станешь моей?       Принцесса с удивлением посмотрела на него, она-то думала, что колдун смирился с отказом.       — Нет, я люблю Зигфрида, — произнесла она твёрдо и отложила в сторону лютню, предстоял непростой разговор.       Ротбарт метнул пригоршню заклинаний в огонь, и тот взревев окрасился в синий цвет. В этом холодном с виду пламени Одетта, вскрикнув, увидела Зигфрида, он находился в компании друзей и чему-то смеялся. Девушка потянулась руками к пламени, но чародей схватил её за плечо. Видение исчезло, а огонь вновь пылал оранжевым цветом.       — О, зачем ты меня мучаешь? — она обернулась к колдуну. — Или убей меня, или отпусти, но только не надо меня мучить.       — Принц готовится к балу, — саркастически скривил губы Ротбарт. — Ты видишь, что он весел и счастлив даже без тебя, на балу же он встретит твоё подобие и не узнает подмены.       — О чём это ты? — её голубые глаза с тревогой смотрели на чародея.       Ротбарт усмехнулся.       — Завтра Одиллия примет твой облик, благо ей требуется лишь переменить цвет волос и глаз, настолько вы похожи, — он коснулся щеки принцессы, и та с отвращением отпрянула от него, колдун сжал руку в кулак. — Так вот, Одиллия отправится во дворец, где твой Зигфрид прилюдно поклянётся ей в вечной любви. Он не узнает подмены, — голос Ротбарта окреп и полностью заполнил пространство. — Ты тоже там будешь, моя прелесть! Только невидимая! И ты убедишься, чего стоит любовь легкомысленного мальчишки, а потом… — он замолчал и посмотрел на неё.       Одетта уже стряхнула с себя испуг.       — Он узнает меня, а если нет, то не беда, я умру, но это станет желанным освобождением! — её голос звучал твёрдо, глаза сияли как две синие звезды.       Ротбарт покачал головой и с сожалением посмотрел на красавицу.       — Ты умрёшь, — произнёс он утвердительно, после чего вышел из её покоев.       Едва дверь за ним закрылась, как Одетта подбежала к кровати и упала ничком на неё. Она верила в Зигфрида и их любовь, а смерть, если так подумать не самое страшное, что могло с ней произойти.       

***

      Принц грустил, изредка он улыбался отцу и друзьям, накануне ему удалось немного забыться в приятной компании, но ночью ему снилась Одетта. Девушка молила не забывать её, и принц пробудился в слезах. Какое-то тяжёлое чувство возникло в груди. Зигфрид подумал, что следовало возобновить поиски Одетты, он должен был найти её. Между тем бал был в самом разгаре, начались танцы и ему приходилось всячески избегать призывных взглядов юных прелестниц. Нет, ни одна не могла сравниться с Одеттой. Внезапно музыка стихла, и привратник громко ударил жезлом по полу.       — Её высочество принцесса Одетта! — прокричал он, надрывая горло.       Зигфрид ушам поверить не мог, но вот в залу вошла прелестная дева в шуршащем шелковом платье, такого густого чёрного цвета, как неразбавленные чернила. Это была она! Мгновенное узнавание захлестнуло принца радостью, в воцарившейся тишине он кинулся навстречу Одетте. Та мило улыбнулась ему и принц покрыл её ручки горячими поцелуями.       — Мне удалось сбежать, — сказала она мелодичным голосом, и Зигфрид прижал её нежную руку к щеке.       Придворные расступились перед этой великолепной парой. Принц подвёл свою возлюбленную к отцу-королю. Здесь же у подножия трона он опустился на одно колено и, не отпуская руки Одетты, произнёс клятву вечной любви.       Настоящая Одетта, скрытая от всех пеленой колдовства, упала на руки Ротбарту.       — Я клянусь, что всегда любил и буду любить лишь тебя одну! — громко и отчётливо говорил принц, лжепринцесса с улыбкой слушала эту клятву.       Ротбарт посчитал, что с него довольно он взмахнул рукой и они с настоящей принцессой перенеслись в заколдованный замок. Колдун уложил ослабевшую красавицу на кровать и склонился над ней. По лицу Одетты разлилась смертельная бледность, но магия чёрными тонкими змейками извивалась под белой кожей. Он видел, как тонкий паутинообразный узор ползёт к висками и по груди. Дыхание девушки слабело, глаза закатились, она умирала. И тут внезапно, Ротбарт ощутил нечто полузабытое, нестерпимую боль в сердце, грядущую потерю от которой хотелось выть и сдирать с себя кожу! Неужели он позволит ей умереть? Одетта слабо захрипела, она задыхалась, у Ротбарта затряслись руки. Нет! Властный импульс той силы, что сильнее любой магии, отлетел от его руки и проник в белую грудь Одетты.       — Я люблю тебя, — признался наконец Ротбарт и исцеляющая магия его любви, начала бороться с чёрной паутиной.       Одетта задрожала, но уже в следующее мгновение распахнула глаза и сделала глубокий вдох полной грудью. Чернота на её коже пропадала на глазах, девушка посмотрела на согбенного Ротбарта, вот теперь он казался почти стариком. Девушка села на кровати, увидев это чародей отошёл от неё.       — Ты свободна, — сказал он глухим голосом. — Можешь идти, твои подруги тоже станут людьми, забирай их и уходите. Твоя мать тебя ждёт.       Одетта спустила ноги с кровати, она ощущала невероятную лёгкость, даже боль от предательства Зигфрида как будто стала тише.       — Почему я жива? — Одетта видела, как окаменела его спина. — Ты смог снять чары? Но ведь только истинная любовь… — тут она осеклась и прикрыла ладонью рот. — Не может быть.       Ротбарт расправил плечи и повернулся к ней, теперь он не казался стариком, но и как юноша не выглядел. Ярко-рыжие волосы в беспорядке были рассыпаны по плечам.       — Уходи, — сказал он с такой мукой, что сердце Одетты дрогнуло.       Она осторожно приблизилась к нему, вспомнились все те вечера, что они проводили вместе, поэзия, музыка, разговоры. Теперь принцесса видела перед собой не грозного колдуна, и не жестокого человека. Ротбарт, казалось, вновь стал тем странствующим рыцарем, который когда-то по весне встретил на опушке леса деву дивной красоты. Только теперь это была Одетта, ведь именно на неё он смотрел с грустью и любовью. И вспомнился Зигфрид, который клялся в вечной любви другой и даже не догадывался об этом, не подсказало сердце, не дрогнула рука, которой он держал ладонь самозванки. Может быть, и прав был Ротбарт, когда говорил, что принц был влюблён лишь в её красоту. А на деле не смог отличить подделки от оригинала.       — Я уйду, — произнесла она, после чего подойдя ближе, взяла колдуна за руки. — Но ты должен приходить ко мне, я полюбила наши разговоры. И как знать… быть может, полюблю и тебя.       Он поцеловал чистый белый лоб, и Одетта ушла, оставив после себя слабую надежду на лучшее.