Смех Иных Миров

Сейчас, спустя уже почти десять лет с той ночи, я, возможно, должен был все забыть. Но… ту ночь, что перевернула мою жизнь с ног на голову, вернее, вернула эту самую жизнь, я помню в мельчайших деталях. Сейчас, бродя по своему кабинету и наговаривая в диктофон этот текст, я словно переношусь туда, в жизнь неудачливого комика, который работает клоуном за три гроша. Раскрывать свое имя я не буду, так как сейчас я являюсь слишком известным, чтобы рисковать всем и попасть в психушку. Многие из вас знают меня, смеялись над моими шутками и пересказывали их другим, видели по телевизору, смотрели фильмы с моим участием в кинотеатрах и слышали по радио.  Но сейчас не об этом. Сегодня я погружусь в пучину моей памяти и поведаю о том, кто скрывается средь нас и о том, кто спас меня тогда и дал мне путь жизни. Едва затрону я своими мыслями эту тему, воспоминания накрывают меня полностью, я будто вновь, полный тоски, тащусь домой после неудачного выступления, а в пакете у меня в руках громко звенят бутылки с дешевым пойлом, которое поможет забыться. Жизнь моя катилась под откос. Я работал клоуном, как уже говорилось выше, и, как бы ни был я весел на работе, настоящий я, снимая парик и смывая грим, был настолько несчастен, насколько возможно. Единственные попытки, которые могли бы мне помочь вырваться из этого кошмара, нищеты и ненависти ко всему, разбивались о собственную личность. Я старался по вечерам выступать в клубах и барах, смешить народ своими шутками, но никогда не получалось. Выходя на сцену, я падал в пучины своего страха, что-то бормотал, и, спустя пару минут неловкого выступления, сконфуженный отправлялся домой закидываться выпивкой. Так случилось и в этот раз. Еле выдавив из себя пару шуток, я извинился и убежал, вызвав побегом больше смеха, чем своими потугами в юмор. Набрав несколько бутылок пива в замызганном магазинчике, я мрачно думал о том, что сегодня действительно пора сделать это. Придя домой и закинув пакет с выпивкой в холодильник, я, не раздеваясь, встал под душ. Я представлял, как холодная вода смывает с меня клоунский грим, как превращает мою старую, грязную одежду в новенький костюм, будто только с иголочки. И что я, свежий и чистый, пылающий жизнью, иду выступать и шутить, разрывая зал, собирая аплодисменты! Прохлада воды позволяла на пару минут смыть с себя позор и стыд перед самим собой. Скинув мокрую одежду прямо в ванной, я проковылял в комнату и закурил, сев у телевизора. Посмотрев пару минут в пустой экран, я все-таки включил ящик. Из него тотчас раздался веселый смех за кадром над действиями персонажей сериала. Я хмыкнул и, раздавив окурок в пепельнице, тут же закурил снова. В одних тапках я прошлепал до холодильника, из которого взял бутылку пива. Постояв пару секунд, и захватив еще пару, я вернулся в комнату и грузно рухнул на диван, мрачно уставившись в телевизор. На экране происходила идиотская буффонада и я изредка смеялся над глупыми шутками, пытаясь забыться. Когда бутылки опустели, а по ящику началось другое шоу, я поковылял к шкафу. Сжимая зубами очередную сигарету, я отворил дверцы и достал револьвер. Развернувшись, я пошел к холодильнику, где взял еще бутылку. Скрепя сердце, вернулся к дивану и сел. Положил оружие на стол и откупорил пиво. Отхлебнул и с силой поставил на стол, после чего откинулся на диван и уставился в потолок. Смелость, которую я так надеялся найти в хмеле, все никак не приходила. Глядя на плесневелый потолок и слушая телевизионный шум, я подумал, что, когда мое тело найдут, оно будет совсем не презентабельным. Штаны хоть надеть, что ли… Я со вздохом поднялся с дивана и захватив бутылку пива, пошел искать одежду. Было ее у меня немного, и большая часть моих вещей сейчас валялась в ванной мокрой. Я с сожалением любовался старыми брюками и грязной футболкой, которую я не стирал несколько лет. Взяв вещи, я потащился обратно к дивану и запнувшись, пролил пиво на футболку. Выругавшись, я опустошил бутылку и в сердцах швырнул ее на кухню. Сел так, что диван протяжно застонал. Вещи упали на пол. Я мрачно уставился на них и опять закурил. Пятую сигарету за тот вечер. Потом встал, со вздохом натянул штаны, а футболку кинул на середину комнаты. Вновь сел и посмотрел на экран. Началась политическая программа. Неожиданно я вскипел на этих идиотов в дорогих костюмах, которые вещают нам, простым американцам, о том, как все хорошо у нас, и как плохо у них. Схватив пустую бутылку, которая так удобно оказалась под рукой, я швырнул ее в телевизор, но промахнулся. Тогда я просто выключил ящик. Мои руки метнулись к револьверу и через пару секунд ствол был приложен к моему виску. Я зажмурился, но готовность моя была отчаянной, я бы точно сделал то, что хотел, точно бы нажал курок, несмотря на то, насколько я боялся смерти. Но тут раздался стук в дверь. Какая-то часть меня обрадовалась этому и тут же заставила убрать револьвер подальше, а другая часть хрипло засмеялась со словами «трус». Подхватив футболку и поспешно ее натягивая на ходу, я подошел к двери и посмотрел в глазок. Возле двери стоял щуплый, маленький, довольно смешной человек в потрепанном костюме под таким же потрепанным плащом. На подбородке у него красовалась бородка колышком, а под носом торчали забавные усики. По плечам были разбросаны длинные волосы. На голове красовался котелок, будто украденный им из тридцатых годов. На плече висела какая-то холщовая сумка, по виду еще старее, чем костюм гостя. В руке человечек сжимал трость с крупным набалдашником. На лице красовалась веселая улыбка, которая заражала радостью, а глаза лучились смехом. -- Кто это? – спросил я у него, застыв в дурацкой позе, наполовину не просунув руку в рукав. -- Путешественник, сэр! Понимаете, приехал к вам в город, а меня взяли, да обокрали! Из гостиницы выгнали, а родственников и друзей у меня тут нет, никто к себе не пускает. Дайте ночь у вас пережду? Ой холодно на улице! – все так же улыбаясь, ответил человек и поправил котелок на голове. Не знаю, что тогда заставило меня открыть ему дверь и пустить к себе. Возможно, столько доверия излучал этот смешной человек за дверью, что я не мог его не пустить, а возможно мой мозг уцепился за его фразу о том, что у него никого нет в городе, ведь я тоже был одинок. Как бы оно ни было, я распахнул дверь и пустил к себе странного господина. Уже позже, раз за разом прокручивая в голове те события, я осознавал, что на нем не было ни капли воды, хотя на улице лил дождь. Но меня не смутило это, и он зашел в мой дом. Я очень переживал, что незнакомец будет шокирован моей обителью. «Будьте как дома» пробормотал я тогда, стыдливо отводя глаза. Но странник лишь благодарно кивал, не снимая улыбку с лица, не обращая внимания на полный бардак в помещениях. Он снял плащ и повесил на кое-как держащийся крючок и спросил, где можно помыть руки. Я хотел показать рукой в сторону ванной, но обнаружив, что рука до сих пор находится в зажатом положении, не пройдя в рукав, просто кивнул головой в сторону и сконфуженно поспешил исправить положение. Гость, не скинув с плеча сумку, пошел в ванную. Я потом думал – каким же образом он смог снять плащ, не снимая сумку. И вроде бы, я смотрел прямо на него тогда, но до сих пор совершенно не могу понять, как же все-таки это получилось у него. Я неловко, будто бы мой дом не был моим домом, подошел к дивану и сел перед телевизором. Потянулся было к пульту, но тут из ванной вышел гость, и что-то заставило меня не включать телик. Вместо этого я отвел глаза в стену и отпил из бутылки. Пиво успокаивающе пробежало по горлу, и я чуть расслабился. Хмель, которого и так же уже было в моем организме выше крыши, все так же убаюкивал. -- Сэр, у вас нет чего перекусить? – спросил меня незнакомец, пододвигая старый стул ближе ко мне и садясь на него. Я отрицательно помотал головой. Я всегда ел на работе, перекусывая всякой дешевой ерундой, дома у меня был только алкоголь. Тогда тот улыбнулся еще шире и дружелюбно продолжил, -- что ж, сэр, у вас нет, у меня имеется, -- и он открыл древнюю сумку, выуживая оттуда еду. Когда он водрузил несколько яств на стол, я глазам своим не верил и во мне должны были, обязаны были возникнуть сомнения по поводу моего гостя и его истории об украденных деньгах, но моя вера не дрогнула ни на секунду. Возможно, то был один из секретов этого человека, один из множества его секретов, которые он таил за старой одеждой и улыбчивым лицом. Лишь так я могу объяснить то доверие, которое я испытывал к этому человеку. На моем столе, стареньком, грязном столе, недостойном того, что стояло на нем, красовалась ароматная лазанья, которую будто только достали из печи, будто она не лежала в холщовой сумке до этого. Рядом с лазанью, лежала пара тако, явно хрустящих, с сочной начинкой. Был там и салат цезарь, который мог только сбежать из ресторана, настолько красив и аппетитен он был, а рядом с ним, аккуратно присыпанный сахарной пудрой яблочный штрудель, так обожаемый мною штрудель, который готовила мне матушка в детстве. Мягкие вафли, кесадилья, карбонара, сколько же всего принес с собой незнакомец. О, господи, как же я тогда соскучился по нормальной, хорошей пищи! Я был изможденным, худым юношей, скрывающим худобу под гримом и толстым костюмом. И когда принесший мне все это аккуратно взял тако и приглашающим жестом предложил присоединится к трапезе, я набросился на все это, уплетая столько еды, сколько, по ощущениям, за всю жизнь свою не съел. Лишь закинув в себя часть блюд, я сконфуженно решил завести разговор с гостем. Мне было неловко, так как тот до сих пор, почесывая бородку, держал в руке одно тако, к которому даже не притронулся. -- Откуда вы? – спросил я у него. -- Из Канады, -- ответил он мне. «Странно», отметил я про себя, не слыша у него в речи канадского акцента. -- Что вы забыли в нашей глуши? -- вытирая губы от чего-то жирного и вкусного где-то найденной салфеткой, продолжил я. Сразу, как я задал вопрос, в голове у меня раздался злобный, хриплый, насмехающийся голос, который говорил, что я до сих пор даже не спросил у гостя его имени. -- Да так, были у меня здесь дела по работе, -- сказал незнакомец, и прежде, чем я успел спросить у него имя, контратаковал меня своим вопросом, -- расскажите, как вы себя чувствуете? Гость застал меня врасплох. Я никому не рассказывал о своих проблемах, ни коллегам, ни знаком, ни тем более незнакомцам. Все всегда я держал в себе, но тогда меня понесло. Я хотел, чтобы этот странный путешественник меня выслушал, успокоил и помог. -- Я... О, господи, как же я могу себя чувствовать! Я отучился в актерском в крупном городе, я хотел быть великим комиком! Но я гнию здесь, в глуши и грязи, и даже тут я никто. Работаю клоуном за гроши, и никак не могу выползти из этого болота. Все мои попытки терпят крах. Господи, я ничтожество. Моя девушка ушла от меня несколько лет назад, вся моя жизнь летит под откос и ничего я с этим не могу поделать! – на одном дыхании выпалил я, вскочив на ноги, и, отдышавшись, продолжил более спокойным тоном, обратно садясь на диван, -- мама говорила, что у меня талант. А в актерском я был лучшим на курсе. Но… Сначала папа, потом мама, и теперь я тут, загниваю в безденежье. И знаете почему? У меня нет смелости. Нет смелости и нет денег, которые давали бы мне смелость. Я боюсь, и проваливаю редкие кастинги, на которые выбираюсь. Я боюсь, и просто не могу выступать, -- я схватил пиво, к которому не прикасался ни разу, пока ел. Отпив, я продолжил, едва не переходя на шепот, -- у меня нет сил. Я устал жить, но даже чтобы умереть, мне не хватает храбрости нажать на курок. Я никчемный человек, который лишь смешит более состоятельных людей, которые платят и смотрят на то, как убогий клоун выполняет дурацкие фокусы и трюки. Господи… Я просто глупый шут, который не способен ни на что иное, кроме как веселить других. Гость молча сидел на стуле, все также сжимая в руке тако. Я наконец-то нормально посмотрел ему в лицо. У меня не было чувства неловкости, не было стыда. Я уже был раскрыт перед ним, как книга. Хотя, сейчас я понимаю, что еще до нашего разговора он знал меня лучше, чем знал себя я сам. Я посмотрел ему в глаза, встретился с ним ими. Тогда я потерял дар речи. Глаза гостя отражали будто сам космос, в них не было ни зрачков, ни радужки, ничего. Это был единый рисунок, который постоянно менялся, танцевал в пляске, которую подчеркивала улыбка гостя. И тогда заговорил он сам. -- Я расскажу тебе одну историю. У истоков нашего мира, как и всех других, стоит абсолют – Сущности и их дети, Высшие боги, то, что есть в каждом из миров. Накх, отец жизни, его супруга Иниго, сама смерть, Казда, что воплощает в себе вселенский разум и рациональность, а также ее безумный супруг Меклару, сам хаос эмоций и чувств. Каждый из миров рождается из хаоса, ибо он дает начало и конец всему. После Казда берет контроль над своим мужем и рождается пространство, одинаково как безумное и относительное, так упорядоченное и постоянное. Пространство носит имя Йоуво-Маттаг, имя дочери Богов Хаоса и Порядка. И лишь когда родилось пространство, Накх и Иниго дают начало жизни и смерти, начало существам, вроде людей и богам, вроде Илида или Энтури. Но ведь нет пространства без времени? И вместе со своими родителями в мир приходят три повелителя времени – старший Мег-Накх, средний Муг-накх и их младшая сестра Маг-Накх, в нашем мире принявшие привычную форму прошлого, настоящего и будущего времен. Лишь они есть основа миров. Никто из богов, рожденных в мире, не покинут его. Есть лишь два божества, которые путешествуют вместе с Высшими Богами сквозь Иные Миры. Один из них, это Великий Отец всех Змей Твот, супруг маг-Накх. -- А кто второй? – прошептал я, полностью выпав из реальности, погрузившись в историю гостя, который зачаровывал меня глазами. Хитро улыбнувшись, он мне не ответил, лишь у меня в голове прозвучало «Всему свое время». -- Однажды родился один из миров. Он был маленький – ограниченный лишь одной звездной системой и двумя измерениями. Но в этом мире было много богов и их порождений – гигант Амат, само изящество и роскошь Тоэра, прекрасная Алела, мрачный и грозный Этарат, воинственный Юрама и добрейшая Интира. Но, кажется, я забыл про кого-то… Про маленького, глупого шута Аррахха, что родился для того, чтобы смешить и веселить всех богов. Так и жил тот крохотный мир, со своими божествами и существами, жизнью и смертью, порядком и хаосом, едиными для каждого из миров. Юрама устраивал войны, Алела привносила любовь и красоту, Интира учила доброте, а Аррахх танцевал безобразные пляски, веселя всех. Но, любой мир, рано или поздно, погибнет. И вот, этот мир тоже готовился вздохнуть в последний раз. Расы, населявшие его, давно мирно затихли, а боги устали, готовясь сомкнуть глаза. И вот, когда Меклару возвестил конец, когда Высшие Боги и Твот ушли из одного мира в иной, его захлестнула смерть. В пучине хаоса сгинули боги, и лишь когда мир поглотил истинный порядок, когда его забрала в свою коллекцию Казда, когда мир окончательно умер, в нем остались лишь Сущности, которые всегда есть во всех мирах, остался лишь недостижимый абсолют. Но, я ведь говорил, что есть еще одно божество, что путешествует через Иные Миры? –  хитро прищурившись спросил он меня. Я медленно, глупо кивнул, и тогда человек продолжил. -- Это есть маленький, глупый Аррахх, который смог сбежать вместе с Высшими Богами и Твотом, ибо часто за маской идиота кроется истинный мудрец. Но шут ушел не один. Он ушел вместе со своими последователями. С писателями, художниками, скульпторами, актерами, музыкантами, и, конечно же, с теми, кто отдал жизнь тому, чтобы приносить смех. И поныне Аррахх путешествует сквозь Иные Миры, всегда забирая с собой людей творчества и искусства, бережно, с отцовской любовью, укрывая их в старинных вещах, прошедших через все. Я молча, завороженно не мог оторвать взгляда от рассказчика. И лишь когда я приоткрыл было рот, не знаю зачем, в моей голове вновь раздался убаюкивающий голос «Спи». И я уснул, и сон был прекрасен! Во сне я видел тех, кто путешествовал через Иные Миры вместе с Арраххом. Мы видели миры, настолько маленькие, что кварки из нашей Вселенной показались бы беспредельно огромными в сравнении с ними, а потом проходили сквозь раскинувшиеся на бесконечность мультивселенные. Через миры, где было лишь одна мерность, и через миры, где существа жили сразу в сотнях измерений. Мы путешествовали по мирам, которые настолько отличались от нашего, что никто не смог хотя бы понять их. Я видел всех тех, кого нес в своей сумке веселый Аррахх, настолько разных, что я не верил, что все мы те, кто посвятил себя искусству. Я слышал их и его смех. Смех иных миров. Когда я проснулся, человека с космическими глазами уже не было. Он ушел, но для меня, он навсегда остался со мною. От меня ушел страх. Мой талант смог возродиться и прорваться сквозь жестокий мир, я смог выбраться из нищеты и сейчас я искренне счастлив. Но что было бы со мной тогда, если бы ко мне не явился покровитель всех шутов и творцов веселый Аррахх, что так любит своих последователей?