To crumble

Распущенные светлые волосы разметались по подушке. В полумраке комнаты белые пряди казались скорее пепельными. Девушка лежала ближе к центру кровати, покрывало едва прикрывало её бёдра. Некоторое время она рассматривала серый в полумраке потолок задумчивым взглядом. Ничто не длится вечно. Вот и эмоции, которые она испытывала, напоминали бенгальские огни: вспыхивали в глубине её души, чтобы через считанные мгновения погаснуть. Иногда получалось поддерживать пламя какое-то время, но её усилий никогда не хватало надолго. Тщетно. Многими годами раньше – ну, знаете, когда дети ещё задаются наивными ничего не значащими вопросами – она искала подобие ответов. Проблема в ней или в мире вокруг. Их с сестрой жизнь была уебищно нормальной. Не с чего возненавидеть окружающих. Так ей сказал кто-то, когда в очередной раз пытался её разжалобить, кто-то не желающий умирать или терять близких. И имя и лицо она забыла, хотя она вообще почти никогда не запоминала обычных людей, отпечатывающихся в её сознании в виде расплывчатых сероватых пятен. Возможно. Постоянные разъезды и возвращения в один и тот же город. Надоедливая Мукуро под боком, ловящая каждый её взгляд. Мацуда, от которого недавно удалось избавиться, как призрак постоянства. Конкурсы, фальшивые улыбки, сальные взгляды за декольте малолетки со стороны продюсеров, восхищённые взгляды толпы, объективы фотокамер. Скучно. Как же блядски скучно. В сущности, ей наплевать как к этому пришло и почему она чувствует то, что чувствует. Единственное, чего она желала, чтобы мир вокруг уничтожил сам себя и сгорел дотла. Мир, люди, она сама. Девушка украдкой бросила взгляд на изящную спину лежащего рядом с ней человека. Столько стараний и усилий вложили в его создание, чтобы сотворить совершенство. Возможно, она самую чуточку завидует. И желает растоптать их, чужие старания и мечты. Бледными пальцами с длинными наманикюренными ногтями она вскользь провела по его руке, чуть ниже плеча, сейчас покрытого тонкими царапинами. Парень не пошевелился. Она надавила сильнее. Выступила кровь. Тогда она прижалась ближе, вжавшись грудями в его лопатки так сильно, что стало неприятно дышать. Вдох-выдох. Выдох-вдох. Интересно, абсолютный аналитик, абсолютная модница или абсолютное отчаяние – чего в ее личности больше? Что именно делает её, Эношиму Джунко, собой? Несколько мгновений в комнате стояла сверхъестественная тишина, отдавалась шумом крови в ушах. Прежде чем она ощутила, как её вжимают лицом в покрывало. Дыхание перехватило. Плечо прострелила боль. Мгновение, другое. С абсолютными талантами он может легко сломать ей кости. Он может сделать что угодно: растоптать её в мгновение ока, если бы захотел. Джунко ждала, анализировала ситуацию. Их абсолютные таланты столкнули. Боль в плече и лопатке изрядно отвлекала, однако слышала она только собственное тяжелое дыхание и ставшие тягучими почти замершие мысли. Секунда, за которой следовала следующая, собственное тяжёлое дыхание. И ничего не произошло. Скучно. Парень отпустил. Джунко села, и светлые волосы водопадом скрыли молочные плечи. Вероятность собственной смерти приближалась к восьмидесяти девяти процентам, однако не равнялась сотне. Камукура на данный момент пока не утратил к ней интерес. Следовательно, убивать её невыгодно. Несколько мгновений взгляд его алых глаз упирался в ее лопатки. После парень лег обратно, закинув руки за голову. Девушку затопила скука напополам с восторгом: яркие фейерверки взрывались внутри и наполняли её душу сиянием. Признаться, она ужасно завидовала. Она желала разбить чужие души до основания, разобрать их на составляющие и долго и с наслаждением смотреть на то, как они погружаются все глубже и глубже в пучину отчаяния. И раствориться там самой. Изуру Камукура – иной. Созданный идеальным, абсолютный гений ничего не испытывает и не чувствует лишних эмоций. Ах, как же блядски она ему завидует. Изумительно, насколько ограничены люди. Каждый раз её это отчасти поражало. Буквально все – придурочные старики из верхушки, создавшие его учёные, детективы, которых они тайно привлекли к расследованию – впоследствии придут к выводу, будто она испортила их Абсолютную Надежду. Если хоть кто-то доживет, разумеется. Вот только какая жалость, что именно они создали его таковым: гениальность и безумие шли рука и об руку. Достаточно только немного подтолкнуть. Девушка подергала парня за руку и бесцеремонно устроилась сверху. Сквозь россыпь волос выступали под тонкой кожей косточки позвонков. Она запрокинула голову и устроилась поудобнее сверху, сдвинув бёдра совершенно не смущаясь. Ее фигура балансировала между откровенной худобой и изяществом. Изуру не шевелился, взглянул на неё, встретившись во взглядом ее ясных голубых глаз. – Напомнишь, когда мы соглашались трахаться? – его лицо было недвижимым, глаза пустыми. Кажется, в последний раз тот, кем он являлся раньше проявил эмоции, когда оплакивал одну из убитых ею. Сам Изуру вряд ли даже обратил особое внимание, хотя нет, пожалуй, некоторый дискомфорт парень испытывал. Джунко склонила голову набок и негромко рассмеялась. – Ну, помнится, вчера ты не возражал против моего предложения. Секс — лишь способ забыться. Немногим хуже зрелища, когда кровь толчками вырывается из свежей раны. Немногим скучнее зрелища испуганных лиц людей. Немногим хуже взглядов тех, кто по спирали отправляются все ниже и ниже в небытие и ломаются, словно их разум создан из хрусталя. Подтолкнешь, звон стекла, и ничего не станет. Наибольшее наслаждение Джунко доставляло осознание того, насколько сильно Изуру Камукура от них отличается. Он безразличный и пустой. Насколько сильно должны были стараться учёные и вести его к свету – уморить в экспериментах сотни детей, даже она самую чуточку восхищается – и получить такой недостойный результат. Им должно быть стыдно. До рези в животе, до дрожи, до безумия. Джунко неимоверно желала его сломать. Впрочем, наплевать. Если не выйдет, пусть сам сломает ее и разобьёт вдребезги. Она не возражает. Насколько разные, настолько же одинаковые. – Иногда это может быть интересным, – негромко признал Изуру. Его ладонь скользнула по её животу, и непроизвольно девушка вздрогнула. Прикосновение его ледяных пальцев к коже напомнило ей о Мацуде, жалком Мацуде, павшем от ее руки, драгоценном Мацуде, отдавшем собственную жизнь. До чего же блядски восхитительно она себя почувствовала в этот момент. В ней оставались какие-то жалкие фрагменты человека, который любил его, и, в то же время, она наслаждалась собой, способной окончательно раздавить в себе привязанность к нему. – Не думала, что ты можешь сказать что-то подобное, – лениво потянула она, упираясь ладонями ему в грудь. – Скажи, что ты испытывал, когда умирали эти люди? – Ничего, – Изуру наблюдал за ее действиями как натуралист за особенно редким насекомым, практически никакого интереса, кроме чисто научного. – Несколько из них сумели меня удивить, однако никто не заинтересовал достаточно. Все люди настолько же скучны? Последняя фраза застыла между вопросом и утверждением, будто он всё ещё сомневался в собственных выводах. – Ты вроде хотел сам проверить, что представляет из себя внешний мир и прийти к собственным умозаключениям по этому поводу, – безмятежно отозвалась Джунко. В чем-то его наивность и его желание найти в людях то, чего в них не существует, казались ей забавными. – Я и сделал, однако не вижу ничего нового, – уголки губ дернулись презрительно. Девушка скрыла улыбку, пусть и не сомневалась – пожелай он узнать о чем-либо, определенно просчитает. Успеет ли она поймать его анализ и скрыть? Чей абсолютный талант сильнее? Джунко искренне хотелось бы узнать. Однако сейчас Изуру погрузился в размышления, и его лицо выглядело действительно задумчивым. А вот Джунко стало весело. Столько сил и времени тратить на такие бесполезные раздумья. Впрочем, если он того желает, пусть ищет в людях то, чего никогда не найдет. Ей же лучше. Девушка неохотно устроилась рядом, положив голову ему на плечо. Мнимая иллюзия комфорта смешила её и, определенно, Изуру не понял бы, в чем подвох, даже потрать она на объяснение четверть часа. Вернее счёл бы это скучным. Какое дело, кем они кажутся со стороны, и как могли расценить сторонние люди его действия. – А что чувствовала ты, когда убивала человека, которого любила? Джунко хлопнула ресницами. Она как раз перебирала прядки его угольных волос и гадала, каким образом учёные смогли изменить их цвет. На самом деле, ей казалось, что найденной информации о нём недостаточно. Его изменили не только на физическом, но и на генетическом уровне. Изуру скосил на неё взгляд, он по-прежнему считал ее если и не интересной, то хотя бы интереснее прочих. Она могла ему противопоставить свой анализ, свой разум, свои планы. В сравнении с множеством талантов, которые репрезентовало его существование, сущая малость. Которая открывает для неё безграничные возможности. – Не ожидала подобного вопроса, – задумчиво произнесла она. От него – не ожидала. Кто-нибудь из Осколков мог спросить что-нибудь подобное со своей поразительной бестактностью или счёл бы себя достаточно важным и близким ей – как она того и добивалась, идеальной видимости – не от него. – То, что осталось от этого тела, помнило момент, когда ты убила ту девушку. Джунко смешливо фыркнула. Он говорит так, словно она лично так сделала. Зачем пачкать руки, если по возможности можно найти того, кто сделает это за тебя. Убивала лично девушка под настроение или достойных. Рядовое убийство давно почти не вызывало в душе практически никакого отклика. Однако она поняла. Весело прищурившись, она перевернулась на живот и принялась болтать ногами, подложив ладони под подбородок. – Ты хочешь понять его чувства? – Ответь на вопрос, – его пальцы переплелись с её волосами. Она насмешливо смотрела прямо ему в глаза. Действительно, хотел знать. Тянуться и не иметь возможности достать желаемое. Как же легко отчаяться, когда ты в подобном положении. Одна слабость у идеала всё-таки есть – желание понять такие примитивные, но недостижимые чувства своего бывшего «я». Понять примитивные скучные человеческие эмоции. Насколько же забавно. – Мне хотелось умереть, – легко отозвалась она. Действительно, в тот момент мир окончательно утратил ценность, ведь именно к Мацуде Джунко испытывала то, что обычные люди называли «чистыми эмоциями» – любовь, преданность, желание находиться рядом. Тот удерживал её от последнего шага в бездну. И с каким наслаждением она туда упала. То, что пытался сохранить ублюдочный друг детства, скорее напоминало безумную абсолютную одержимость. Желание схватить и никогда не отпускать. Пожалуй, она могла бы посадить его на цепь и вынудить лаять по расписанию. Почти как Слугу. При мысли об этом на лицо наползла улыбка-усмешка. – А ещё меня разрывало от восторга. Мне казалось, будто я зарыдаю, – продолжала она. Изуру отпустил её и теперь внимательно вслушивался в её слова, в алой радужке тлела искра интереса. Такой идеальный, такой правильный. А в чем-то совсем как ребенок. Поразительно. Как у них это получилось? Отвратительно. Её сейчас стошнит. Впрочем, она не возражала против разговора. – …мне хотелось понять, если мне удастся убить близкого мне человека, я испытаю больше боли или восторга? Получится ли окончательно избавиться от такой ненужной вещи как чувства? – она смотрела прямо перед собой широко распахнувшимися глазами, в которых спиралью закручивалась бездна отчаяния. Действительно, какая-то крошечная ее часть искренне любила Мацуду. Уродского отвратительного человека, поставившего на карту всё, лишь бы помочь ей. Лишь бы избавить её от себя самой. Ах, как же восхитительно. Мерзко. Блядски ненавистные неподвластные ей чувства. – Непохоже, чтобы ты преуспела, – констатировал Изуру. Девушка недоумевающе хлопнула ресницами и выдохнула сквозь зубы. – Правда? – она широко улыбнулась. Пожалуй, можно и так сказать. Обычный человек разрушит себя до основания подобными действиями. Однако кому не наплевать? Она находила восхитительным собственное медленное разложение: закончится оно раньше, или ей удастся завершить задуманное. – Зато тебе никогда…– девушка обвила руками его шею, ощущая тепло его кожи. – …никогда не испытать ничего подобного. Их тела соприкасались, так близко, она ощущала, насколько его мышцы напряглись. – Ведь насколько ты идеален, – вкрадчиво говорила она, обжигая дыханием ушную раковину, – настолько и несовершенен. Ты ведь и сам это понимаешь, верно? Твоё я, которому ты настолько завидуешь… В алых глазах вспыхнула тьма. Девушка ощутила, как сильные пальцы сжимаются на её шее. Губы сами собой растянулись в улыбке. Дыхание перехватило. Действительно, оно. То самое чувство, когда контроль теряется. Когда человек, от которого ты ждёшь много, оправдывает твои ожидания и даже больше! Воздуха не хватало, несколько томительных мгновений, и… Лопатки и спину пронзила боль, когда её сбросили на пол. От последовавшего чуть ниже удара в живот перехватило дыхание. Она вцепилась ногтями в его ногу. Один сломала – мимолётная вспышка боли и наслаждение от взгляда на его лицо – но вцепилась крепко. – Не думай, что ты понимаешь меня, – в голосе парня не читалось ничего, кроме жгучего отвращения. – Ты немногим отличаешься от них. Джунко фыркнула смешливо. Она задыхалась от боли, от эмоций, тонула в презрении его взгляда. Острыми ногтями вцепилась в кожу только сильнее. Из уголка губ потекла слюна. Блядски восхитительно. – Мне и не надо, – легко выдохнула она. – Я знаю. И ты знаешь… почему. После мучительно долгой паузы он убрал ногу и сел обратно на кровать. Девушка отдышалась и легко поднялась. Несколько шагов к окну, и тяжёлые парчовые шторы разъехались в стороны. Комнату отеля залил неестественно яркий болезненно-алый свет. По ту сторону стекла расстилалась панорама сокрушенного города: поднимающиеся в неба клубы дыма, пылающие покосившиеся высотки, кренящиеся под собственным весом, усыпанный битым стеклом асфальт, дороги, сплошь заставленные расколоченными машинами. Она распахнула створки, и теперь вместе с запахом гари, внутрь проник отдаленный шум сирен – кто-то ещё жив – крики и ругань. – Ты же не дуешься на меня? – уточнила она, прислонившись бедром к подоконнику. Изуру недовольно поморщился и приблизился, чтобы закрыть его обратно и избавиться хотя бы от запаха, но девушка обхватила его за шею и прижалась всем телом. – Не обижайся, – потянула она. – Я обещала тебе показать интересные вещи. Даже если они покажутся банальными, задержись ненадолго. Он скосил на неё взгляд. Пальцы после недолгого колебания легли на её плечо. Правила игры приняты. Пока. Она накрутила прядь его волос на палец, лукаво улыбнулась и посмотрела ему в глаза. В синеве ее взгляда не отражалось ничего, кроме холодного равнодушия. Макушкой Джунко уткнулась в его висок и устремила взгляд в сторону разрушенного города снаружи. – Не самый скучный пейзаж? – Пожалуй. Она вдохнула полный гари воздух и подумала, что стоит позвать его прогуляться. Возможно, на улицах им попадётся что-нибудь увлекательное. Или нет. В любом случае, до начала плана время ещё есть. Скучно. Как она его понимала. Жутко скучно. В такие минуты Джунко не знала, завидовать его абсолютным талантам или для разнообразия пожалеть – припомнить, когда она жалела хоть кого-нибудь в своей жизни, не получалось. Неужели даже такое может случиться с ней? Почувствовать нечто подобное. Тогда следует постараться. Возможно, ее план сработает. Скорее бы удалось отыскать то самое отчаяние, способное уничтожить весь мир. Упасть вниз и утащить его за собой. – Что? – Изуру заметил её выражение лица. – Ничего. Пошли прогуляемся, – её улыбка превратилась в широкий оскал. – Среди предсказуемых людей на улице, попробуем найти тех, кто тебя удивит, как тебе задачка? Прежде, чем парень ответил, она накрыла его губы своими и, не отрывая взгляда от холодного отстраненного лица, прошептала: – Разве это не достойный вызов? Широкие объятия и холодные чужие руки, чьи прикосновения не приносят совершенно ничего – скоро, совсем скоро всё наскучит. Шутливая улыбка и лёд во взгляде. Рушащиеся где-то там стены, отчаянные крики людей: показать ему ещё, больше хаоса и обнаженной человеческой души, распятой распластанной под скальпелем хирурга. Джунко действительно хотелось знать, до какой грани получится удерживать его внимание. Сколько ещё мгновений она сможет наслаждаться, вести и обманывать, дразнить и выжидать. Впрочем, время покажет. А пока Джунко хотела лишь немного продлить момент. Прежде чем её душа, наконец, окончательно рассыплется, и ее осколки сгорят с этим миром дотла.