Как мы провели это лето

Миновала неделя, а общение с женой всё больше походило на хождение по минному полю — Рокотов никогда не знал на какое слово, жест она взорвётся. Самое печальное — его нервы тоже стали сдавать и он это чётко осознавал; после какой-нибудь очередной выходки Елагиной сдержаться было выше его сил. Теперь мелкие ссоры кажется начинали становится обыденность. Федоренко тоже всё прекрасно видел, но встревать во взаимоотношения следователей и одновременно супругов не спешил, обязательно даст по шапке или Светлана Петровна, или Иван Григорьевич. Он был уже учёным в этом, под горячую руку лезть не хотелось. Молча наблюдая за перепалками, Федоренко лишь мотал на свой седой ус очевидное — какая-то другая вернулась из Москвы Светлана Петровна, ой другая! Рокотов и сам видел, что после месячной разлуки, жена вернулась иной — с братом наотрез отказалась общаться, вскипает по мелочам из-за чего срывается на мужа, а настроение казалось разогнанным маятником, Иван не успевал уворачиваться от этих перепадов. Да и выглядеть она порой стала неважно, быстро устаёт, от еды порой отказывается. «Может, всё ещё обижается на Николая за то, что он меня не вытащил? А может расстроилась из-за того, что понизили… Хотя это вряд-ли. Сама мне сказала, что у неё выбор был или я, или погоны. Света выбрала первое. — рассуждал Рокотов сидя в машине, а через круглое зеркальце на двери машины поглядывал на притихшую Свету. — А может у нас с ней просто напросто присыщение друг другом? Брат тут ни при чём, а дело в нас? Эйфория радости от долгожданной совместной жизни прошла, наступил скучный быт. А как жить при таком ещё не поняли… Может причина наших ссор в этом?» — Иван продолжал теряться в догадках о причинах наступившей преждевременно осени в семейной жизни. И почему-то последняя версия виделась Ивану верной. Ему, как бывшему женатым уже во второй раз, было очень знакомо это чувство, знакомо что бывает когда долго живёшь под одной крышей, когда начинается совместный быт и вся романтика между мужем и женой проходит. И ещё Иван прекрасно знал чем это в большинстве случаев заканчивалось — разводом. В самом плохом случае начинались измены. Ничего из этого совсем не хотелось, особенно последнего. Да и не верил он в то, что Света может ему изменить. «А с братом её надо помирить. Это обязательно нужно! Нехорошо это чтобы они из-за меня ссорились» — об этом Рокотов тоже не забывал, вдруг это поможет ему со Светой наладить отношения, в которых начинал гулять ветерок. Высадив пассажиров у калитки, пожелав как обычно им доброй ночи, Федоренко погнал «жужу» в гараж, а пара ушла в дом. Казённые стены, но домашний уют. Хорошо тут было уединяться такими тёплыми вечерами, как сегодня. Рокотову тут вполне нравилось, но в последнее время на приятные и беззаботные семейные вечера не спешил рассчитывать — жена была не в том настроении для этого. А выпрашивать себе это, упаси бог! Это ещё хуже, чем то, что сейчас. Поэтому Иван зайдя в дом, привычно ушёл в спальню переодеться, а после заняться документами по нескольким делам, которые вёл. — Вань, что на ужин тебе сделать? — спросила неожиданно нежным голосом Елагина и показалась в комнате в домашнем халатике в приятный мелкий цветочек и достаточно глубоким вырезом воротника, на талии слабо болтался поясок. «Ух ты! Уже успела переодеться!» — Иван быстро оценил перевоплощение жены из капитана Елагиной в Светика. Второй образ ему очень нравился. Сам он тоже уже был в домашнем — в нательной рубахе и кальсонах. Девушка практически на носочках подошла к мужу, глядя от чего-то горящими глазами на него. Подойдя к нему, ладони Светы медленно поползли с широких плеч к шее, а затем мягко обвили его. — Хочешь, щи приготовлю? Или картошки пожарю как ты любишь. В жилах Рокотова кровь забегала чаще, а температура подскочила только от одного шёпота. Света такая красивая! В горле перехватывало дыхание. Ущипните его, скажите, что это не снится ему… — Будешь ужинать? — ещё тише прежнего спросила девушка. — Буду. Света улыбаясь вытянулась и поцеловала мужа в угол губ. От этих касаний Рокотову еле думалось, об ужине вообще в последнюю очередь, ибо так Света давно не подходила к нему, давно не говорила таким заигрывающим тоном и давно вот так, как сейчас, не касалась его. Большие ладони мужчины мгновенно оказалась на талии, обхватили её не давая возможности жене улизнуть. — Проголодался? — томный шёпот Светы растекался мурашками по спине мужчины. — Очень. — Иван потянулся к заветным губам. — Вот очень? — не давая Рокотову приблизится для поцелуя, отклонилась назад Елагина, Иван ощутил всю кошачью изящность её тела. — Очень-очень! — шептал мужчина, Света явно приглашала утолить совсем другой голод и он был только «за». Особенно сейчас, когда он так соскучился по ней, а она завела его своим голосом и взглядом. Рациональное мышление следователя заснуло мертвецким сном у Ивана, можно спокойно отдаваться чувствам. Елагина тоже скинула с себя образ неприступного, сурового следователя — на ответ мужчины она лишь только улыбнулась и перестала сопротивляться перехватив инициативу. По губам мужчины растекался чувственный поцелуй, который с каждой секундой становился глубже утягивая их обоих. И от этого Рокотову крышу сносило окончательно. Не думалось ни о еде, ни об их работе, ни об усталости. Ни о чём, кроме неё одной. О ней единственной. Ему такая спонтанность между ними, как в этот момент, чертовски нравилась. Рокотов, охваченный чувствами и одним на двоих желанием, лихорадочно пытаясь стянуть с жены тонкий поясок её халата, скользнуть ладонью по её матовой коже под тканью. Он тянул её в их скромную спаленку. Девушка не отставала в намерении по пути оставить своего мужа без сорочки. И он остался. Как без халата осталась и Света. Опустившись на холодную простынь, Иван с наслаждением очертил взглядом обожаемые им плавные изгибы тела, очертил его красоту кончиками пальцев. А Елагина снова затребовала поцелуев: без них, казалось, уже не получается дышать. Рокотов полностью удовлетворял её требования — он покрывал поцелуями плечи, проходил губами по тонким ключицам, целовал изгиб шеи и выше. Пальцы Ивана в одно движение расплели небрежно собранный пучок бархатных локонов девушки и зарылись в волосы, а затем спустились вниз на обнажённую спину. Его руки скользили по её нагому телу, сжимали нежную кожу на бёдрах прижимая девушку к себе. Сейчас все переживания мужчины ушли на второй план — осталось только чувство, которое горело между ним и Светой таким ярким пламенем, что там сгорали без остатка любые волнения и страхи. А её ладони смело гуляли по широким плечам мужа, губы сбивчиво шептали его имя. Вот эта хрупкая леди с зелёными глазами, которые смотрят на него, нависшего над ней, с восхищением и обожанием, и есть его Света. Не та, которая невозмутимо описывает труп, не та, которая хладнокровно кладёт одну за одной пули в цель и бросается в погоню как в омут, с головой. Нет. А та, которая сейчас вот так горячо целует, чьё дыхание становилось всё чаще, а взгляд был направлен уже далеко не на тело, а куда-то глубже — в самую душу. Это и есть его настоящая Света — нежная, чувственная и преданно любящая, так сильно, как никогда в своей жизни. И больше не полюбит никого и никогда. Она встретилась ему в Одессе три месяца назад с разбитым вдребезги сердцем и от этого с бесконечной болью в нём. Трепетно, осторожно и очень медленно он каждый день складывал осколок за осколком, словно пазл, нежную душу девушки, исцеляя каждым поцелуем, каждым касанием ту боль, которая жила со Светой долгих и одиноких три года войны.