adieu — pardon

"нас не смутит твое призванье! бокалы пеним дружно мы. и девы-розы пьем дыханье, — быть может полное Чумы."       Всё начиналось весьма тривиально. Каждое утро болит голова, кости ноют на непогоду и подобные несерьезные вещи. Для врача с огромным опытом это не стало симптомом чего-то серьезного. Да это и не должно было стать чем-то серьезным. Однако иногда судьба распоряжается иначе.       Рюро Хироцу едва переступив порог комнаты босса портовой мафии, увидел, что тот лежит, частично свесившись с кровати над ведром, схватившись одной рукой за живот, а другой за бортик кровати, и его рвет мучительно, с неприятной, сводящей зубы болью, до хрипотцы и сорванного голоса. Еле дыша, Мори-сан вернулся в привычное положение, откинув голову на подушки и прикрыв глаза. Температура у него поднялась до 39°, венки на шее набухли, глаза покраснели, а руки тряслись как у заядлого алкоголика. Он лежал абсолютно неподвижно, не подавая никаких признаков жизни. В комнате витал едва различимый, но привычный для мафиози запах смерти. Однако это не привычная им смерть. Здесь все весьма естественней, и от того в разы болезненнее и мучительней для умирающего, который вдобавок ко всему является врачом. Теперь он жаловался, что у него ноет все тело будто изнутри. Как будто кто-то выжигает все органы или ковыряется в них без анестезии.       — Горит, — все твердил он, — я чувствую, что мне недолго осталось, еще немного и здесь начнется пожар, — губы его были неестественно бледного, даже слегка зеленого, цвета и еле шевелились.       Мори периодически бормотал что-то неразборчивое, поворачивая голову на Хироцу. Глаза его, изредка приоткрытые, которые от нестерпимой головной боли то и дело слезились, были отдельным кошмаром. Хироцу казалось, что они остекленели, словно это глаза уже мертвого человека, а от привычной искры в них осталась лишь пленка. На шее проступали странно-черного цвета пятна, похожие на кожу ящера. Никто даже не знал насколько эта холера заразна. Никто так и не смог узнать эспера, чьей способностью это было создано. Пеленой страшной тайны был покрыт этот недуг.       Коё Озаки ходила в полной растерянности. Она не могла находиться с ним, ибо это приносило ей щемящий дискомфорт где-то под ребрами, но оставить его она не могла. Мори Огай был словно прокаженный, которого из уважения не хотели выбрасывать с Ноева Ковчега, но и оставлять которого было бы явной ошибкой.       — Вам чего-нибудь принести?, — спросил Хироцу. — Если что-то понадобится, позовите меня, хорошо? Мори-сан отвернулся. Рюро вышел из комнаты.       Через неделю температура упала до 38°. Ринтаро начал говорить короткими предложениями, обреченно улыбаться захаживающим к нему эсперам, однако голову с подушки практически не поднимал. К вечеру каждого дня больной начинал нести бред, вспоминать прошлое и отказывался от еды. Нескончаемая тошнота и приступы рвоты, головная боль, тремор и прочие прелести неизвестной болезни стали неизменными спутниками босса портовой мафии.       Лицо его совсем побелело, губы стали синеватыми, веки словно налились свинцом, а глаза были воспаленно красными. Дышал он прерывисто, поверхностно и, каждый раз заходя в комнату, будь то Коё или Хироцу, пришедшие аккуратно проверяли дышит ли Огай, ибо по его внешнему виду понять это было совершенно невозможно.              Мори-сан лежал словно подготовленный к закланию, вжался в темный угол кровати, желая, чтобы тьма его поглотила, чего, к его сожалению, произойти не могло. С каждым днем в его голове усиливался голос, что не переставая звал его куда-то в пучины ада. А он лишь продолжал лепетать странные фразы о том, что знал, что когда-нибудь придется ответить за свои грехи.       В один из беспросветно печальных, таких же как и все остальные, дней Мори встал с кровати, что уже было удивительно, и подошел к своему столу, садясь за него. Он долго не вставал, все писал и писал какое-то письмо, постоянно выбрасывая неудачные варианты. Он садился за стол несколько дней подряд, а когда наконец закончил, опустил его в конверт, оставив на нем свою подпись, которая выглядела по аристократически изящно, несмотря на дрожащие руки, и отложил куда-то вбок. И после недолгих раздумий, он позвал к себе Коё.       — Я не могу так больше, и ты это видишь, Коё-сама, — Мори тяжело вздыхает, после чего заходится нездоровым кашлем, — я хочу умереть, и ты это знаешь. Я не смогу продолжать волочить свое жалкое существование в таком виде. Женщина вопросительно подняла брови.       — Вы предлагаете мне убить Вас, господин Мори? Босс мафии начинает смеяться вперемешку с кашлем.       — К чему такие официальности, моя дорогая Коё. Нет, конечно нет, — он грустно улыбается, — я предлагаю тебе уговорить Дазая Осаму меня убить. Он был единственным, кто понимал меня в полной мере при жизни, и он должен понять меня и на смертном одре. Наступает молчание, затянувшееся на срок более долгий, чем подразумевают рамки приличия, после которого Озаки опускает глаза вниз, на губах расцветает грустная, настолько что тяжело даже придумать ситуацию, где такое будет уместно, улыбка.       — Я вас поняла, — кивает Коё, — но вы же понимаете насколько мала вероятность, что великий ужасный Дазай снизойдет до этого? Что вы будете делать?       — Я не могу не попытаться. А людей, которые могут меня убить в мафии, к счастью, предостаточно.       Коё обреченно вздохнула. И, кинув на босса очередной печальный взгляд, вышла из комнаты.                                     ***       В Вооруженном Детективном агентстве все было как нельзя лучше. О болезни Огая Мори слышал лишь Фукудзава, и то, только слухи, которых в этом мире больше, чем грязи.       Озаки Коё зашла в здание без препятствий, встретив на свое пути лишь Кёку, которая была скорее рада ее видеть, чем заподозрила какой-то подвох. Чего не скажешь об остальных членах Агентства. Смерть, вопреки популярному мнению, идет за мафией не по пятам, а рука об руку. Никогда не знаешь за кого она схватится в следующий раз.       Все члены Агентства, во главе с Фукудзавой, вышли в главное помещение, встречая Коё. Они ожидали худшего, особенно видя удрученное состояние Озаки, что явно не предвещало ничего хорошего.       — Коё-сама, — в вежливом жесте наклонил голову Юкичи.       — Фукудзава-сан, — женщина ответила тем же, — я не смею просить о многом. Была бы моя воля, я бы сюда и не приходила вовсе. Однако судьба распорядилась иначе.       Глава Агентства снисходительно кивнул.       — Эта информация была засекречена, но Мори-сан умирает, — за этой фразой последовала драматичная пауза, во время которой было очень явно слышно шумный вздох Йосано, которая вжалась в стол, облокотившись на который стояла.       Дазай смотрел на Коё немигающим взглядом, а она словно хотела прожечь в нем дыру.       — По последней просьбе босса я пришла сюда, чтобы передать ее вам.       — Слишком долго и драматично, Анэ-сан, — Осаму нетерпеливо выдохнул, — никто в этом не нуждается.       Озаки нервно потерла тыльную сторону ладони.       — Мори-сан просит тебя, Дазай Осаму, проводить его в последний путь, — Коё шумно выдыхает, — он хочет, чтобы ты его убил.       Температура в комнате упала на несколько градусов, напряжение стало давить на грудную клетку. Йосано закашлялась, бедный стол, подле которого она стояла треснул.       — Нет, — Дазай ответил слишком быстро, слишком резко, слишком непохожим на него голосом, — я больше не убиваю людей.       — Осаму.., — начал было Фукудазава.       — Нет, — Дазай наконец-то улыбнулся в своей привычной манере, — хотя не отрицаю, что было бы забавно, если бы человек, который является свидетелем смерти предыдущего босса портовой мафии, стал причиной смерти нынешнего. Коё закатила глаза.       — Рада, что тебе это доставляет удовольствие, — и все таки Озаки выглядела опечаленной, видимо уже представила как она скажет это Мори-сану, — спасибо, что дали возможность высказаться, Фукудзава-сан. Прошу прощения за ваше потраченное время. Озаки Коё склонила голову и сделала нечто на подобии реверанса. А после чего медленно пошла к выходу.       — Прошу прощения, Анэ-сан, — крикнул ей Дазай вдогонку, — я правда не могу, — женщина кивнула. В Агентстве воцарилось молчание. Йосано наконец отлипла от стола. А Дазай медленно вышел из помещения, напоследок кинув пару фраз Юкичи, и скрип половиц под его ногами был единственным звуком на весь квартал.                                      ***       В здании портовой мафии стояла пугающая тишина. На всех приближенных Огая снежной лавиной накатило осознание неизбежного. Кто-то должен умереть. И все уже давно знают кто будет эти кем-то. Коё зашла к нему на негнущихся ногах и с непроницаемой маской на лице.       — Он отказался. Мори кивнул.       — Что ж, ожидаемо, — босс портовой мафии задумался, — я не буду заставлять тебя делать это, Коё-сама, но я возложу на тебя ответственность за выбор того, кто сделает это. Сегодня.       — Ринтаро..       — Спасибо. Ты можешь идти, моя милая Коё. Прости за всё. Прощай. Озаки склонила голову и едва заметно смахнула что-то со своей щеки. Она непринужденно улыбнулась и поблагодарила его за всё, что он для нее сделал. Никаких сожалений, никакой жалости. Все просто, именно так, как он заслуживает.       — Я скажу Чуе. Он все сделает. И вышла из помещения, громко выдохнув за дверью, словно вышла из клетки, где ее держали несколько лет.                               ***       Чуя Накахара. Что он мог сделать? Что было в его голове, когда он шел исполнять последний приказ своего босса? Думал ли он о том, что это должна была быть роль Дазая? Или о том, что он лишь является запасным вариантом, выбранным от безысходности?       Он не думал ни о чем из этого. Знаете это чувство, когда идешь куда-то рано утром или поздно вечером? На улице ни души, слышно только слабое пение птиц и как, благодаря ветру, шелестят листья. А в голове абсолютная пустота. Также и Чуя шел исполнять свой долг.       Он бесшумно, не то что бы зашел, скорее влетел в комнату и встал возле кровати.       — Мори-сан, — Чуя склонил голову.       Он приветственно улыбнулся. Доктор Мори выглядел донельзя плохо. С каждым днем все хуже и хуже, все чаще впадал в беспамятство, почти не ел и не пил. А глаза его, не зря говорят, что если хочешь узнать правду о человеке, не слушай слов – смотри ему в глаза. И в этих глазах одновременно отражалось и все, и ничего. Посмотришь если на такого человека, сразу понятно — пропащий. В эту ночь его видели в последний раз; через полчаса он захлебнётся кровью.       — Все в порядке, это просто смерть, не обращай внимания, Чуя-кун, — начал вдруг Мори. О, такие мысли придут в голову только умирающему, — смерть — не противоположность жизни, а лишь ее часть.       Накахара кивнул и достал какой-то раритетный кинжал. Он делал все молча, ибо слов у него не находилось. Все будто в страшном сне.       — У тебя есть сигарета?       — Не знал, что вы курите, Мори-сан, — сказал Чуя, протягивая мужчине сигарету.       — Только пачка сигарет и рубаха, ты ведь знаешь, всего не возьмешь на плаху, — усмехнулся Огай, — я думаю, мы закончили с необходимой вежливостью, верно?       Чуя кивнул, покрутил в руках кинжал, затем прикрыл глаза и резко вошел им в живот своего босса. Пепел от сигареты упал прямо на кровать. Никто не заметил.       Первая стадия — отрицание. Боль чувствуется не сразу. Сначала шок, удар был слишком неожиданный, чтобы почувствовать что-то сразу.       Вторая стадия — гнев. Осознание неизбежного. Вопросы о том, можно ли было этого избежать. Кровь подступающая к горлу. Темнота в глазах. Дезориентация.       Третья стадия — торг. С губ медленно скатывается струйка крови. За последний месяц Мори Огай вытерпел столько, что эта боль скорее облегчение. Может он не умирает, а выздоравливает?       Четвертая стадия — депрессия. Может это расплата за грехи? Когда-нибудь бы в любом случае пришлось. Захотелось услышать, что он не умрет в одиночестве, даже если это неправда. Хочется распороть тот шов, что был сделан, дабы прикрыть дыру, разрывающую кожу. Хочется услышать, что он не умрет так, что обо нем никто не вспомнит и так, что никто не придёт на его могилу.       Пятая и последняя стадия — принятие. Самая приятная, но самая удручающая. Тяжело говорить с человеком, который спокойно принял свою смерть. С губ, уже не тонкими струйками, хлещет кровь. Глаза прикрыты, лежит, а улыбка с губ не сходит. Словно у ребенка, который получил подарок на день рождения.       — Чуя, — едва слышно промолвил доктор Мори, — на моем столе письмо. Сделай так, чтобы оно дошло до Дазая Осаму. Это моя последняя просьба. Накахара кивнул.       — Я вас понял, босс, — парень немного замешкался, а после чего опустился на одно колено у кровати и продолжил, — спасибо вам, Мори-сан, вы действительно сделали для меня очень много, и я всегда буду вам благодарен.       Огай улыбнулся.       — Благодаря тебе я не умираю как безвольная кукла, я умираю в сознании и не один. Для меня было честью иметь среди подчиненных такого как ты. Ты станешь отличным новым боссом портовой мафии, — Мори откинул голову на подушки, наблюдая как разные эмоции, начиная с удивления, мелькают на лице Чуи. А после шумно выдохнул и закрыл глаза. Навсегда.       Босс портовой мафии — Мори Огай — сделал свой последний вдох две минуты назад. Он больше не откроет глаза.