Мой милый доктор

• • • — Это кровь, — он поднялся с колен и протянул испачканную руку. В ответ на это толпа стала аплодировать, словно на их глазах развернулся трагичный финал бульварной пьесы, а не убийство человека. — Ну это же кровь! — вскричал он так громко, как только мог. Толпа стала ещё пуще хлопать, на этот раз люди поднялись со своих мест, принялись орать о том, в каком они восхищении; заиграла музыка. Он с непонимаем вглядывался в каждое лицо. Им плевать? Они не поняли, что произошло? В этом городе все безумцы? Внезапно, поверх его ладони опустился белоснежный платок, а самого взяли под свободную руку. — Бессмысленно, милый доктор, всё бессмысленно! Шептала девушка торопливо ведя его в сторону дома, минуя сухие деревья сада. Наконец-то он смог детально рассмотреть того, кого всегда видел издалека и мельком. Худая, тонкая, с болезненным лицом. Выбившиеся из низкого пучка пряди тëмных волнистых волос вздрагивали на плечах от каждого шага. Юбка короткого платья тихо шуршала. Да и само по себе оно было не по моде: полупрозрачные рукава с атласными плечами, туго затянутый корсет, вышеупомянутая юбка украшена множеством фатиновых лент, от чего походила на медузу. — Принеси воды! — окликнула она слугу, и тот вмиг исполнил приказ. Оставив миску с водой на столе, он спешно удалился. Девушка убрала платок с окровавленной руки, намочила его, и стала бережно протирать ладонь доктора. Впервые за всë это время она осмелилась поднять лицо. Глаза дьявола. Один серый, второй зелёный. Взгляд тусклый, но строгий. Были в этой девушке пугающие черты, однако таинственность еë личности привлекла внимание доктора. — Вы сказали бессмысленно. Почему? — Почему? Потому что им всë равно. Для них Вы, милый доктор, всего лишь актёр, который великолепно справился со своей ролью. Убийство, насилие – пустота, не воспринимается всерьёз. Декан¹ их слишком разбаловал, но я его не виню, — она снова намочила платок. — Мисс, давно Вы знакомы с деканом? — С деканом? Три года. Но я видела его раньше. — Как я могу к Вам обращаться? — спросил доктор, внимательно вглядываясь в её глаза. — Обращаться? Что же. Зовите меня Эхо, — она робко улыбнулась. — Эхо? Довольно странно. — Странно. Почему? Вполне обычное. — Ну неужели в это доме один я нормальный? — тяжело вздохнул он. — Нормальный? Может быть, но не на долго, — поймав непонимающий взгляд, она усмехнулась и дополнила. — Шучу. — Хотя знаете, я беру свои слова назад. Это имя Вам очень идëт. — Идëт. Я с вами согласна, — отмыв наконец руку, она бросила платок в воду. — Скажите, мисс Эхо, могу ли я с Вами поговорить по поводу декана? — Декана? Можно, только... Послышались шаги. На лестнице стоял декан с закрытыми повязкой глазами и распущенными волосами до плеч. Он был всë так же мрачен, как и на протяжении последних пяти лет, но сегодня на его лице едва прослеживалось что-то вроде смятения. — Какая абсурдная и несчастная смерть! — обратилась к нему Эхо. — Разве оно того стоило? Мужчина поник головой и протянул руку. — Извините, милый доктор, мне пора идти. Прощайте, — она спешно поднялась по лестнице и последовала за деканом. Оставшись наедине, доктор прислушался. Сердце в груди стучало быстрее обычного, каждым ударом отдавая в уши. Непонятное чувство камнем застыло в груди. Он перевëл взгляд на стол. Кровь полностью растворилась, от чего вода приобрела ржавый оттенок. — Чудачка, — он смолк и ненадолго задумался. — Нет, лишком грубо для такого искреннего существа. Вечером того же дня доктор шëл по выложенным из брусчатки улицам Дублина. Бледные лучи фонарей разрывали опускающуюся на город темноту. Мелькали нарядные деревья парков, тени фасадных зданий нависали над головой. Стук каблуков разносился по округе, но тут же съедался пустыми разговорами, шëпотом и криками из пабов. Мелькали люди, укутанные в плащи и пальто. Туман медленно стелился по заковыристым улочкам. В домах загорались огни, подобно звëздам, дурным голосом мяукали кошки. Чеканя шаг и шмыгая носом от промозглого ветра, доктор изредка поглядывал на исписанный клочок бумаги. Иногда он останавливался на перекрёстках, спрашивал прохожих, шëл не в ту сторону и возвращался. Два часа иди по сырому Дублину, ради импульсивной авантюры, которая неизвестно чем закончится, казалось безусловно глупой затеей, и с каждой минутой проведëнной на холодной улице, доктор убеждался в этом всë больше и больше. Вот он прошëл мимо церкви с витражными окнами, завернул в очередной проулок; вышел на рыночную площадь. Кругом были закрытые лавки, мусор. Тяжело вздохнув, доктор продолжил свой путь. Спустя пять минут хождений по улицам, он снова опустил взгляд на бумажку, поднял голову и, наконец, увидел то, ради чего терпел унижения чужого города: «Пекарня О'Салливан». Победно вскинув руку он снова посмотрел на клочок: "Лестница за пекарней." Обойдя здание, доктор действительно обнаружил лестницу с деревянными ступенями. Нерешительно поднявшись, он постучал в дверь с изящной резьбой. Она медленно отворилась, но в проходе никого не оказалось. — Заходите, милый доктор! Я Вас давно жду! — послышалось из соседней комнаты. Он вошëл, но тут же вздрогнул, увидев перед собой разбитое зеркало во весь рост. В доме пахло ладаном и мятой. — Вы знали что я приду или кто-то сообщил? — Сообщил? Что Вы, вовсе нет! Доктор закрыл за собой дверь, повесил шляпу с широкими полями, прошëл вглубь дома, от чего вздрогнул ещё сильнее. Волнистые стены, расписанные изображениями глаз, высокий потолок, громадные книжные шкафы, напоминающие своей формой замок; перевëл взгляд на камин с чëрными кирпичами. Наконец он увидел Эхо. Она, поджав ноги, сидела за широким столом, стоящим прямо у окна и что-то старательно вырисовывала на небольшом листе с жëлтыми краями. Кругом были разложены тексты, эскизы, вырезки из газет, пара книг, тушь и кисти. Волосы всë так же оставались в небрежном пучке. Сменилось платье: оно стало длиннее, упрощëнного фасона без украшений и корсета. — Ах, милый доктор, не могли бы Вы сделать нам чай? Я три часа назад села за работу и никак не смогла подняться, — Эхо указала рукой в сторону. Доктор немного растерялся, но подумав, что такое отношение к гостям у хозяйки дома в порядке вещей, решил не противится. Молча зашëл и оказался на кухне полностью выложенной из крупной синей мозаики. Луна отражалась тысячами осколков, наполняя комнату приятным светом. Шкафы, полки были единственным ориентиром, чтобы отличить низ от верха. Среди всей красочности доктор нашëл стол. Там было всë: заварочный чайник, чашки, блюдца, кувшин с водой, сахар, чай, сливки, лимон, мята... — Мисс Эхо, какой Вам сделать чай? — Чай? Чëрный. Крепкий. Достаточно, — последнее слово она сказала особенно тускло. Не прошло и четверти часа, как доктор вынес две фарфоровые чашки и поставил одну возле Эхо. — Благодарю, милый доктор. Прошу, присаживайтесь, — кинула через плечо она. Доктор молча поставил чашку на небольшой столик, снял тëмные очки. — Я отстирал Ваш платок, — он подошëл к Эхо, протягивая руку. — Платок. Большое спасибо, — чуть прикоснувшись к ещё холодным пальцам, она забрала платок. — Прошу прощения, за столь поздний визит, но я хотел продолжить нашу беседу. Вы показались мне человеком, у которого можно узнать хоть что-то о моëм пациенте, — доктор опустился в кресло и вытянул ноги. — Пациенте... Я постараюсь ответить. — Хорошо. Мисс Эхо, Вы говорили, что познакомились с деканом три года назад. Как это произошло? Эхо настороженно выпрямилась, после чего снова склонилась над рисунком. — Когда вышла его, пожалуй, самая спорная книга, — начала она. — народные массы подняли большой шум. Оно и понятно. Такое произведение и без автора — это целое событие. Однако все очень оскорбились, поняв, что их не напрямую назвали идиотами. Вскоре я купила эту книгу. Не может ведь что-то посредственное вызвать такую волну возмущения. Я не ошиблась. И после прочтения так погрузилась в этот мир, что несколько недель безвылазно сидела дома. А после прислали уведомление из газеты, с которой я давно работаю, где меня просили проиллюстрировать несколько сцен из книги для статьи какого-то критика. Я выполнила заказ, все остались довольны, но вскоре мне пришло необычное письмо, написанное то ли сестрой милосердия, то ли самим господином деканом. Если быть краткой, то в содержании меня требовали к дому декана со своими рисунками не только на тему книги, но и прочими. Я решилась и пришла. Завели в сад, где меня уже ждали, попросили показать работы и немного подождать. Вид у декана был крайне скучающий, казалось, будто его заставили прийти. — она задумалась, прикоснувшись кончиком кисти к губам. « При виде Эхо декан поставил чашку с остывшим чаем на стол и снял тëмную повязку с лица. Воспалëнными глазами он осмотрел девушку, после чего отвëл взгляд в даль. Рядом с ним вертелась молодая женщина — Ванесса, сестра милосердия. Строгая, но невероятно красивая. Она взяла работы Эхо и попросила подождать, предложив стул. Сестра стала медленно показывать рисунки декану, нашептывая ему что-то на ухо, иногда утвердительно кивала головой. Декан лишь беспристрастно смотрел, но в один момент глаза блеснули. Он остановил Ванессу, забрал листы, после сам стал просматривать. Иногда во взгляде появлялся интерес, декан стал делить рисунки на две стопки. В один момент он остановился, поднял голову, устремился глазами на лицо Эхо и долго буравил еë взглядом. Она же молча принимала непонятные знаки. В один момент декан поднялся с места, пару раз похлопал по небольшой стопке и направился в сторону дома. — Поздравляю, вы приняты. — улыбнулась Ванесса. — Приняты. Что, извините за грубость? — Господин декан взял Вас к себе в иллюстраторы, поскольку недавно наткнулся на Ваши работы в газете. » — Странно тогда прошёл мой день, — подытожила она. — Иными словами, решение принял он сам? — Сам? Да, а что такое? Я когда начала работать, то он всë время сидел со мной, а ближе к обеду предъявил мне целый список вопросов, на которое нужно было ответить. — В письменной форме? — уточнил доктор. — Форме? Конечно в письменной. Мы с ним так и общаемся. Сидим в комнате, он за одним столом, я за другим. Потом обедаем и каждый занят своим делом до захода солнца. — Погодите, выходит, что господин декан понимает всë вокруг происходящее? — от изумления лицо доктора вытянулось, а глаза расширились. — Происходящее? Безусловно понимает. — Тогда зачем опекунский совет выделил сестру и вдобавок меня вызвал?! — Вызвал?! А Вы всë ещё не поняли, милый доктор? — наконец Эхо повернулась к нему. — Ведь если будучи в «безумном» состоянии он уже доводит политические отношения между Англией и Ирландией до грани военного столкновения, то представьте что будет, когда нашего очаровательного господина признают вменяемым? Это же неописуемый ужас, когда совершенно здоровый человек так наругается над церковью, моральный нормами и международными отношениями. По крайней мере, так считают наши политики. Часы на стене пробили десять часов вечера. — Простите, мисс Эхо, что задержался до столь неприличного времени, — спохватился доктор. — Времени. Ничего, — махнула рукой она. — Скажите, Вас проводить? — Не стоит, — он встал, — Благодарю, Ваша история мне очень помогла, — доктор поцеловал еë перепачканную руку. — До свидания. — Свидания. Прощайте, милый доктор. Он надел шляпу, закрыл за собой дверь, стремительно спустился по лестнице. Каждый удар сердца отдавал в виски. Поцеловать руку незамужней девушке – это ли не настоящая глупость? В этот же момент Эхо наблюдала за ним из окна. Она видела и как доктор хлопнул себе по лбу, и как несколько раз тревожной рукой поправил тëмные очки, и как ненадолго обернулся в сторону пекарни. — Крайне любопытный персонаж. Интересно, что же он будет делать, когда теперь узнал, что в этой истории особо и не нужен? • • •