(Не) банальная История Любви. His Sleeping Curse

      На Рваном берегу тихо. Только ветер шевелит раскаленный песок и от сияющих песчинок режет глаза. Хоук ненавидит это место. Ненавидит свою жизнь. И мужчину рядом с собой она ненавидит тоже.       Но жизнь иногда играет не в те карты, которые ты бы хотел. И ты остаешься в дураках. Он ей нужен. И она – нужна ему тоже. И поэтому она здесь.       – Может быть, мы хоть в тень укроемся? – низким голосом спрашивает Изабелла. – Если ждать придется целый день, мы просто спечемся здесь.       – Ну, ты можешь раздеться,– бурчит Фенрис. Как обычно недовольный. Как обычно весь смесь презрения и гнева. – Если конечно тебе еще есть что снимать.       Изабелла цедит ему издевательскую улыбку в ответ, и, не дожидаясь разрешения от Хоук, идет в заросли кустарника. Фенрис меряет Хоук оценивающим взглядом, от которого у той даже мурашки идут, и отправляется следом за Изабеллой.       – Ну, отлично, твоих работорговцев только я хочу поймать,– и садится на дорожную сумку прямо тут на солнцепеке. Отсюда вид гораздо лучше. Она увидит их первая. Пока эти двое будут прохлаждаться в тени.       Жара невыносимая, у такой жары даже вкус есть. Как присохший язык к небу, привкус крови на губах. Хоук делает очередной глоток воды, но лучше не становится.       К ней подходит Фенрис.       – Лучше тебе укрыться в тени с нами. Я знаю Адриану, она не станет ходить в такую жару. Дождутся вечера. И нам следует. А если ты просидишь здесь еще хоть минуту, у тебя будет удар, и ты ничем не поможешь.       – Что это я слышу? Забота?       – Расчет, Хоук. Если ты не поможешь мне – я не справлюсь.       – От Изабеллы мало толку?       – Она не маг. А даже я понимаю, что идти на магов с пустыми руками, вооружившись только своим оголенным где не надо телом – бессмысленное самоубийство. Мне нужен маг. Мне ты нужна. И это был уговор, если ты забыла. Потому что и я тебе нужен.       – Ну, я тебе нужна больше,– она непринужденно пьет воду. – Я ведь маг.       – И так можешь?       Он резко падает на колени, и прежде чем она успеет что-то сказать или сделать, или даже просто отшатнуться от него, лириум в его венах вспыхивает желтым светом, что режет глаза не чуть не слабее солнца, и вонзает руку прямо в ее тело. Она чувствует, как он сжимает ее сердце. Еще не больно. Только неприятно. Ужасно неприятно. Словно заползший в ухо таракан – выньте его немедленно!       Он смотрит ей прямо в глаза. И от этого взгляда становится безумно страшно. Только от взгляда. И она словно забывает, что его рука в ее груди, и он в любой миг может раскрошить ее сердце и остановить ее жизнь.       Его взгляд непреложный, безумный, притягательный и… Хоук старается не заканчивать эту мысль. Ей не нравится, куда она идет.       – Так иди… и делай так… – она отпихивает его от себя и почти удивленно смотрит на свою грудь, где даже на одежде не осталось следа от его руки. Она знала, что он так может. И все убитые им умирают от разрыва сердца, а на теле иной раз ни отметины – если он не стремится это сердце из груди вынуть. У него тоже есть магия, хотя и узко направленная. Лириумная дрянь.       – … делай так своей Адриане. Или что? Она не подпустит тебя настолько близко?       – Я просто прошу тебя уйти в тень. Это так сложно?       Хоук сдается и идет к ним. Хорошее место. Несколько раскидистых деревьев, высокий кустарник. Изабелла отогнула несколько веток и отсюда замечательно видно дорогу, по которой предположительно пойдут работорговцы.       – Отсюда видно пещеру,– сообщает она Хоук. – На твоем солнцепеке видно было пещеру?       – Может я оставалась там, чтобы вас не видеть? – Хоук оставляет слежку им, а сама ложится на траву, подложив под голову руку. Солнце из-за веток светит прямо ей в глаза, и она набрасывает поверх лица платок из сумки. Он слишком плотный и ей почти нечем дышать. Но убирать его с лица, у нее нет никаких сил. Она проваливается в дрему. Как внезапно слышит свое имя.       – Да спит она. Вот смотри – Хоук! Хоук! Пора! Работорговцы! – громким шепотом.       И если бы она не услышала первую реплику, она бы тот час вскочила на ноги, но она ее слышала. И не двигается, старается даже дышать так же редко и спокойно.       – Видишь. Спит. Она не спала прошлую ночь в погоне за тем убийцей, так что…       – Что тебе надо Изабелла?       – Мне ничего – а тебе? Я ведь вижу, как ты на нее смотришь. Как прибитый щеночек, потерявший своего хозяина. Твой хозяин тоже был магом… это что – возбуждает?       – Заткнись! Из-за магии у меня ничего нет. И я ничего не помню. Будь моя воля, я истребил бы ее под корень. Выкорчевал, как сорняк. Собрал бы в кучу побольше, и запалил. Стоял бы и смотрел, как эта чума покидает мир. Как он очистится, как больше ничего не будет…       – Эта чума и в твоих венах, забыл?       – Для этого мне и нужна Адриана, а потом и Данариус. Я заставлю его все исправить. Вынуть этот лириум. Освободить меня.       – Ты думаешь, он сможет?       – Ты видела, как она на них смотрела?! На этих отступников! На вашего разлюбезного Андерса! Он проклял себя Справедливостью. А она сочувствует ему, жалеет! Она ничем не лучше! Не лучше Мерриль, которая все свои руки изрезала! А ради чего?! Еще немного и она сама отдастся демону!       – Ты преувеличиваешь. Хоук не такая. Она используют магию только во благо.       – Я преуменьшаю, Изабелла! И если бы… если бы я боролся не с магами, я бы не сомневался, когда моя рука оказалась в ее грудной клетке. Я бы вырвал ее сердце.       – Мне сдается, ты совсем не сердце ее вырвать хочешь.       – Еще одно слово, Изабелла! И я клянусь, я не остановлюсь, когда в моей руке будет твое сердце.       – Да, пожалуйста. Ты думаешь, твоя жизнь дрянь?! Да все так живут! Выживают, как могут. И она тоже. Она что просила магию, умоляла Андрасте ей дать могущество и силу? Нет! И она не пользуется ей, как твой Данариус. Она не режет руки, как Мерриль. Она – другая.       – Ненавижу! Ненавижу!       – О, – изрекает Изабелла глубокомысленно. И от греха подальше отворачивается и пристально смотрит на дорогу. – Мне кажется, это они…        **       – Вы все еще настаиваете, что раскрыли заданную тему до конца? – Северус Снейп пристально смотрит в глаза девушке. Она стойко выдерживает его взгляд. – Напомните, какая была тема?       – Любовь и ненависть.       – Ненависть я увидел, но где любовь?       – Подтекст. Изабелла его видит. А вы нет? Напряжение между ними. Его желание не просто сердце ей вынуть из груди, а всю ее подчинить себе.       – Но здесь об этом не сказано ни слова! Я не нанимался читать ваши мысли. Очень плохо. Это сочинение и тройки не заслуживает.       – Послушайте, вы придираетесь. Он ведь проявляет о ней заботу – просит уйти в тень. Профессор, давайте я допишу несколько строк прямо сейчас. И они все расставят на свои места.       – Это ничего не изменит. Но…       Если бы это были зелья, и если бы Северус Снейп находился не в собственном сне, где у него был солнечный характер, он бы не согласился. Но перед ним была голубоглазая девушка, и он готов был сделать что угодно, чтобы задержаться с ней подольше.       – Попробуйте. Убедите меня. **       Работорговцы явились только к вечеру, как Фенрис и предполагал. Но с ними не было Адрианы, и все это имело мало смысла. Да, он перебил с десяток этой падали, но это все не то. Ему нужна была Адриана, чтобы добраться до Донариуса. И значит, ему было не сбежать общества Хоук. Год, два… сколько еще потребуется, чтобы дождаться подходящего случая? Киркволл – паршивый город, и работорговцам здесь всегда есть чем поживиться, а значит, всегда есть вероятность, что Данариус пожалует сюда снова.       И тогда он будет готов.       Конечно, перспектива была не радужная. Перспектива означала остаться рядом с Хоук еще на неопределенный срок. А он и так уже слишком долго был в ее обществе.       Настолько долго, что он с отвращением замечал, как иногда просто смотрит на нее, без лютой обычной ненависти, направленной на всех магов, а словно выделяя ее из остальной толпы и возвышая над ней.       Может быть, Изабелла права. Может быть, жизнь всякого – дрянь. И ее жизнь тоже. И выжить она может, только используя свой посох...        **       – Почему посох? Почему магия не может быть в палочке, или просто – в руках?       – Послушайте, профессор, – устало отзывается девушка,– если вы будете меня перебивать…       – Молчу. Продолжайте. **       Изабелла отправилась в «Висельник», чтобы затопить неудачную вылазку в очередной бутылке рома. Фенрис пошел было с ней, но в последнюю минуту передумал и пошел вместе с Хоук дальше.       – Ты провожать меня вздумал? Со мной здесь ничего не случиться. Идти-то два шага.       – Нет. Я хотел поговорить. Может быть, ко мне? У меня осталась пара бутылок хорошего вина.       – С хорошим вином – лучше бы ты к Изабелле подкатывал. Я не пью. И до Верхнего тащиться далеко…       Он остановился и наклонил голову набок.       В тусклом свете луны она видела его лицо. Обычное лицо, испещренное лириумными клеймами. Он был спокоен сейчас, и лириум не светился внутри него. У него был усталый взгляд. Наверное, он и сам устал от планов своей месте. Может быть, он просто хотел – здесь и сейчас – просто жить?!       Хоук ненавидела его с их первой встречи. Ненавидела, когда он так запросто отправлял на смерть весь ее магический люд. Но сейчас, в этом лунном свете, смотря на этого несчастного человека, она не находила для него ненависти.       – Хорошо. Пусть будет вино. **       Северуса прошиб озноб от слов об этом несчастном человеке, для которого героиня больше не находила ненависти. Ему так сильно захотелось очутиться на его месте. Чтобы кто-то – а именно эта голубоглазая девушка – так на него посмотрела. Чтобы она согласилась выпить с ним вина и выслушать его. И чтобы остальное больше никогда не имело смысл. Не просыпаться больше. Остаться в этом сне.       – От ненависти к любви, мисс Батлер. Это невыполненное задание.       – Но как иначе? Как можно одновременно ненавидеть и любить?! Объясните, как еще это может быть?! Не думаю, что Фенрис перестал ее ненавидеть, не думаю, что Хоук вдруг перестала ненавидеть Фенриса – это просто ночь, когда они хотят отдохнуть от ненависти.       Северус Снейп подумал, что он последний человек на этом свете, который мог бы это объяснить. И тем более объяснить это ей. Дурацкая была идея, дать ей эту тему сочинения.       – Может быть, вы исправите оценку другим сочинением? – спросил он тихим, севшим голосом.       Она пожала плечами.       – Мне кажется, это уже было идеально. Но извольте, о чем писать теперь?..