Дело прошлое, время настоящее

2031 год, Июль, Нью-Йорк

Робин стояла у высокого широкого подоконника, всматриваясь в удушливую летнюю ночь. Этот город никогда не спит, а ей, с ее постоянным жонглированием часовыми поясами, сон не грозил тем более. Хотя, в конечном счете, организм у нее привык. И не у нее одной. Человек вообще ко многому способен привыкнуть. Робин посмотрела на кровать, в которой, с освещенным только синим прямоугольником экрана очень серьезным лицом лежал еще один такой организм. — Знаешь Барни. Я никогда тебе не рассказывала одну историю… Барни оторвался от айпада в котором что-то бодро строчил минут сорок и, иронично вздернув брови, хмыкнул. За многие годы он слышал тысячу историй, рассказывал тысячи и в тысячах сам принимал участие. Он собирался было уже об этом сообщить, и даже открыл для этого рот, но Робин продолжила: — Мы с Тедом заключили своеобразный договор. Барни закрыл рот. Эту историю он еще не слышал. — Какой именно договор? Договор об интервенциях? — Нет. — Договор о международном запрете красных ковбойских сапог на гетеросексуальных мужиках? — Не-а. — Оо-о я понял. — Барни рывком сел, — Договор о недопустимости строительства башен в виде пениса, — Барни поднял палец к потолку и многозначительно добавил, — Исключительно если это не соответствует пункту два параграфа пятого главы первой расширенного кодекса братана… — И что он гласит? — Спросила Робин. Естественно, проведя столько лет рядом с главным братаном Нью-Йорка, она сама прекрасно знала ответ. — Если это не во имя снятия цыпочек. ну разумеется — Нет. Барни предпринял еще около десятка попыток угадать, после чего, с еще большим подозрением потребовал: — Выкладывай, Щербатски, что за сделку за моей спиной ты заключила с этим проходимцем Мосби. Робин неспешно налила в бокал стоящего на подоконнике первоклассного амонтильядо. — Ну во-первых, это было еще до того как мы с тобой начали встречаться… — Робин задумчиво поправила сама себя, — В первый раз. Мы с Тедом заключили сделку, что если мы не найдем свою вторую половину к 40 годам, и будем одиноки то… Барни упал на диван, едва не своротив айпад, и, с силой растирая лицо руками, простонал: — О боже, не продолжай, Робин. Какая слезливая банальщина. Вы договорились пожениться? — Ага. — сказала Робин, отпивая приличный глоток. — Кто это вообще придумал? Хотя, что я спрашиваю, естественно это был Тед. Кто еще мог сочинить такую сопливую муть. Робин очень невозмутимо разглядывала игру света от уличных вывесок и фонарей на поверхности алкоголя в своем бокале. — Звучит как сюжет Свадебной Невесты три. — Барни не успокаивался, — Напиши Стелле, будет бесплатный сиквел-приквел для ее режиссера. — Барни повернул к Робин голову и мстительно сообщил, — И у тебя в нем будет семь собак. — Подумал секунду и добавил, — А у Джеда Мозли розовый тромбон — Синяя валторна. — Да хоть зеленый кларнет. Так погоди-ка, — Барни рывком поднялся на ноги. У Робин от всех его перемещений уже начинала кружиться голова, — Погоди. Вы что действительно думали так сделать? — Он развернулся на каблуках и порывисто в два тигриных прыжка оказался напротив Робин и, возведя глаза к потолку, спросил полным трагедии голосом: — И ты, моя жена, сейчас стоишь здесь и ждешь… Барни схватился за сердце, а Робин сощурилась, скрестив руки на груди, наблюдая, как ее вот уже 16 лет с перерывами супруг играет этюд на тему инсульт. — Знаешь, — Робин задумчиво посмотрела на Барни через почти что пустой бокал, — Когда ты в баре около сотни лет назад изображал старика, чтобы клеить дамочек, ты был гораздо, гораздо убедительнее. Барни не реагируя, продолжал, держась за сердце, сползать вдоль стены. — Да и вообще. За кого ты меня принимаешь. Тогда — двадц… много лет назад мы с Тедом оба были одиноки, у Теда было разбито сердце… — В очередной раз, — Негромко донеслось от стены. — А я… — Робин неопределенно помахала бокалом в воздухе и вдруг поняла, что совершенно…— Я вообще не помню чем я в тот момент думала. Однако, вот мне сорок лет. Даже почти больше. — И ты даже на них почти не выглядишь, — Тихо добавил Барни, сидящий на полу у стены. Но Робин услышала. — Ай! — Тут же у него над головой в высоко закрученную очень и очень (очень) дорогую лампу врезался и разлетелся пустой бокал, — Ау! — Мимо уха просвистела довольно увесистая ароматическая свеча, — Эй, — Барни перехватил занесенную руку Робин с крохотным дизайнерским кашпо и осторожно вернул его на место. — Я разведусь с тобой, Стинсон, — Прошипела Робин. — Опять? — В голосе Барни усталость смешалась с нежностью. Они стояли очень близко друг к другу и он с восторгом вглядывался в ее черты. Нет ну какие пятьдесят. Какие сорок. Она была прекрасна. Еще лучше чем всегда. С каждым днем он был готов поклясться, что она только хорошеет. И, иногда Барни казалось, что он так сходит с ума и это все его галлюцинация, потому что не бывает так в жизни. Женщины не могу с годами становится красивее. Он уже не первый раз был готов сообщить это Робин. Но всякий раз что-то его останавливало. Скорее всего — желание жить. Но сейчас необходимо было доиграть, и Барни снова прикрыл глаза и трагическим голосом подытожил: — Ты хочешь со мной развестись, чтобы жить с Тедом, нянчить его ужасных детей, — Барни, им уже по четырнадцать лет. — …Водить их в детский сад, — Барни, они в старшей школе. — …Ходить с ними в лазертаг, — Барни, мы оба и так это делаем. — …И чтобы Тед выгуливал твоих семерых собак. — Единственная собака, если хочешь знать… Но Барни не дал Робин окончить мысль и, сокрушенно покачав головой, сказал: — Тебе меня не переубедить. Я все понял. Ты хочешь чтобы мы развелись. Опять. И он, тяжело опершись о подоконник, стал загибать пальцы: — Напоминаю тебе. Первый раз это случилось из-за моего великого блога, который, я сейчас не хвастаюсь: стал библией для братанов по всему миру ... Робин, нахмурившись, стояла опираясь спиной о подоконник и скрестив руки на груди. Выглядела эта картина довольно пугающе. Для тех кто знал ее минут десять. Барни же чувствовал, что гроза миновала, и его несет: — Второй раз это произошло из-за твоей командировки в Гваделупу, — Гватемалу, — Поправила Робин, — И ты вроде собирался никогда в жизни не упоминать 15 сентября и Гватемалу. — Я и не упоминаю Гваделупу, — Серьезно сказал Барни и едва заметная тень на долю секунды пробежала по его лицу. Через считаные мгновения Робин обнаружила себя в кольце его рук уже не пыталась изображать хотя бы раздражение. А Барни прошептал ей на ухо: — Все, что было в Гондурасе… — В Гватемале! — Робин развернулась лицом к мужу, — Барни, четвертый раз нас уже не поженят… — Вызов… — Нет! — Робин со звонким шлепком запечатала ему ладонью рот Барни мычал порываясь что-то сказать — Стинсон, не смей… Барни продолжал мычать. Робин взвизгнула отдернув руку: — Ты мне всю ладонь!.. — Я хотел сказать, что меня вполне устраивает число три. — улыбнулся Барни, снова притягивая ее пальцы к своим губам, но в этот раз для поцелуя — Ты… а то… — Робин не знала, чем закончить свою неопределенную угрозу, завороженно глядя в смеющиеся и любимые глаза напротив и, подавшись вперед, поцеловала своего дважды бывшего и трижды мужа. — Я с тобой разведусь… Идиот — Её слова значили сейчас что-то совсем другое. — Конечно. И я тебя — Барни потянул ее на себя. На кровать они упали уже вдвоем.