актриса погорелого театра

      В Аду нет того, кто бы не знал про крупнейший театр Дель-Арте и его владелицу. Да что там, это здание — центр района Искусства в Аду. Розоватые стены театра всегда освещены золотым светом фонарей, украшены белыми колоннами и золотистыми вставками в виде перьев. По сравнению с остальным районом Дель-Арте выделяется светлым силуэтом.       Район Искусства, в том числе и театр Дель-Арте — это сборище всех самых творческих и душевнобольных личностей.       Во время прогулок по местным прибранным аллеям велик шанс набрести на пленэристов, в чьих-то руках вы обнаружите палитры с разными оттенками крови для живописных пейзажей. Рядом найдутся скульпторы, чьи произведения будут состоять из склеенных частей тела, взятых с убитых ими демонов. Кто-то из художников просто превратит самого себя в искусство, переделав себе лицо под стиль кубизма.       На улочках всегда играет музыка, при чем на каждой улице своя. На Классической улице постоянно звучат симфонии Моцарта, Бетховена и Чайковского, на Ретро-стрит — соответственно композиции из тридцатых, пятидесятых и шестидесятых годов. Переулок Рокеров кишит панками и металлистами, а у новоприбывших рэперов собралась своя тусовка на Рэп-авеню.       Литературный островок — райское место для пришедших сюда писателей, где существуют две главные улицы — Прозаический Бульвар и Проспект Поэтов, на которых очевидно проживает поэзия и проза.       В самом главном здании, Дель-Арте, никто свое настоящее лицо не показывает. Оно тщательно скрывается от публики театральными масками и актерскими образами. В театральных постановках и на съемках фильмов актеры живут за персонажей: становятся маньяками, насильниками, в действительности убивают коллег и сами же бывают убиты. Устраиваясь на работу в Дель-Арте, каждый должен знать, что та или иная роль может оказаться для него последней. Многие актеры тут сыграли свою лучшую и единственную роль.       В Дель-Арте все происходит ради искусства. Весь район Искусства просто зациклен на этом.       Все работники там — умелые мастера своего дела со съехавшей крышей. Вроде как говорят, что искусство граничит с безумием. Так вот, Дель-Арте передает смысл этой фразы точно и достоверно.       Район Искусства — любимое место в Аду и просто идеальное для отдыха и развлечений у Радио-демона. Во-первых, сами представления в театре чего стоят: выступления не обходятся без фейерверков, крови и золота. Все это было очень по душе придирчивому радиоведущему. А второй и, наверное, главной причиной являлась хозяйка.       Радио-демон назвал бы владелицу, которую он знает очень хорошо, этой шарашкиной конторы самой угашенной и отбитой на голову личностью, девушкой, по которой уже плачет психушка — оверлорда Арлекино.       Она — ядовитый концентрат искусства и неистовой бесноватости. Она — одна из сильнейших оверлордов, превосходящая Аластора по силе и по уму.       Чернильные вьющиеся пряди волос почти всегда распущены — прическа "я упала с сеновала, тормозила головой" и прямо отстриженная челка — и очень резко контрастируют с белым лицом. В желтых, горчично-желтых радужках с кровавыми кругами в них плещет жидкое сумасшествие, растекаясь ядом. Укороченный пиджак на ней всегда красный — это цвет силы и страсти. Золотые эполеты и такие же нити украшают весь ее шоуменовский костюм.       Арлекино — это шипучий коктейль из мастерства, безумства и любви к риску.       Арлекино — это та, кто превратит даже самый слабый по всем параметрам сценарий в конфетку и шедевральное шоу. Сделает все качественно и по госту. Аластору шоу нравятся наравне с джазовой музыкой. Особенно те, которые выполнены изумительно и прекрасно.       Арлекино — одна из тех, кого он действительно уважает хотя бы за то, что она всегда выполняет свои обещания; что ее "я покажу грешникам творчество!" сбылось. Хотя бы за то, что у нее мастерство течет по венам. Хотя бы за то, что на какое бы представление он не приходил, она заставит его хлопать ей стоя с искренней восхищенной улыбкой, со слезами на глазах, или же с замирающим в страхе сердцем. Его она не подводит, как не подводила никогда.       Не подводит она и в личном общении: Арлекино достаточно начитана и эрудирована, чтобы диалог мог продолжаться после пары слов — что плюсик в карму от Радио-демона.       Однако что его все еще раздражает, только уже чуть меньше — ее экспрессия и эмоциональность. Арлекино привыкла рассказывать очередную историю, ярко жестикулируя — как-то раз она так вдарила оленю по носу, чего тот ей все еще простить не может — вставляя между словами шутки, периодически смеясь и говоря сбивчиво. Но к этому Аластор привык.       Еще бы он не привык к своей давней лучшей подруге.       Причем, их содружество действительно давнее: демонический радиоведущий помнит, как еще при жизни любил забегать на ее выступления в центральном театре Нового Орлеана. Помнил, как специально выходил пораньше утром на работу — тогда открывалась пекарня, где продавались ее любимые синнабоны и солёные карамельки. Помнит ее коллекцию духов — самыми любимыми ее ароматами были зеленый чай и манго. Помнит еще школьные времена, когда слушал все ее масштабные планы на будущее, которые она в итоге исполнила. Помнит, что она, как и он — любительница болтать без умолку.       Она, теперь уже прозванная Арлекино, тогда под его слегка ошарашенный взгляд из-под очков — он этого, конечно, не показал — заявилась к нему с криво отстриженными по плечи черными волосами настолько небрежно, что Аластор тогда окрестил ее "беспризорницей". Еще тогда, в тридцатые года в Новом Орлеане, она была такой.. неописуемо энергичной (она даже успевала за ним в танце). С безостановочным конвейером идей и шуток в голове.       Для Аластора Арлекино осталась прежней: взбалмошной, чрезвычайно хитрой и с бешеным задором в глазах.       И когда он снова оказывается на дне, уже прокатившись по грязной дороге, собрав на себя всю пыль и смотря на все со скрытым страхом в глазах, она по-прежнему остается его последней надеждой с протянутой ему рукой. Райским светом облегчения, что он, конечно отрицает.       Отрицает, но ощущает за спиной ее призрачную поддержку.

***

      Насколько переполнено зрителями здание Дель-Арте, настолько одинок его бар — если сравнивать, то последнее вообще подсобка. Свет приглушен, создавая тем самым более личную и, наверное, интимную атмосферу. За барным столиком Ковьелло в сотый раз протирал один и тот же бокал, а Рози заново перевязывала галстук на шее у подруги.       — Что за особенный гость такой? Он вот прям особенный, да? А это кто-то из оверлордов? — Ковьелло — чрезмерно любопытный и наивный новенький бармен театра. Тот еще павлиний балабол с перьями на башке. Хозяйка театра поглядывает на него искоса.       — Да, — краткость сестра таланта.       — Правда?       — Да.       — Да?       — Пизда. — на это слуга резко дернулся и в миг замолчал. — Ковьелло, не хочешь ли ты уйти пораньше со смены? — слуга по-глупенькому мотает в отрицании. — Рози, моя ты хорошая, забери его отсюда пожалуйста, а.       — А можно я отвечу?       — Цыц. — подойдя к настольному зеркальцу, владелица театра немного расслабила галстук (Рози ей сто процентов настучит газетой по голове за эту несчастную полоску ткани) а то душновато как-то, надо бы зал проветрить. Рука произвольно тянется поправить стоящие в вазе цветы: ее друг, с которым она организовала сегодняшнюю встречу и при этом отменила все планы, любит прибранность и аккуратность. Да, он достаточно педантичен в отличии от нее.       А вот, кажется, и он.       Глаз цепляется за краешек красного, немного драного пальто в проходе. Руки автоматически распахиваются для дружеских объятий, а заботливая Рози рядом только подталкивает ее встать с барного стула.       — Ну здравствуй, старый друг, — улыбка сама расползается по лицу.       — Ох, дорогуша, я еще слишком молод для того, чтобы называть меня "старым".       Голос Аластора неожиданно ласковый, а улыбка из натянутой превращается в более мягкую. И, на удивление, искреннюю.       Рот Ковьелло падает до плинтуса, а он сам рефлекторно прячется под стойку. На пороге — Радио-демон, который только недавно объявился, а после заново исчез с радаров после битвы с Адамом. Столько оверлордов за всю его небольшую адскую жизнь — Арлекино, Рози и Аластор.       — Но при этом достаточно наглый, чтобы пропасть на семь лет и оставить меня в одиночестве, — былое величие Арлекино осколками опадает на половицы, как только она оказывается в компании лучшего друга. Из могущественного оверлорда с желчным безумием в глазах она превращается в гиперактивную и дохера эмоциональную девушку.       Однако несмотря на то, что Аластор ей близок, она не упускает возможности упрекнуть его за его внезапное семилетнее исчезновение.       Семь лет для жителей Ада — не так уж и много, но этот несчастный отрезок времени Арлекино провела за судорожными попытками найти друга, просыпаясь и засыпая с молитвой на его появление.       — Не серчай, голубушка моя, — радиоведущий подходит ближе, они с Арлекино одного роста. — Такого решения требовали обстоятельства. К тому же, я отсылал тебе письма, — желтозубая клыкастая улыбка никогда не спадает с лица радиоведущего. — Не уж-то не дошли?       И улыбается так по-дружески хитро, зная Арлекино наизусть.       Арлекино смотрит на него якобы обиженным прищуром и кривит лицо из-за плеча — ну ей богу, ей уже за тридцать, а все еще играет в обиженную девочку. "Актриса погорелого театра" — да, думает Аластор, профессия актрисы идеально ей подходит.       — Дошли, — с ответом она медлит. Чернильные пряди легонько шарахаются, когда она чуть поворачивает голову в его сторону. — Но бездушные буквы не заменят мне живого тебя, — Арлекино убирает фальшивые обиженки и теперь глядит серьезно. Потому что для нее потеря друга со всех радаров — это действительно серьезно.       Она стоит перед ним, сложив руки на груди — ее любимая поза, когда она сердится или чувствует раздражение.       Ее слова ощущаются как-то невольно тяжелым грузом.       — В общем-то, знай, что я все еще жутко обижена на тебя, — что ж, Аластор, время включать дружескую искренность. Он кивает Рози, и та послушно хватает Ковьелло за шкирку и уходит из бара в центральный зал, оставляя его и Арлекино наедине.       Когтистая ладонь касается женского плеча, которая оказывается вмиг сброшена. Аластор впервые чувствует напряжение между ними двумя.       — Дорогуша, я как-то обидел тебя?       — А не понятно? — уходит она за барную стойку и начинает протирать стакан, чтобы только не смотреть на него и занять руки. Она не дуется нарочито. Она правда обижена, и при чем очень горько. Аж до слез, которые она тщательно прячет, сжимая глаза. Ее бесит, что он так просто пришел к ней после долгого отсутствия и ведет себя как будто ничего и не было. Что он высылал письма, будто бы откупаясь от нее.       Будто бы она уже не его лучшая подруга; она больше не дорога ему так, как раньше. Будто ему она больше не нужна. Наскучила. Достала. Заебала.       Да уж, Арлекино умела накручивать себя.       Да, она обиженка. Но она не может справиться со своей привязанностью к людям. Ну вот такая она. Ранимая, слишком эмоциональная и вспыльчивая. Семилетнее исчезновение Аластора заставляет ее вспомнить, за что она себя ненавидит больше всего — она цепляется за людей и не отцепляется потом вообще. Она боится терять дорогих ей людей демонов.       Переродившись в Аду, отстроив свой собственный район, оказавшись одной из сильнейших оверлордов, Арлекино пообещала себе, что терять она больше не будет.       А свои обещания она сдерживает.       В голове сразу же рождается мысль.       На стол, на котором она протирала стакан, когтистая ладонь кладет микрофон — так Аластор хочет показать подруге, что он открыт перед ней. Свой сюртук или пиджак он за крючок вешает на плечики.       — Не нальет ли мне добрый бармен немного виски?       Ногу на ногу складывает, как и голову на руки. А свою головушку он наклоняет в сторону так игриво. Арлекино стоит к нему спиной, и он уверен — ее лицо выражает чистую обиду. Брови сердито сведены к переносице, губы сжались в тонкую полоску. Только желтые глаза сияют в темноте.       Когда ответа не следует, Аластор второй раз за сегодня напрягается: он честно думал, что будет легче. Что он придет к ней — она немного подуется — он вытянет ее на разговор — она его простит.       Но как бы не так.       Арлекино не отвечает ему на его второй-третий-четвертый-и-так-далее вопросы. На двадцатом он останавливается и понимает, что — да, возможно, он ее обидел по-настоящему. Возможно, причинил какую-никакую боль. Выстрелил в сердце, хотя не хотел.       Она была с ним все это время, когда все отвернулись. Осталась с ним, даже когда увидела его, приносящего в жертву убитого человека. Осталась с убийцей и была рядом. Сколько он себя знает, она всегда была с ним, рука об руку — это еще при жизни тронуло сердце маньяка из Нового Орлеана.       Поэтому он сразу же вычеркивает ее из списка его потенциальных жертв. Поэтому он помогает ей, еще тогда Саше, с переездом из России от отца и мертвой матери в Новый Орлеан к дяде бармену с ПТСР. Поэтому он поддерживает ее план по краже отцовского имущества и денег. Поэтому он в обязательном порядке заходит к ней на перфомансы, покупает сладости и просто пускает ее к себе в радиобудку. Поэтому позже он позволяет ей себя касаться, когда ей заблагорассудится, потому что при ее прикосновениях он чувствовал отвращения.       Она сама по себе не вызывала у него отвращения. Да, шумная с излишком, но это можно стерпеть и простить ради интересных разговоров и качественного времяпровождения. К тому же она была девушкой, а к женщинам Аластор относится с уважением. Женщины хитры и умны, они сначала думают, а потом делают. Мужчины же, с его точки зрения, противоположны женщинам — глупы, чересчур хвастливы и нарциссичны (себя он считал исключением).       И пусть Арлекино и подавала себя на публику, как дурашливого шоумена, как легкомысленую владелицу театра, как хвастливого нарцисса. Но неспроста Арлекино владеет театром, царством масок.       Арлекино — умелая обманщица, которая не раскрывает своих карт. Она — мастер притворства, которая качественно скрывает то, что врет.       Ведь не без причины она возвысилась так высоко. Не просто так она занимает высшие места среди оверлордов.       Снизив количество убийств до минимума, Арлекино упорно шла по лестнице успеха. Ее ключом к власти стали сделки, которые она заключала почти с каждым встречным: от слабых отчаявшихся грешников, которые когда-то приползли к ней на коленях до оверлордов вроде нее. Убийства для нее были сродни грязи, а пачкать руки она не любила, все время находясь в поиске обходных путей.       Несмотря на внешнюю глупость и легкомысленность, Арлекино умна и хитра. На ее поводке десятки а может и сотни тысяч разнообразных душ, от низших классов до подобных ей. И ее титановые цепи крепки и тяжелы. Своих подчиненных она не отпускает никогда.       Она не любит убивать физически, но обожает давить морально исключительно на тех, кто ей не приятен.       Арлекино следит за каждой своей грешной собакой на привязи. Контролирует их, держит в страхе. Она видит и слышит все. У нее глаза повсюду.       И Аластор это помнит. Перед ним стоит могущественное существо, определенно сильнее его самого, которое легко обведет вокруг пальца кого угодно.       Но это могущественное существо — его подруга. У нее к нему нет плохих намерений, как и у него.       И он вроде как ее обидел. Не в шутку, а всамделишно. И Аластор понимает, что свою гордость придется откинуть — только бы Арлекино перестала его игнорировать. Микрофон, чудом склеенный скотчем, откладывается в ее сторону, как бы намекая на его доверие к ней.       — Дорогуша, — стакан, так тщательно протираемый Арлекино, со звонким стуком ставится на дубовую поверхность стола. Раздражение, она раздражена. Но Аластор делает вдох и продолжает. — Прости меня.       Одним "прости" ее уже не проймешь. За семь лет его отсутствия она стала тверже в плане извинений. Арлекино, сжимая челюсть, игнорирует его "прости".       — Арлекино, — и она чуть взгдрагивает. Нечасто ее друг обращается к ней по ее нынешнему имени. — Я правда прошу прощения.       Он продолжает слышать гнетущую тишину и наблюдать на ее плечами, вздымающимися вслед за ее мерным дыханием.       — ..будешь должен. — она сдается, и Аластор искренне рад.       — Озвучь мне мой долг, дорогуша, — и вмиг повеселел, ничего обычного. Но Арлекино поглядывает на него через плечо невесело. Серьезно.       — С тебя сделка.       На слове "сделка" радиоведущего передергивает. Из уст Арлекино оно звучит подозрительно и даже опасно, ведь он, приближенный к ней, знает все тонкости ее сделок. Знает, что нужно быть чересчур аккуратным. Знает, что заключать с Арлекино сделки нельзя — ты автоматически передаешь ей всего себя.       — Может, я отплачу как-нибудь по-другому? — Аластора коребит от одного упоминания сделок. Сделки для него — антоним свободы. А если это сделка с Арлекино, то и хорошей жизни в целом.       Жертв Арлекино заключает в духовной клетке, контролируя каждый их шаг. — Нет. Я определяю твой долг, — девушка продолжает настаивать на своем. Арлекино в курсе, что Аластор уже находится на цепи. Требуя от него сделку, она уж точно не желает отобрать у него последние крупицы свободы, если те вообще имеются.       Делает она это не со злым умыслом.       Намерения у нее исключительно хорошие и кристально чистые — она больше не хочет терять его снова. Не хочет заново обыскивать каждый уголок Ада. И слез она больше проливать не хочет.       Ее цель — дать ему его свободу, но с условием, что после этого он не оставит ее страдать в одиночестве. Ведь Арлекино одиночество ненавидит.       — Аластор, я все знаю и все понимаю. Но я не собираюсь запирать тебя в клетке, — ее друг-радиоведущий смотрит с подозрением. Но оверлорд продолжает.       И на этом ее друг просиял. Странноватые красные брови чуть приподнялись, а в красных радужках промелькнул интерес.       — Дорогуша, покорно благодарю тебя, но, увы, сему не быть.       — Это даже не сделка, а дружеское предложение!       — Дорогая, я прекрасно знаю, что ты мастер своего дела. Твои шоу великолепны, и я признаю, что они — лучшие в Аду. Но сделок я больше не заключаю, — свой красный сюртук Аластор забирает с вешалки, направляясь к выходу. Разочаровывать подругу он не хотел, однако он также не хотел терять и последние частички свободы. — Да и живу я хорошо.       — Это сделка даже не на душу, а на твое освобождение! Твоя душа в арсенале мне не нужна!       — Я, пожалуй, пойду, — ну уж нет, упускать его еще раз Арлекино не собирается.       — Что-то ты не похож на того, кого устраивает собственная жизнь, — Аласторовская рука опадает на дверную ручку, но саму дверь не дергает.       — Значит, свои дни ты хочешь проводить так? — он затылком чувствует ее взгляд, сверлящий в нем дыру. — Вещать по радио, а после искать себе новых жертв для приношения, чтобы они не съели тебя? Ты хочешь сидеть в клетке?       — Если я сейчас заключу с тобой контракт, но могу потерять последнее, что у меня остается, — Аластор выдает все, как есть, не скрывая. — Будто тебе своих клоунов не хватает.       — Мне не хватает тебя, Аластор, — собственное имя из ее уст звучит так по-родному. — Просто согласись на предложение быть моим деловым партнером, и у тебя в руках окажется то, чего ты желаешь. Со мной ты сможешь ожить душою. Со мной ты сможешь отбросить цепи. Я обещаю тебе, что со мной ты обретешь свободу.       Аластор замирает, а после выдыхает и с опаской глядит на Арлекино через плечо, обдумывая предоставленную ему возможность. Свобода — это то, чего он жаждет сейчас. То, что он уже готов глотать жадными рывками.       — А свои обещания я выполняю, ты же прекрасно помнишь.       Проходит секунда.       Две.       Три — Арлекино отсчитывает.       — Забавно, только какова цена моей свободы?       Арлекино удачливо улыбается самой себе.       — Будет одно условие — ты больше не пропадаешь на неопределенный промежуток времени.       — И каков будет процент от нашего сотрудничества?       — Что ж, справедливо, что ты хочешь часть от представлений, — владелица театра хмурит брови в секундных размышлениях. — Семь процентов. Бьём по рукам!       Свое левое запястье Арлекино режет когтем руки. Белая кожа вмиг окрасилась кровавыми пятнышками, а на пол начали стекать капли крови.       — За придурка держишь, лучше восемнадцать, — отодвигая рукав рубашки, Аластор вновь смотрит на исполосованную руку.       — А давай сразу половину, хуле нет! — радиоведущий видит, как из черных прядей около головы вырастают такие же черные маленькие крылья.       — Пятнадцать, — руки Арлекино заметно покрываются мелкими перышками.       — Восемь дам, — а за спиной отрастают настоящие и огромные вороньи крылья.       — Двенадцать.       — Может, девять..       — Десять.       Руки сливаются в рукопожатии. Сделочный золотой огонь слегка обжигает кожу, но покалывание тут же проходит — огонь внезапно нежно начинает поглаживать ладонь, чтобы смягчить боль. Сама Арлекино держит его за руку мягко.       А после на его левом запятье вместо массивной кандалы завязывается легкий бантик из красной ленты. Точно такой же, которая есть на всей Арлекино — на шляпе-цилиндре, на ее низком хвосте из прядей волос, на рубашке и на шее.       После сделки не чувствуется тяжести и груза, что удивительно.       Хотя.. наверное, нет. Это же Арлекино.       Она не обманет, она выполнит обещание. И сердце Аластора (оно у него имеется?) пропускает удар.       "Я обещания выполняю" — на это Аластор надеется, потому что он устал жить на привязи. Он устал кормить своих хозяев чужими душами. Устал искать тех самых душ на скормление.       После всех этих убийств он устал и хочет временно пожить в спокойствии.       И он надеется обрести свободу, которую ему пообещала Арлекино.       А Арлекино искренне рада, что теперь наконец-то друг ее не бросит, не оставит одну.       Она будет не одна. Он рядом.       Арлекино глядит на него с искренними энтузиазмом и предвкушением представления. А радиоведущий все это читает по ее глазам, и улыбка сменяется на искреннюю.       — Что ж, время расправить крылья, мой дорогой друг!       — Шагнем за порог, дорогуша.       Оба ожидают шоу.