Вилнасовы ночи

Вилнас приходит с первым октябрьским костром. Пахнет дымом и прошлым — соленым, как скучающее море среди золотистых дюн. Он скучающе облокачивается на кривую, ржавую сосну — и в темных глазах его горит гинтарас-янтарь, да плавятся унылые песни. Впереди жестокая зима, позади — счастливое лето, за которое настала пора платить. Его не видят, но чувствуют — мурашками по коже и сыростью, что холодит босые ноги. Он — вода и жизнь, что навсегда утекает в потусторонний мир. Он богатый и щедрый, потому что после смерти ничего не жалко. Молочное небо все еще скучает по звездам, когда янтарь искрами-угольками стремится к звездной бесконечности. Вилнас привык, что на него не смотрят, но Ула смотрит прямо и взгляд ее смелый и отчаянный. Упорная, она почти не пугается, когда он выходит из тени. Девы вокруг нее давно уснули и только она одна в белой тунике под звенящий пояс, сторожит сон тихого костра. — Тебя послали за моей сестрой. Он не отвечает ей. Молчит, смотрит на чистое небо над их головами, припорошенное песчинками-звездами. — Садись, путник, — склоняет Ула голову перед ним, — я расскажу тебе правду. Вилнас неторопливо проходит к ней — сотканный из теней и лунного света, его руки бледные и холодные, а глаза — зеленее вечного дуба. — Я расскажу тебе о богине солнца Сауле и ее суженном, что возжелал смертную. Он усмехается, горько и честно: — Думаешь, я не знаю, что произошло среди яблоневых садов? Ула прищуривает глаза — синие, как небо над песчаной косой. — Думаю, что ты давно не слышал увлекательных историй. — Говори же, Ула бесстрашная. Он прячет улыбку в ладони, а она делает глубокий вдох. *** Каждое утро сияющая, великая Сауле — волосы желтее золота, на руках звенящие браслеты, выходит из своего большого каменного дома на небесной горе и садится в колесницу, что для нее запрягает молодая, нежная Аустра. Огненные кони несут Сауле с востока на запад, и Сауле осматривает свой бесконечный, вечный мир, разукрашивая его любовью. Все тянется к Сауле — и самая мрачная птица, и ядовитое растение, потому что нет мира без нее. Милая Викарине, в волосах которой путаются жемчугом звезды, распрягает колесницу и подает руку матери, что спускается в яблоневый сад у своего дома. Яблоки те светятся рассветом — розовые, свежие и на вкус слаще молока с медом. *** — Те яблоки зреют только раз в сотню лет. Сорвавший получит вечную жизнь, — говорит он ей, когда Ула делает паузу. Костер все тише греет, и холод тихонько пощипывает ее босые ноги. — Впрочем, они вовсе не сладкие. — Разве нет ничего слаще украденного? Он смотрит на нее долго, но Ула не дожидается ответа. Море просыпается, и ветер расчесывает ее волосы. *** Аустра встает раньше матери, и одежды ее шелковые, как вода в лесном ручье. Она — туман в спящих полях, белая дымка над дремлющим морем — дрожащие лепестки яблоневых цветов. Мать безразлично принимает из ее рук вожжи и мчится по небу — все дальше и дальше, стирая с неба розовый голубым. Сауле приносит уверенный, перманентный день — Аустра создает единственный, пугливый момент. Подсматривает за безмятежно спящими возлюбленными, и слезы ее росою остаются на волнах травы. *** — Я никогда не видела Милду такой влюбленной. Я просила ее быть осторожнее, но стоило месяцу заглянуть в наш дом… Она словно была околдована. — Влюбленные безрассудны. — Откуда тебе знать, смерть приносящий? — Говори дальше, сестра Милды. *** Викарине кутается в синий бархат, и дорогие меха только подчеркивают белизну ее кожи. Подкалывает длинные, темные волосы звездами — среди кудрявых, уверенных волн путаются Спика и Арктур. Она видит все — Викарине глаза матери, когда та спит — верный ворон на ее плече, змея, что следует за каждым шагом, шепчут обо всем, что происходит среди холодной, беспроглядной ночи. Она видит, как суженный Сауле — Менесс, светловолосый, красивый, остроносый — целует Милду среди липовых ветвей. Викарине смотрит и не мигает. *** Молчание его ощущается холодом, что забирается за ворот туники. Ула продолжает, но руки ее дрожат, а коварный сон подбирается все ближе. *** Сауле показывает на него рукой — и золотые браслеты ее звучат радужными, ослепляющими лучами. Ему страшно, но смотреть на посеревшую, низкую, круглолицую Аустру ему вовсе не хочется — на его тонких, синих губах все еще поцелуи другой девушки. Молния Перкунаса летит за ним быстрее, чем он успевает пошевелиться. Его звали Менесс, а теперь будут звать битым месяцем, прикованным к Викарине — и все, что ему останется — это смотреть на влюбленных, что не спят летними ночами. *** Вилнас смотрит на нее и видит насквозь — видит перед собой травницу с судьбой царицы. У нее светлые, едва заметные веснушки на щеках. — Поспи же, милая, — он ласково берет ее за подбородок. — Ты унесешь мою сестру, — Ула мотает головой из стороны в сторону и слезы застывают в ее глазах. Сон уходит, стоит ей подумать об этом. Милда беззаботно спит подле нее — похожая на нее, как одна звезда на другую. — Я останусь здесь. Он ловит ее слезинку. Холодную, как воды Вилии*. *** Сауле спускается в потусторонний мир. Подол ее платья мокрый, а по Виштынцу* бежит быстрая, тревожная рябь. Вилнас встречает ее у усохшей ольхи. «Хочешь посмотреть на тех, что погибли от твоих лучей?» — спрашивает он ее. «Хочу, чтобы ты забрал Милду» — отвечает Сауле, и… — И вязнет среди бесконечных топей моего царства, — заканчивает он за нее, думает, что не выполняет приказы — щедр до просьб и жаден до своего. Вилнас задумчиво снимает с ее плеча пшеничный волос — тонкий, блестящий, он обращается в золото в его руках — сплетается в кольцо ядовитым плющом. Он поднимает с замерзшей земли уголек от костра, что обращается в гинтарас-янтарь. Это магия — сложная, но оттого изящная — превращается в огонь в его руках. — Хочешь знать, за кем я пришел, Ула Бесстрашная? Она почти что не дышит. Он улыбается уголком губ. — За тобой. Ула подает ему руку. Он надевает на ее палец кольцо. Когда Сауле выбирается из Вилнасового царства и запрягает свою колесницу, их уже нет на свете.