Увидимся в моих снах

— Нейт! Эй, Нейт! Оставь…не знаю, то, чем ты сейчас занята, и выходи! Твоя помощь нужна снаружи! Ткачиха тяжело вздохнула и отодвинулась от станка, разминая затёкшие кисти рук. В помещении, где располагалась мастерская, и где, помимо самой Нейт, работало ещё две девушки, было влажно и темно: льняные и хлопковые полотна, шедшие на изготовление большинства нарядов, в таких условиях лучше сохранялись. Солнечный свет из маленьких, расположенных почти под самым потолком окон, и вовсе падал всего на две рабочих поверхности, около одной из которых и сидела Нейт. Придирчиво осмотрев результаты своих трудов за последние несколько часов — очередное готовое полотно и сшитые на заказ платья для дочери и супруги одного из младших жрецов — ткачиха направилась к узенькой лестнице, ведущей наружу. Мив — почтенного вида женщина, хозяйка мастерской, а также нескольких торговых рядов на главной площади Мемфиса — уже поджидала её снаружи, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу: — Наконец-то. Чего так долго? Нужно, чтобы кто-то встал за прилавок, — хозяйка небрежным жестом выцепила запутавшуюся в волосах серёжку. — Ману́ отправился по важному поручению, а из всех, кто остался, полностью доверять я могу лишь тебе. Нейт поджала губы и скрестила руки на груди, всем видом демонстрируя своё недовольство: — Я давно не торговала. Мив чуть прищурилась: — Только сегодняшний вечер. А завтра на целый день отпущу. Пристальный и внимательный взгляд хозяйки Нейт без труда выдержала и с невозмутимым видом продолжила: — Ати и Бенну справятся с этим куда лучше. Они моложе меня. Мив задумчиво потёрла подбородок: — Х-м-м-м… Выручку за платья и наряды себе заберёшь. И шепну за тебя пару словечек кому следует. Личные заказчики появятся. Начнёшь понемногу на себя работать. Нейт изобразила нарочитую задумчивость, с трудом сдерживая довольную торжествующую улыбку: «Мне это может сколько угодно не нравиться, но Мив в этот раз точно не переспорить. А так, пусть хоть какая-то выгода будет. Думаю, Реммао согласился бы со мной…» При мысли о последнем, в груди что-то болезненно ёкнуло. Ткачиха дёрнула головой, силясь отогнать невесёлые думы прочь: — Ладно, так и быть, уговорила, — женщина в почти театральном жесте развела руками. — Только дай мне немного времени. Переоденусь что ли. Не в таком же виде напоказ стоять… Хозяйка, очевидно удовлетворённая результатом этого своеобразного «торга», благосклонно кивнула: — Будь на площади у крайнего прилавка через двадцать минут. Прихвати всё, что закончить успела. Предупрежу девушек, что сегодня они дорабатывают без тебя. Нейт торопливым шагом направилась к дому, невольно жмурясь от слишком яркого солнца и тихонько напевая под нос какую-то старую детскую песню. Внутренний голос — почему-то так похожий на голос Реммао — прошептал еле слышно: «Умница. Горжусь тобой». Ткачиха улыбнулась. Самой себе и… ему. Пока что, у неё всё получается как надо. Ведь так? *** Казалось, главная торговая площадь Мемфиса не пустела и не засыпала никогда. Громкие кличи и зазывания торговцев смешивались с шумом и скрипом телег, нагруженных товарами. Воздух пах едой, пряностями и благовониями, от сочетания которых с непривычки могла разболеться голова. Люди ходили туда-сюда меж торговых рядов, то и дело останавливаясь у прилавков или болтая о чём-то между собой. Среди них можно было увидеть как состоятельных и знатных горожан и горожанок, так и жителей из сословия попроще: ремесленников, рабочих и женщин, пришедших на рынок за покупками. С заливистым хохотом, бегали и играли дети. А из центральных рядов то и дело доносились голоса на греческом, и других причудливых и незнакомых языках. Столица жила своей особой жизнью, так непохожей на ту, что протекала в Египте за её пределами. — Не проходите мимо! Лучшие ткани столицы! Скроены и сшиты руками самых прилежных и талантливых мастериц Мемфиса! Ручаюсь за каждый наряд и платье! — без устали кричала Нейт, открыто и добродушно улыбаясь каждому, кто подходил к прилавку. — Подходите сюда, господин, да пошлёт Незримый благополучия в ваш дом! Ищите что-то для себя? Или, быть может, для супруги, дочери, матери…? Торговля шла бойко, вплоть до позднего вечера, когда количество людей на площади стало постепенно убывать. Пользуясь небольшой передышкой, ткачиха принялась раскладывать последние из заготовленных на сегодня платьев, аккуратно расправляя каждую складку на ткани. Ремесло своё Нейт любила, и к результатам своих трудов относилась крайне ревностно и придирчиво, стараясь не на словах, а на деле показывать, что она — одна из лучших. И неважно, сколько завистливых и неодобрительных взглядов придётся ловить. В конце концов, она ради этого и перебралась в Мемфис, потратив почти все имевшиеся сбережения. А ещё — в тайной надежде узнать что-нибудь о судьбе одного конкретного человека. Рем-ма-о. Черномаг. Шезму. Последний, в кого стоило влюбляться, и единственный, кому Нейт отдала сердце, вырвав его с кровью. Почти буквально. «Перестань. Сейчас же. Сколько раз ты себе говорила, что постараешься не думать? Не вспоминать? Только больнее делаешь. А ему…ему твои переживания ни разу не помогут. Нам не помогут». Нейт привыкла держать слово. Она старательно и добросовестно выполняла обещание, данное Реммао несколько лет назад — жить так, словно его в её жизни никогда не было. Свободно. Счастливо и, по возможности, благополучно. И у неё, порой, это даже получалось. Она всё понимала. Понимала, что ни о каком общем счастливом будущем нельзя и мечтать. Понимала, что у Реммао, как практикующего черномага — причём, весьма одарённого и талантливого — пути назад не было. Потому и отпустила. Без клятв и обещаний. Вот только Нейт не обещала, что перестанет его любить. Вдруг стало нестерпимо холодно. Женщина обхватила себя руками, мысленно сетуя на то, что она выбрала платье из слишком тонкой ткани. Бело-зелёное, с широким поясом на талии, с невесомыми, почти прозрачными рукавами. Красивое, но ни разу не практичное. «Было бы перед кем наряжаться. Тьфу, глупость какая…» Ткачиха мотнула головой, выныривая из омута собственных мыслей, и огляделась вокруг: «Людей и правда стало меньше. Пожалуй, скоро можно будет уходить». Не без удовольствия прикидывая объём заработанного за день, Нейт внесла необходимые записи на папирус, который предстояло с утра передать хозяйке, и вновь окинула внимательным взглядом торговую площадь. А затем — на пару мгновений забыла, как надо дышать. Чуть поодаль, у прилавка с маслами и какими-то редкими травами, стояла до боли знакомая фигура мужчины, одетого в синие одежды. Длинные тёмные волосы, расчёсанные на небрежный пробор, перехватывал золотистый обод. Изящные тонкие пальцы неторопливо перебирали плотно закупоренные склянки. Это был он. Женщина не сомневалась ни единой секунды. Ей не требовалось видеть лица Реммао, чтобы узнать его. Плавная, неслышная походка. Струящаяся ткань, цвета тёмной ночи. Расправленные плечи и идеально прямая спина. Гордый, свободный, словно дикий зверь. «Незримый бог, ни капли не изменился…» Таким она всегда видела его во сне. Таким она видела его сейчас. Будто и не было этих мучительно беспощадных в своей неизвестности лет. Нейт не заметила, как выскользнула из-за прилавка и побежала. Она не успела даже попытаться остановиться — да и не хотела, если говорить честно. Только бы успеть! Окликнуть, не дать раствориться в толпе. Схватить за руки, развернуть к себе и снова увидеть это невозможно красивое лицо, этот прищур бровей, этот блеск янтарно-золотых глаз… «Интересно, что он скажет, когда увидит меня? Обрадуется ли? Или прочь прогонит? Как в столице оказался? Здоров ли? И в порядке ли Рэймсс?» В голове роилась сотня вопросов, готовая сорваться с языка одновременно. — Реммао! Реммао, это действительно… В тот миг, когда фигура незнакомца повернулась, привлечённая звуками стремительно приближающихся шагов и женского голоса, Нейт почувствовала зияющую пустоту на месте сердца. И что единственное чего она в данный момент желала — умереть. *** Она не помнила, что тогда говорила тому незнакомому господину, судорожно пытаясь сохранить лицо и не расплакаться у всех на глазах. Наверное, что-то банально-простое, но весёлое, потому что мужчина добродушно рассмеялся и даже согласился купить один из расшитых вручную платков с лотосами. Хотя, по мнению Нейт, синий цвет совершенно не сочетался ни с его болотно-зелеными глазами, ни с наивно-добродушным, даже слегка глуповатым лицом, ни с чем-либо ещё в его внешнем облике. Как она могла хоть на секунду увидеть в нём Реммао? Ведь и близко же не был похож… «А ты и рада была обмануться, да? Вон, как побежала, словно глупая молоденькая девчонка! Теперь, во сне ли, или в реальности, глаза на него стыдно поднять будет…» Нейт не помнила, как ей удалось продержаться до закрытия торговых рядов. С пустым, ничего не выражающим взглядом и насквозь фальшивой улыбкой на губах. Дождавшись, когда пришедшие на площадь патрули начнут выпроваживать прочь припозднившихся горожан, праздно шатавшихся зевак и прочий разношерстный сброд, изрядно перепившего хека, женщина беспомощно опустилась на землю позади прилавка — прямо так, в платье, на грязный, жесткий песок. — и разрыдалась. Кто-то из соседок обеспокоенно окликнул её несколько раз, но Нейт было всё равно. Из-под сомкнутых век, прочерчивая на щеках влажные солёные дорожки, бежали слёзы. Почему-то резко заболело плечо, словно в него с размаху вонзили лезвие ножа и несколько раз как следует провернули. Но Нейт не обращала на это никакого внимания. Ей чудилось и виделось нечто совершенно иное: «А я ведь предупреждал, что так будет…» В голосе Реммао не звучало ни тени упрёка — лишь сочувствие. Женщина робко подняла взгляд заплаканных глаз на знакомое повзрослевшее лицо. Пряди тёмных волос вздымались от малейшего дуновения ветра. Одежда выглядела изрядно потрёпанной, а кое-где и вовсе разодранной в лоскуты. В золотисто-янтарных глазах, под которыми залегали чёрные тени, плескалась невыразимая словами печаль, пополам с усталостью: «Стоило оно того? Только себе, глупая, больно делаешь. Попросила бы — я б тебя от этих чувств избавил. Знаешь ведь, что умею». Нейт упрямо вскинула голову: «А ты, шезму моего сердца, знаешь, что я за тобой пошла бы куда угодно. Если б ты попросил». Раздался тихий глухой смех: «Знаю, душа моя. Знаю. Потому и не просил никогда». Хотелось подойти ближе и обнять его. Уткнуться лбом в чужое плечо, зарыться лицом в тёмные волосы — и простоять так вечность, нет, две вечности, забыв обо всём. Вместо этого, Нейт лишь вытягивает вперёд ладонь, соприкасаясь с ладонью Реммао. Их пальцы незамедлительно сцепились мёртвой хваткой — ни разъединишь, ни оттащишь друг от друга. В ответ, мужчина притягивает её ближе и касается её лба своим: «Мы ещё обязательно встретимся. Обещаю тебе». Женщина укоризненно покачала головой: «Только в моих снах. И…не ты ли учил меня не давать обещаний, которых не сможешь выполнить?» Реммао усмехнулся: «Кто сказал, что сны не являются правдой? А обещание это я намерен сдержать…» *** Нейт не заметила, как и когда она успела задремать. Очнувшись, она увидела, что торговая площадь почти опустела. Следовало поторопиться, чтобы избежать неприятных разговоров со стражниками и не лишиться доброй половины заработанных денег. Обо всём остальном, Нейт подумает завтра. Когда у неё будет чуть больше сил для того, чтобы понять, что произошло и чуть больше желания — для того, чтобы жить дальше…