Затерянный в полуночи эфир

Закончив эфир, Аластор снимает наушники, устало откидывается в кресле и разминает затекшие плечи. Впереди дежурство до утра, но это и к лучшему: он любит оставаться в студии в одиночестве, а рано утром, когда работяги ещё не заполнили улицы, ему легче всего присмотреть себе новую цель. Они совсем недавно перешли на ночное вещание, и он дежурит по ночам чаще остальных. Это нетрудно, включаться нужно всего лишь раз в полчаса — после получения сводки новостей от телеграфной службы; и удобно сочетается с его эфирами в прайм-тайме. Аластор оглядывается и хмыкает себе под нос: в студии небольшой беспорядок, надо бы прибраться. Он поднимается на ноги и насвистывая шагает к окну, открывает его, чтобы впустить ночную прохладу, выглядывает наружу, опершись локтями на раму, и поднимает взгляд на ночное небо. Вдруг возникает чувство, что кто-то следит за ним, а позади слышится глухой щелчок. Он не вздрагивает, улыбка не сходит с его лица, когда он оборачивается, но в студии он по-прежнему один. Тем не менее он осторожно, почти бесшумно шагает к коридору, проходя мимо выключенного микрофона, и пристально вглядывается в темноту. Его глаза привычны к ней, ему комфортно в тени, как всякому хищнику. Горе тому, кто осмелится ступить на его территорию. В коридоре, однако, также никого нет. Аластор щёлкает выключателем у двери в туалет, потом у двери в их небольшую рабочую кухню и только тогда замечает у простенка то, чего там совершенно точно не было с утра. Аластор знает всю технику в студии, а это совершенно точно не просто ящик. Он хмурится, оглядывает кухню и туалет, проверяет входную дверь — заперто — и, вернувшись к ящику, опускается рядом с ним на одно колено. Осторожно подняв крышку, он находит именно то, что ожидал увидеть: механический диктофон. Однако же такую дорогую вещь, вероятно, из всех сотрудников мог позволить себе только он сам, и кто притащил её сюда, он не представляет. Да и зачем диктофон в студии, если им запрещено использовать предзаписанные передачи? Кроме того, он вообще не давал бы разрешения записывать его передачи кому попало. Аластор раздражённо закрывает крышку и бросает взгляд на наручные часы — ему уже пора включаться с новым выпуском новостей. Из-за этого дурацкого диктофона он и так едва не опоздал к телеграфу. Он решает расспросить коллег завтра, а ощущение, что кто-то смотрит ему в спину, не покидает. Что ж. Он умеет ждать.

***

Следующим вечером коллеги отвечают на его вопросы обеспокоенными взглядами. Люсиль робко уточняет, что никакого механического диктофона она в упор не видела, посылок и поставок вчера не было, да и в планах этой конкретной вещи не было тоже. Аластор смотрит на неё, но ни о чём больше не спрашивает, только сурово оглядывает остальных. На их лицах то же недоумение, смешанное с беспокойством за шефа. Фрэнк уточняет: — Может быть, вы просто устали, сэр. Дежурите почти каждую ночь. Подменить вас сегодня? Аластор проводит ладонями по лицу и с улыбкой отказывается. И вчера ему совершенно точно не показалось. Кто и зачем пронёс диктофон в студию, а потом незаметно для сотрудников забрал, и главное, как ему удалось проскочить мимо Аластора? Ему не нравится ни один из возможных ответов.

***

В следующие две недели, однако, ничего странного больше не происходит, и он готов позволить себе немного расслабиться. Способов расслабиться помимо эфиров у него множество, но только один помогает достаточно хорошо, и потому Аластор определяется со следующей жертвой. Ему потребуется много чего спланировать, но он, как и всегда, не против. Помимо планирования и подготовки, это лишнее время на то, чтобы убедиться, что никто за ним не следит. В последнее время ощущение чужого взгляда появляется в совершенно случайные моменты. В студии, дома, в ресторане, на улице. Но каждый раз рядом не просто никого — нет даже следов, возможных или невозможных. Он думает: это из-за долгого перерыва. Он думает: это нервы. Он думает: слабое человеческое тело, хрупкий человеческий разум.

***

На начало октября запланирована охота на кабана, и Аластор ждёт её с нетерпением, надеясь отвлечься хотя бы так. Напевая, он включает лампочку в кладовке, где хранит охотничью амуницию, намереваясь привести костюм в надлежащий вид заранее, и замирает, едва свет озаряет тёмные углы. Пение прекращается, а улыбка становится такой широкой, что начинают болеть уголки губ. Рядом с чехлом, в котором хранится ружьё, на полу стоит уже знакомый ящик с механическим диктофоном. Аластор берёт чехол и выходит. Он не в первый раз уже тщательнейше осматривает каждый уголок в квартире. Должно быть хоть что-то — никто не ищет чужие следы лучше, чем охотник, который к тому же безупречно заметает за собой свои. Но он не находит ничего. Он заваривает себе крепкий кофе и садится за обеденный стол, пытаясь обдумать эту ситуацию. Вариантов не так много, и почти все их он может сразу отмести. Он купил диктофон и забыл? Нонсенс, ему просто не нужна такая покупка, и забыть не мог: он никогда не напивается по-настоящему, не желая терять контроль, и провалов в памяти у него нет. Кто-то проник сюда? Но зачем этот странный подарок? Кроме того, нет ни следов, ни намёков на то, зачем диктофон оставили здесь. Он всё равно не запишет ничего без участия человека и при этом шумит так, что невозможно не заметить. Может быть, кто-то из редких гостей решил оставить подарок ко дню рождения? Так много мороки. Но не самый невероятный сценарий. Аластор кивает сам себе и допивает остывший кофе, не чувствуя вкуса. Ему нужно быть ещё осторожней.

*** Заявление Аластора ██████ касательно инцидента, произошедшего с ним на охоте 20 ноября 1933 года. Записано Ричардом Мендельсоном, директором Института Магнуса, Лондон. Оригинальное заявление не будет подано.

***

Только звук мотора рассекает тишину. Манчак встречает неприветливо: здесь не поют ночные птицы, не стрекочут насекомые. Узкая лодка лавирует между всплывшими брёвнами, оставшимися от лесозаготовительного городка, и Аластор знает точно, что он здесь единственная живая душа в столь поздний час, а скорее всего, и в остальные тоже. Не считая аллигаторов, конечно. Именно матушка научила его прокладывать путь через это гиблое место, избегая столкновений, даже при свете одной только луны. Матушка вообще многому его научила. Аллигаторы избегали её. Аластор останавливает лодку и потягивается, разминая спину. В этот раз несчастный тяжеловат даже для него, не хотелось бы надорваться. Холщовый мешок, набитый камнями и изувеченными кусками тела, выскальзывает из пальцев, но не пачкает — кровь он слил заранее, подвесив несчастного вверх ногами и вскрыв ему горло. Пальцы в перчатках открывают банки со слитой кровью, но замирают на мгновение. Аллигаторы боятся и его, потому не бросаются в один момент на сброшенный в болото труп, но это всегда самое рискованное, самое глупое и самое опасное. Аластор делает глубокий вдох, не переставая улыбаться. И бросает открытые банки подальше в воду одну за другой. При свете луны он видит, как взбаламучивается подгнившая и потемневшая ряска, и вода из коричневой становится киноварной. Ему пора. Потянувшись к мотору, он неосторожно поднимает взгляд и видит леди Браун. Он знает, что не может её видеть, но видит каждый раз. Она улыбается и кивает, а мотор снова начинает негромко гудеть, унося его от аллигаторов и от второй женщины в его жизни, которой он хотел бы поцеловать руки. Его путь освещают блуждающие огни.

***

Он замечает кое-что задолго до того, как причаливает к берегу, и он хочет выбросить это прямо в воду, но осторожность берёт верх. Он не знает, чем грозит такая неосторожность, хотя и понимает: чем бы это ни было, к магии вуду оно не имеет отношения. Прямо под скамейкой стоит механический диктофон, и в этом освещении может даже показаться, что он улыбается. Аластор причаливает как ни в чём ни бывало, оставляет деньги хозяину лодки, одному из тех, кто никогда не спрашивает его имени, и забирает чемоданчик с собой. Он идёт беззаботно, но внутри кипит от злости, не понимая, кто или что вздумало поиздеваться над ним. Дома он кладёт диктофон на стол, достаёт наушники и наконец впервые включает воспроизведение. Сперва улыбка едва не сползает с его лица, когда он слышит крики несчастного настолько громко, — и по-настоящему испаряется, когда в воцарившейся тишине звучит сытое, довольное урчание. Аластор вырывает плёнку и сжигает её в раковине. Он не удивляется, обнаружив на следующее утро уже заправленную новую: пустую. Готовую к его шедеврам.

***

Всю неделю диктофон лежит в кладовой. Аластор проверяет его каждое утро и каждый вечер, но тот не меняет положения. Аластор утомлён этим ожиданием неизвестного, этим ощущением взгляда в спину, и хочется напиться, но он, как всегда, не может себе позволить. Он возвращается домой, сбрасывает жилет и закатывает рукава. Наливает себе виски, чтобы хоть немного расслабиться, перестать кружить мыслями вокруг этого чёртова ящика. Это — точно не подарок Джулии. Обжигающий глоток проносится по гортани, лишь отчасти согревая рождённое слишком холодным сердце. В дверь стучат. Аластор хмурится: он никого не ждёт. Он берёт нож в правую руку и бесшумно подходит к двери. Та распахивается сама. На пороге стоит мужчина немногим старше него с пронзительно зелёными глазами. Под его взглядом Аластор будто слышит статику радиоволн и осторожно интересуется: — А вы?.. — Ричард Мендельсон. Институт Магнуса, Лондон. У вас мой сбежавший питомец. Аластор не успевает наброситься на него, когда тот невозмутимо теснит его плечом и широко шагает прямо к кладовке. Аластор видит: там, в тени, Ричард Мендельсон безошибочно отыскивает механический диктофон и гладит его по боку, как домашнее животное. Он даже слышит: «Опять удрал, негодник». Аластор сжимает нож крепче и без единого звука делает шаг вперёд, к сидящему к нему спиной Ричарду Мендельсону. И слышит снова этот вкрадчивый, низкий голос, обращённый уже к нему: — На вашем месте я бы не делал этого, молодой человек. Советую убрать нож. Созерцанию и Охоте нечего делить. Добыча всегда боялась, что хищники её увидят. — Ричард Мендельсон поднимается на ноги и шагает вплотную к нему, пристально глядя прямо на него этими неестественно зелёными глазами. И впервые в жизни Аластор чувствует настоящий ст̚р̒а́х͛. И почти перестаёт улыбаться. Ричард Мендельсон же растягивает губы в улыбке и смотрит тепло, почти с сочувствием. — Вы весьма незаурядный молодой человек, Аластор. Желаю вам удачи. Хотя она и не поможет. Тот немедленно вскидывается, упрямо стискивая нож в пальцах. — Это угроза? Ричард Мендельсон оглядывается через плечо, не оборачиваясь, скалится, глаза будто слабо светятся в полумраке. — Не угроза. И даже не предупреждение. Просто факт. Мы оба едим людей, и ты уже съеден. Дверь за ним хлопает громко, но шагов на лестнице не слышно, и Аластор распахивает её вновь, чтобы увидеть, что за ней никого нет. Он запирает замок, подходит к окну и моргает, переводя взгляд с абсолютно пустой улицы без единого следа прохожих на полную луну. Луна моргает в ответ.