Медной горы хозяйка

*90-ые годы Иван сидел на полу, упершись совершенно неподвижным взором в стену. В этом взгляде не было ничего: ни грусти, ни отчаяния, ни боли, ни слëз... Ни жизни... Ничего, просто пустота, вместо горящих находящихся постоянно в движении аметистов, вместо смертоносных кровавых рубинов были выцветшие едва живые фиалки. И без того бледное лицо приобрело какой-то пепельный цвет, парень очень сильно похудел, щëки его впали, а глаза казались огромными, тонкие губы были искусаны до крови и медленно шевелились, будто Иван что-то говорил. В руках он держал старый револьвер и бездумно вращал барабан. Надо сказать такие моменты, когда Иван становился настоящим овощем, были достаточно редки, но всë же имели место быть. Чаще всего он пропадал в мастерской, где обычно работал с малахитом. На работу он уже давно не ходил, потому что, во-первых, всë равно его мнение совершенно не учитывалось, а, во-вторых, чуть только он там появлялся, ему сразу вкалывали наркотики. А становиться наркоманом Иван не хотел, не забыл, как Яо выглядел во время Опиумных войн. - Жалкое зрелище, да? - усмехнувшись, спросил Иван, почувствовав взгляд изумрудных глаз. - Верно, - спокойно ответила малахитница, - Хорошо ещë, что ты не хочешь руки на себя наложить. - А ты с чего так решила? - хмыкнув, спросил Иван. - Я тебя хорошо знаю. Гордость у тебя есть, и не умрëшь ты на зло врагам своим. И потом, знаешь ты, что похожее было в прошлом, что скоро это пройдëт. Или я вру? - Нисколько, - вздохнув, ответил Брагинский. На минуту воцарилось молчание. - Почему я ещë жив? - спросил Иван, - Русский дух сейчас в таком убитом состоянии, а моим людям вообще стыдно называться русскими. - Мне-то откуда знать? - Это я просто у вселенной интересуюсь. Когда она меня добьёт? - Прекращай малодушно помышлять о таком. - Знаешь, - нервно рассмеявшись начал Иван, - Я всю жизнь в шутку ворчал на то, что Родину, то есть меня, называют матерью. Когда, будучи всю жизнь мужчиной, я стал матерью непонятно. А вот сейчас я не понимаю, на что я, пускай шутливо, жаловался? О чëм я думал, когда во время войны я не знал, куда деться от любви народа? Сейчас мне бы хоть крупицу того чувства... - Ничто не вечно, ты это сам знаешь... Всë проходит, и это пройдëт, - вздохнув, ответила малахитница и опустилась рядом с Иваном. - Одна ты у меня на всëм белом свете осталась... - прошептал Брагинский, пристально глядя на Хозяйку, и вдруг, неожиданно для самого себя, крепко поцеловал еë. Зеленоглазая тут же оттолкнула Ивана. - Ты что же этот творишь... - прошептала она. - Прости, прости, прости... Прости, родная моя... Затмение на меня нашло... Разум потерял... Не в своëм уме я... Сам не понимаю, что да зачем делаю... - словно в бреду бормотал Иван, закрывая лицо руками. Вдруг он встал, вышел из комнаты, спустился в свою малахитную мастерскую и, сев за станок, принялся за работу, желая хоть как-то отвлечься от того, что произошло. - Бедный ты мой... Но зато в себя пришёл... Кровь перестала глаза застилать... - прошептала малахитница, незримо наблюдая за светловолосым, и добавила, мельком взглянув на его работу, - Хммм... Думаю я, познаешь ты истинное мастерство, сможешь каменный цветок выточить...