Сын своей матери

***

      Савашу пять лет, и он впервые понимает смысл имени своей матери. Его маму зовут «Гюнеш», что означает «солнце». И теперь он может понять бабушку и дедушку, что назвали её именно так. У его матери длинные золотые волосы, которые так красиво сверкают на солнце. А в её глазах будто спрятались два лучика, готовые всегда согреть его своим теплом. Его мама — самая лучшая мама на свете, готовая сделать ради него всё, что угодно. И он понимает это даже будучи еще совсем ребёнком.

***

      Савашу семь лет, и он впервые спрашивает у матери о своём отце. В школе прошёл день отца, и у него у единственного в классе вместо папы пришел дедушка Серхат. Взгляд его матери темнеет, будто бы кто-то задул свечку, освещавшую его изнутри.       «Твой отец сейчас там, куда его привели неправильные решения», — единственный ответ, который он смог вытянуть из матери в тот день.

***

      Савашу девять. За один короткий год он лишается дедушки Серхата, убитого преступником, пытавшимся избежать полиции, а затем и бабушка Дамла уходит из этого мира, не выдержав разлуки с любимым мужем. С того момента его мама почти перестала улыбаться. И совсем зарылась головой в работу. Темные тени будто бы отпечатались под её светлыми глазами, а золотистые волосы будто лишились того сияния, что всегда слепило глаза Савашу. В их доме становится совсем тихо и одиноко.

***

      Савашу десять. В один из холодных зимних вечеров на пороге их дома появляется странный незнакомец. У него короткие черные волосы с проседью и такая же седеющая борода. Но больше всего Саваша пугают черные глаза незнакомца. И долгий, внимательный взгляд, который он бросает на него. Но он выдерживает его взгляд, не отводя глаз до тех пор, пока мужчина не усмехается, обращая своё внимание на его мать. — Кровь — не водица, госпожа Гюнеш. Пускай цвет глаз у мальчишки совсем как у тебя, взгляд он унаследовал от отца, — говорит он, глядя на его мать, стоящую перед ним застывшей статуей. — Пускай выглядит он как Атеш, но изнутри он совсем другой. Он — мой сын. И только мой, — отвечает Гюнеш, вставая между сыном и незнакомцем. — Вы знали моего отца? — Помимо воли вырывается вопрос у Саваша.       Тяжелый темный взгляд мужчины вновь останавливается на нём. Он так долго и пристально его изучает, что Савашу хочется поёжиться от того, как его глаза шарят по его лицу. Но он стискивает руки в кулаки, не желая показывать своей слабости. Губы мужчины кривятся в горькой улыбке. Мальчику на мгновение чудятся слезы в глазах мужчины, но тот качает головой, и наваждение исчезает. — Я отец твоего отца, мальчик. Меня зовут Вурал Бакырджи, — отвечает мужчина.       «Этот мужчина — мой дедушка?» — мелькает в голове Саваша. — Саваш Ачыкалын, — представляется Саваш. — Саваш Бакырджи, — зачем-то поправляет его Вурал. — Саваш Ачыкалын, — упрямо повторяет Саваш, становясь рядом с матерью.       Он смотрит на мать, ища одобрения. Она улыбается ему, и её золотые глаза теплеют, вновь согревая его своим светом. Гюнеш кладет ему руку на плечо, ободряюще сжимая. Когда она смотрит на Вурала Бакырджи, её взгляд тверже камня. — Зачем вы явились? — Спрашивает Гюнеш. — Узнал, что твои родители умерли. Соболезную, — отвечает мужчина. — Благодарю. — Сдержанно произносит Гюнеш. Саваш сжимает руку матери, безмолвно поддерживая её. Улыбка трогает уголки её губ. — Неужели только за этим приехали? — Хотел узнать, не нужна ли вам с Савашем помощь. — Не нужна.       Вурал и Гюнеш вновь впиваются взглядами друг в друга. Саваш знает об упрямстве своей матери, и подозревает, что этот Вурал Бакырджи тоже не из тех людей, кто легко сдается. Поэтому он встает между матерью и внезапно объявившимся дедом, привлекая к себе его внимание. — Моя мама всё уже сказала. Благодарю вас за беспокойство, господин Вурал, — твердо произносит он, стараясь не стушеваться под его грозным взглядом.       Вурал вновь усмехается. — Хочешь спокойной жизни для вашей маленькой семьи? — Спрашивает он у его матери. — Да, — кивает она ему. — Зачем тогда назвала его Савашем? Понимаешь ведь, что однажды кровь возьмет своё? — Я назвала его так, потому что он был моей самой большой битвой в этой жизни. И стал самой большой моей победой. Его имя — напоминание о том, как тяжело он мне достался. И предупреждение всем тем, кто хотя бы подумает о том, чтобы его у меня забрать.       Саваш еще никогда не видел свою мягкую, нежную, смешливую маму такой. Она будто стала выше ростом, возвышаясь над Вуралом как устрашающая статуя, а её глаза метали молнии, готовые испепелить мужчину на месте. Савашу кажется, что они вот-вот подерутся. Но мужчина отступает первым, делая шаг в сторону двери. — Твоего отца звали Атеш Бакырджи, мальчик. Что бы тебе не рассказала о нём твоя мать, он был достойным человеком. Быть лишенным такого отца — это большая потеря. И однажды ты это поймешь, — говорит он напоследок Савашу. — Убирайся, — сквозь зубы шепчет Гюнеш, и слезы сверкают серебром в её глазах.

***

      Савашу двенадцать, когда он впервые ступает на родину своего отца. Они с мамой заселяются в небольшой, но уютный дом с большими окнами, пропускающими в дом столько солнечного света, что порой он слепит глаза. Они с мамой убирают покрывала и простыни с дивана и кроватей, вытирают накопившуюся за долгие годы пыль и моют полы. Уборка никогда еще не была такой веселой — они плещут друг в друга мыльной водой, чихают от туч пыли, поднятых со старого дивана, а потом поливают друг друга из шланга, хохоча, как маленькие дети. Саваш невольно любуется матерью, будто помолодевшей на десяток лет. Её рыжеватые волосы словно напитываются теплым солнцем Каппадокии, а янтарные глаза будто собирают в себе весь солнечный свет. В этом домике, который, как она ему рассказала, принадлежал его прабабушке и прадедушке, его мама улыбается так, как улыбалась до смерти бабушки Серхата и бабушки Дамлы. Свободно и ярко. И Савашу на мгновение хочется остаться в этом доме навсегда, чтобы его мама оставалась такой же счастливой.       Саваш с любопытством изучает дом, в котором провела детство его мама. Он влезает в каждый уголок, исследует чердак в поисках всяких интересностей, но дом до неприличия обычен. Ни тайных дверей, ни личных дневников, запертых в сундуках, ни давно забытого оружия, принадлежавшего прадедушке-полицейскому. Лишь книги, скучные документы и старые фотографии.       В гостиной взгляд Саваша цепляется за две фарфоровые статуэтки, разделенные свечой, стоящей между ними. Он осторожно берет в руки солдатика и вглядывается в его черные глаза-бусинки. — Бабушка очень любила фарфоровые фигурки. И поэтому дедушка привозил ей их отовсюду. Так он показывал ей свою любовь, — звучит за его спиной голос матери. — И эти фигурки тоже он ей подарил? — Спрашивает Саваш.       Его мама бережно обхватывает пальцами фигурку девушки, стыдливо опустившей глаза. В её глазах появляются слезы. — Когда я была маленькой, я сломала солдата, которого дедушка купил вместе с этой девушкой. Бабушка очень сильно расстроилась. И дедушка еще долго пытался найти такого же солдата, но так и не смог это сделать, — тихо шепчет она. — А этот солдат тогда откуда? — Удивляется Саваш.       Его мама замолкает. Её взгляд затуманивается. Саваш понимает, что она что-то вспоминает. Поэтому он молчит, ожидая от неё ответа. Она тянет руку, чтобы забрать у него солдатика. Саваш вкладывает статуэтку в её дрожащую ладонь. — В один из дней, когда твой отец пришёл сюда, он заметил, что одной фигурки не хватает. Я рассказала ему ту же историю, что и тебе. А он лишь спросил: «И с тех пор девушка ждет своего возлюбленного?» — Тихо произносит его мама, нежно поглаживая пальцами маленькое личико фигурки. — И что потом? — Любопытствует Саваш. — А потом он приехал и вручил мне коробку с точно таким же солдатиком, как тот, которого я разбила. — Откуда он его нашёл? Ты же сказала, что твой дедушка искал такого же и никак не мог найти.       На лице его матери появляется улыбка, которую Саваш никогда раньше не видел. Эта улыбка будто бы принадлежала не Гюнеш, которая была взрослой женщиной и матерью сына-подростка. Эта улыбка принадлежала молодой Гюнеш, которая была влюблена. Савашу становится жаль свою маму. Он порывисто обнимает её за талию, пряча лицо на ее груди. Женщина мгновенно обнимает его в ответ и нежно треплет по волосам. — Твой отец всегда умудрялся сделать то, что не удавалось другим. — Отвечает Гюнеш, продолжая перебирать темные волосы сына, унаследованные им от Атеша. — Тогда почему ты не осталась с ним? — Не сдержавшись, спрашивает Саваш.       Мать отстраняет его от себя так, чтобы видеть его глаза. Она обхватывает его лицо ладонями, нежно поглаживая по щекам. Её бледные губы искривлены в горькой улыбке. — Однажды я расскажу тебе нашу историю, мой мальчик. Обещаю. — Почему не сейчас? — Потому что сейчас ты не поймешь всей трагедии этой истории. Единственное, что я могу сейчас тебе сказать — это то, что я ни о чём не жалею, Саваш. — Взгляд его матери твердеет, а лицо наполняется решимостью. — Если бы мне пришлось бы вновь пережить все события, которые привели к твоему рождению, я с радостью сделала бы это. А еще я любила твоего отца. Так, как никого прежде. — Разве можно оставить человека, которого ты любишь? — Недоумевает Саваш.       Он знал, что такое любовь. Он был окружён ею всю свою жизнь. Бабушка и дедушка души в нём не чаяли, а мама вложила в него всю свою душу. И он даже на секунду не мог представить, чтобы они его оставили. — Иногда любви недостаточно, мой золотой мальчик. — Голос его матери срывается, превращаясь в тихий шёпот. — Твой отец был хорошим человеком, делавшим ужасные вещи. И как бы я ни старалась его остановить, он упрямо шагал к бездонной пропасти. В какой-то момент я поняла, что он просто утянет меня вслед за тобой. В конце концов твой отец выбрал месть. А я выбрала свою жизнь.       Саваш молчит, пытаясь переварить слова матери. А фарфоровый солдатик неотрывно смотрит на него своими черными глазами-бусинками.

***

      Савашу четырнадцать. И они с матерью снова приезжают в Ургюп. На этот раз на улице зима. Холод пробирается под его пальто, заставляя закутываться в него поплотнее. Его мама, идущая рядом с ним мимо рядов могил, будто бы не чувствует этого пронизывающего мороза. На её лице каменная маска, а её спина настолько ровная, что кажется, будто она сломается от малейшего дуновения ветра. Он идет за ней к могиле своего отца, пытаясь разобраться с тем морем чувств, что клокотали внутри него. Саваш так погружается в свои мысли, что не сразу замечает, что его мать остановилась. Он останавливается и смотрит в ту сторону, куда устремлен её взгляд. Он видит у одной из могил двух женщин. Та, что постарше, оставляет поцелуй на надгробной плите и, прижавшись напоследок лбом к холодному камню, встает. Вторая женщина небольшого роста и с темными волосами помогает ей выпрямиться. Когда взгляд взрослой женщины сосредотачивается на Саваше, её ноги подкашиваются. Второй женщине приходится поддержать её, чтобы не дать ей упасть. Его мать мгновенно оказывается перед ним, будто бы закрывая его от опасности. Темноволосая женщина тоже смотрит на него широко раскрытыми глазами. Саваш видит, как её губы беззвучно шепчут имя его отца. — Атеш? — Тихо спрашивает светловолосая женщина, протягивая руку к нему. — Нет, госпожа Гюльфем. — Его мама очень хорошо описала его бабушку, поэтому Савашу не составило труда понять, кто перед ним. — Меня зовут Саваш. — Когда Атеш только родился, я хотела его так назвать, — шепчет Гюльфем, продолжая тянуть к нему дрожащую ладонь. Её взгляд находит его мать. — Ты хорошее имя ему дала, Гюнеш.       Его мать лишь кивает ей в ответ. Но всё ее внимание приковано к маленькой темноволосой женщине, продолжавшей поддерживать его бабушку за руку.       «Ферайе Гюльсой. Женщина, что стала причиной раздора между двумя братьями. Женщина, которая запустила цепочку событий, так или иначе приведшей к смерти моего отца», — думает он, разглядывая её.       Он знал, что неправильно винить её во всем, что случилось с его отцом. Его мать говорила, что девушка сама стала жертвой войны между братьями, втянувшей в водоворот событий слишком много человек. Но Саваш не мог не думать о том, как бы сложилась жизнь его отца, если бы он не встретил Ферайе. Если бы он не спас её из пожара. Если бы не женился на ней. Не влюбился в неё.       «Мы уже никогда не узнаем, что бы случилось, если бы не было Ферайе. Может, не закрутилась бы цепочка событий, приведшая к тому, что Баде узнала правду о своей семье. Я бы не приехала в Ургюп по её просьбе. Не встретила бы твоего отца. Не влюбилась бы в него. И тогда не было бы тебя. Я сожалею о многом, но не об этом, сынок. Ферайе стала причиной многих бед. Но решения принимала не только она. И поэтому всё закончилось так, как закончилось». — Так ответила мать на его вопрос о том, ненавидит ли она Ферайе.       Саваш смотрит на Ферайе и пытается понять, за что его отец мог полюбить эту женщину. У неё исхудавшее лицо, обтянутое бледной тонкой кожей; сухие губы, почти полностью лишённые цвета; между темными бровями залегла глубокая борозда, говорившая о том, что радости в жизни этой женщины было не так много. Даже темные глаза, которые обычно всегда выделяются на любом лице, выглядят потухшими и безжизненными, а черные волосы напрочь лишены блеска и гладкости, выбиваясь из-под платка непослушными прядями. Саваш знает, что Ферайе младше её матери, но она выглядит намного старше неё с её небольшим ростом и расплывшейся фигурой в бесформенном платье. Саваш невольно тянется взглядом к матери. В свои сорок три года Гюнеш Ачыкалын выглядит максимум на тридцать пять. Она стройная и высокая (Савашу лишь в этом году удалось перегнать её по росту), её рыжевато-золотистые волосы весело сияют под платком на ярком зимнем солнце, а янтарные глаза смотрят ясно и твердо. На лице его матери тоже есть морщины, но их больше всего в уголках глаз и губ. Его мама часто улыбалась и смеялась, заражая сына радостью и любовью к жизни. Взгляд Саваша мечется от одной женщины к другой. И он всё еще не понимает, что такого было в этой женщине, больше похожей на испуганную птичку, чем на красавицу из сказок, что могло тронуть сердце его отца… — Вы пришли к Атешу, да? — Спрашивает Гюльфем, продолжая изучать лицо внука. — Да, госпожа Гюльфем. Я, наконец, рассказала ему всю историю. Сын должен знать, где находится могила отца, — отвечает Гюнеш. — Придете к нам после? Хотя бы ненадолго? — Умоляюще произносит Гюльфем. — Не думаю, что это хорошая идея, госпожа Гюльфем. Мне бы не хотелось, чтобы мой сын находился в одном доме с Яманом. Как-никак он косвенно виноват в смерти Атеша, — произносит его мать, вновь становясь между ним и женщинами. — Ямана сейчас нет дома. Он в командировке, — впервые подает голос Ферайе.       Саваш удивляется злой ухмылке, исказившей лицо матери. Ему становится даже жаль женщин, съежившихся под её тяжелым взглядом. — Так боитесь его истерик, что приходите на могилу Атеша только тогда, когда Ямана нет? — Спрашивает она. — Настолько вы прогнулись под желания этого сопляка?       Саваш чувствует, что его мать готова выплеснуть на них весь свой гнев. Поэтому он обхватывает ее ладонь обеими руками, пытаясь успокоить. Он смотрит на свою бабку, глядящую на него с мольбой в глазах. — Мы придём, госпожа Гюльфем. А сейчас я хочу побыть с отцом. — Он тянет мать в сторону могилы. — Пойдем, мама.       Женщина позволяет сыну увести себя. Они подходят к могиле, на надгробии которой выбито всего несколько слов. Атеш Гюльсой Бакырджи 1991 — 2024 Сын, внук, брат. Покойся с миром — Здесь нет надписи «отец», — замечает Саваш. — Когда я поняла, что беременна тобой, твой отец уже был мёртв. А я не смогла заставить себя сюда приехать, чтобы заняться заменой надгробия. Если хочешь, я могу договориться о том, чтобы это добавили, — предлагает мать. — Не нужно. Это ничего не изменит, — пожимает плечами Саваш, продолжая разглядывать могилу отца.       Его мать поднимает руки и начинает читать молитву. Саваш безмолвно повторяет слова за ней, пытаясь понять, что он чувствует по отношению к отцу, которого не знал. Закончив молитву, они с матерью принимаются за уборку могилы. Было видно, что за ней регулярно ухаживали, поэтому это не заняло много времени. Они вырвали сорняки, успевшие прорасти в земле, и омыли надгробие водой. А затем погрузились в тишину.       Саваш слышит тихий звук перебираемых четок в руках матери. Её губы что-то шепчут, но он не вслушивается, посчитав это слишком личным. Он видит, как меняется её лицо. В её глазах плещется столько боли, что Саваш отворачивается, не в силах выдержать этого зрелища. В его голове возникает странный вопрос. — Почему ты не вышла замуж, мама? — Тут же озвучивает его Саваш, не глядя на мать. — Почему ты решил спросить именно это? — Удивляется она. — Ты ведь была молода. Даже сейчас ты красива, а десять лет назад ты была еще красивее. Я даже помню, как часто к тебе подходили познакомиться мужчины, когда мы гуляли вместе. Неужели никто не смог завоевать твое сердце?       Женщина задумывается. Её взгляд медленно скользит по выбитым буквам, складывавшимся в имя его отца. Она нежно проводит пальцами по камню. Одинокая слеза срывается с её ресниц, прочерчивая дорожку по её щеке. — Чтобы завоевать сердце, оно должно быть, сынок. А я своё похоронила в тот же день, как узнала о том, что Атеш умер. — Она похлопывает по земле. — Оно тут, в земле, рядом с твоим отцом. — Ты так сильно его любила? — Шепчет Саваш, стирая непрошеные слёзы с глаз. — Так сильно, что решение оставить его чуть не убило меня. И лишь новость о том, что я стану матерью, дала мне сил жить дальше. А потом появился ты. — Она треплет его по волосам и улыбается сквозь слезы. — Маленькая копия своего отца. И я поняла, что в моей жизни еще остался смысл. — Но глаза у меня всё равно твои, — напоминает ей Саваш. — У твоего отца тоже красивые глаза были. Темные, почти черные. Как два окна в космос. — А чем еще я на него похож?       Они сидят на могиле его отца, не обращая внимания на холод, и разговаривают. Обо всём, но больше всего — об Атеше. И безликий человек в его мыслях начинает оживать. Каждая мелочь о нём, рассказанная матерью, встает на место, потихоньку наполняя его образ глубиной и жизнью. Саваш впервые понимает, что у него отобрали. И это причиняет боль.

***

      Савашу шестнадцать. Он уже второе лето проводит в Ургюпе. Они снова живут с мамой в доме прабабушки и прадедушки. Но на семейные ужины Гюльсоев он ходит один. — Не можешь выдержать того, что Ферайе и Яман живут счастливой жизнью, пока мой отец покоится в земле? — Однажды спрашивает у матери Саваш.       Гюнеш в недоумении хлопает глазами в ответ на этот вопрос. — Где ты увидел счастливую жизнь у этих двоих? — Удивляется она. — Ну как же… Долгий брак, дети, бизнес, крутой особняк, — перечисляет Саваш. — Брак их держится только на том, что у Ферайе нет работы и собственных денег, а еще связей и полезных знакомств, чтобы при разводе отсудить у мужа половину имущества и опеку над детьми. Бизнес? Яман не знает уже, у кого денег занять, чтобы не разориться окончательно. Крутой особняк? Этот особняк был выкуплен твоим отцом на деньги твоего деда Вурала. А дети… Ты совсем не обращаешь внимания на состояние своих кузенов, Саваш?       Саваш вспоминает те несколько вечеров, что он провел в компании родственников. Топрак, старший сын его дяди Ямана, был хилым и болезненным мальчишкой. Вся семья тряслась над ним, так как он появился в семье после череды неудачных беременностей Ферайе. И это очевидно повлияло на его здоровье. Саваш был старше него всего на полтора года, но он был выше него на целую голову и почти вдвое шире. Характером мальчишка тоже не удался, ведь в их первую встречу он назвал Саваша «дядиным ублюдком», за что справедливо получил от него в челюсть. К удивлению Саваша все согласились с тем, что это был вполне логичный ответ на подобное оскорбление. Лишь Яман кривил лицо, когда его взгляд натыкался на племянника.       Хазар, такая же темноволосая и белокожая как мать, была тихой и непримечательной и вела себя как мышка, произнеся за столом от силы пару-тройку слов. Саваш удивлялся тому, насколько тихими были ужины в такой большой семье. Когда были живы его бабушка и дедушка, они вчетвером могли устроить за столом такой шум, будто бы в столовой собралась целая армия. Дедушка Серхат рассказывал всякие истории про преступников, которые Саваш слушал с восхищением, а бабушка Дамла любила вспомнить, какой непослушной и капризной была его мама в детстве.       В доме Гюльсоев разговоры были в основном о семейном бизнесе, которые Яман старался свести к минимуму, дабы не рассказывать об очередном своем провале. И напряженная тишина нарушалась лишь звоном столовых приборов и тихими просьбами передать хлеб или соль. Саваш после этих посиделок чувствовал себя выжатым лимоном и, вернувшись домой, с жадностью набрасывался на еду, приготовленную матерью. — Дела у Гюльсоев настолько плохи, что они даже накормить тебя не могут? — Удивлялась Гюнеш, глядя на то, с каким аппетитом сын сносил со стола любую еду. — Нет, просто в этом доме такая гнетущая атмосфера, что кусок в горло не лезет, — отвечал Саваш.       В то лето Саваш свёл контакты с Гюльсоями до минимума, ограничившись посещениями госпожи Гюльфем в те моменты, когда особняк пустовал. А вот в сторону Бакырджи его тянуло всё больше и больше. Но мать была непреклонна в своём решении не дать Вуралу испортить Савашу жизнь так же, как он испортил её Атешу.

***

      Савашу восемнадцать. Он сообщает матери, что они с университетской группой направляются в Анкару для того, чтобы пройти практику после первого курса. Гюнеш кивает, помогает собрать ему чемоданы и провожает его на самолет, взяв с него обещание звонить раз в день. Саваш приземляется в Анкаре. Но он не покидает аэропорт, а садится на самолет до Кайсери. А уже из Кайсери на такси доезжает до Ургюпа.       «Моя первая большая ложь матери», — бьется в его голове, когда такси высаживает его у большого старинного особняка с резными дверями.       У ворот стоят два амбала, больше похожие на отсидевших преступников, чем на охранников. — Вурал Бакырджи у себя? — Спрашивает Саваш одного из них. — Да. А ты кто такой, малец? — Отзывается мужчина. — Его внук, — отвечает Саваш. — У господина Вурала один внук — Атеш Бакырджи. И он сейчас находится в доме вместе с матерью и дедом, — усмехается охранник.       «Надо же, назвал мальчика не в честь его отца, а в честь дяди. Как только не поворачивается судьба», — мелькает в мыслях Саваша. — Может, вам не всю информацию выдают, что неудивительно, потому что от слишком большого её количества ваши крошечные мозги могут просто разорваться, — Саваш знает, что не стоит оскорблять людей с оружием, но ничего не может поделать с собственным раздражением. — Но я напомню вам, что у Вурала Бакырджи было два сына. Одним из них был Атеш Бакырджи старший, выросший в семье Гюльсоев. И я его сын. — Слушай сюда, сосунок! — Один из амбалов хватает его за воротник рубашки и тянет вниз. — Мне плевать кто ты, хоть сам Папа Римский, я тебя не пущу, понял?       Саваш усмехается, заметив фигуру Вурала в дверях особняка. — Господин Вурал, кто нанимал для вас этих людей? — Кричит он, глядя на деда. — Кажется, вам стоит уволить вашего HR-специалиста. И этих придурков вместе с ним. — Отпустите его, — приказывает Вурал, подходя к воротам. — Простите, господин Вурал. Мы и подумать не могли, что это ваш внук, — пытается оправдаться охранник, но Вурал затыкает его взмахом руки. — Ты просто никогда не видел его отца. Видел бы — сразу бы понял, кто стоит перед тобой. Вон с моих глаз! — Рявкает мужчина.       Охранники, опустив головы, скрываются на заднем дворе. Вурал обхватывает его плечи и внимательно изучает его лицо. — Что же произошло, раз ты решил порадовать деда своим появлением? — Спрашивает он. — Посиделки в доме Гюльсоев оказались безумно скучными. — Пожимает плечами Саваш. — Захотелось узнать, как проходят ужины в доме Бакырджи.       На лице Вурала появляется победная улыбка. Он провожает Саваша внутрь дома. Когда он проходит в гостиную, женщина, сидевшая на диване, роняет кружку с кофе на пол, едва завидев его. Она не обращает внимания на разлившуюся на дорогом ковре жидкость и вскакивает. — Брат Атеш? — Шепчет она, не отрывая от него взгляда. — Меня зовут Саваш, госпожа… — Саваш запинается, поняв, что не знает её имени. — Алейна. Меня зовут Алейна. — Тут же отзывается женщина. Она переводит взгляд на Вурала. — Господин Вурал, неужели это… — Да, Алейна. Это его сын, — кивает Вурал. — Аллах-Аллах, разве может сын быть настолько похожим на отца? — Всхлипывает женщина, вытирая выступившие слёзы. — Смотрю на мальчика и вижу брата Атеша. До чего же похож. Дай я тебя обниму, сынок!       Женщина подлетает к Савашу и заключает его в крепкие объятья. Саваш удивлен настолько, что не успевает никак отреагировать — лишь стоит на месте, как истукан. А в голове всплывают рассказы матери о странной семье Гюльсоев.       «Алейна, значит… Первая жена дяди Ямана, которого Джемиле шантажом женила на своей дочери», — думает Саваш, неловко обнимая женщину в ответ.       Наконец, Алейна отпускает его и отступает на шаг назад. Её взгляд продолжает изучать его. — Какое сходство, Аллах-Аллах, — качает женщина головой. — Волосы, лицо, рост, стать… Всё как у брата Атеша. Глаза только… — Как у матери, — встревает Вурал. — Я видела твою маму всего пару раз. Но помню, что она была очень красивой женщиной, — улыбается Алейна. — Ты взял себе лучшее от обоих родителей, Машаллах. — Благодарю, госпожа Алейна, — кивает Саваш. — Никаких «госпожей» от тебя я слышать не хочу! — Восклицает женщина, и её кудри забавно подпрыгивают от ее возмущения. — Для тебя я тетушка Алейна или просто тетушка. Договорились, сынок? — Договорились, — невольно улыбается Саваш, заражённый энергией женщины. — Вот и отлично. — Кивает Алейна. — Ох, глупая моя голова. Надо же и Атеша с тобой познакомить!       Женщина поднимается по лестнице на второй этаж, чтобы позвать его кузена, названного в честь его отца. Вурал предлагает ему сесть на диван. К своему удивлению Саваш не чувствует и десятой доли той неловкости, что сопровождала каждый его визит в особняк Гюльсоев.       «Может, потому что в этой большой семье не нашлось места настоящей любви и привязанности?» — думает он, вспоминая искреннюю радость Алейны, принявшей его с первых секунд. — Добро пожаловать в дом Бакырджи, сынок. — Говорит Вурал, садясь в кресло напротив него. — Уверен, наша часть твоей семьи тебя не разочарует, в отличие от Гюльсоев.

***

      Савашу двадцать. Он скучает по себе прежнему. По мальчику, не отравленному ядом ненависти. Он всё чаще жалеет о том, что поддался собственной слабости и пришел в дом Бакырджи, обманув свою мать. Но когда дедушка Вурал рассказывает ему об очередном провале семьи Гюльсой, что-то очень тёмное и опасное разливается внутри Саваша, заставляя его растянуть губы в радостной ухмылке. — Совсем скоро мы утопим Гюльсоев. И отомстим за дядю Атеша.       Атешу младшему явно нравится участвовать в плане их дедушки по уничтожению Гюльсоев. Его темные глаза в такие моменты наполняются азартом, а в лице проскальзывает чистая ненависть, которая удивляет Саваша своей силой. — Конечно, сынок. Эта семья ответит за всю боль, что она нам причинила. Сначала мы лишим их богатства. Затем — чести и достоинства. И в самом конце — жизни. Только так можно погасить их долги перед нами, — мрачно произносит Вурал, разглядывая внуков.       Саваш знает, что первые две части плана уже выполнены. Бизнес Гюльсоев стремительно шёл ко дну. И дело было не столько в том, что Вурал перекупал каждого инвестора, к которому хотел обратиться Яман, сколько в том, насколько бездарным управленцем оказался его дядюшка. А о том, чтобы втоптать в грязь их репутацию позаботился Атеш младший. Он узнал о том, что госпожа Шермин, жена Омера Гюльсоя, в молодости была известной в определенных кругах Анкары «жрицей любви». А еще его кузен напомнил их небольшому городку о том, что Яман и Ферайе крутили свой роман за спиной Атеша, который по доброте душевной хотел помочь беременной женщине, попавшей в трудную ситуацию. Он даже где-то раздобыл фотографии этих двоих, зажимающихся по темным углам в то время, когда Ферайе еще была женой его отца. И теперь ни одна из женщин Гюльсоев и носа не показывала из особняка, а Омеру с Яманом каждый день приходилось выслушивать не самые приятные слова в свой адрес.       Савашу порой становится их жаль. Но потом он вспоминает о том, что Яман с Ферайе бесстыдно наставляли рога его отцу, а дедушка Омер после всего этого принял их обоих в семью, будто бы забыв о том, кто стал причиной смерти его старшего внука. — Эту войну начал не твой отец, сынок. — Как-то начал разговор Вурал в один из вечеров в доме Бакырджи. — Всё закрутилось с того момента, как Атеш невольно стал убийцей, спасая меня, а Яман так некстати оказался свидетелем этого происшествия. Затем твой дядюшка Яман рассказал об этом твоей матери, чтобы насолить твоему отцу. А ты ведь знаешь свою мать лучше, чем кто-либо в этом мире. — Она не смогла этого принять, — кивнул Саваш в ответ на слова деда. — Да, она ведь адвокат. А разве может адвокат быть с убийцей? Может, твоя мама и смогла бы принять эту сторону Атеша. Может, они смогли бы стать счастливыми, — продолжал Вурал, внимательно наблюдая за его реакцией. — Но им не дали для этого времени, — прошептал Саваш, впервые понимая всю трагедию истории своих родителей. — Да. Когда твой отец стал, наконец, относиться ко всем по справедливости, твой дядюшка Яман не выдержал этого. Конечно же он не стал разбираться с твоим отцом один на один, в нём никогда не было смелости для подобных поступков. Поэтому он лишь отправил весточку сыну Озера Болата, рассказав ему о том, кто был убийцей его отца. — Почему же ты не отомстил Гюльсоям сразу? Почему ждал двадцать лет для того, чтобы восстановить справедливость?       В глазах Вурала мелькает неподдельная печаль. Но спустя мгновение печаль сменяется гневом. — Потому что это была последняя просьба твоего отца. Он попросил закончить этот бессмысленный круговорот ненависти и насилия. А еще попросил найти твою мать и позаботиться о ней. Но ты же сам знаешь, твоей матери не нужна ничья забота. И, как оказалось, помощь в воспитании настоящего мужчины ей тоже не понадобилась. — Вурал с гордостью похлопывает его по плечу. — Она вырастила настоящего льва. Сильного, бесстрашного, неукротимого. Как жаль, что твой отец даже не узнал о том, что у него есть такой сын…       Саваш ощущает неуёмную тоску по отцу, которого никогда не знал. И ему хочется причинить боль всем тем, кто отнял у мамы и у него возможность жить счастливой жизнью.

***

      Савашу двадцать один, и его впервые в жизни бьет собственная мать. Его щека горит огнём от пощечины, которую его мать влепила ему, только зайдя в дом Бакырджи. Он удивленно поворачивается и видит перед собой совершенно незнакомую женщину. Его мама никогда не смотрела на него так… В её янтарных глазах вместо привычных любви и тепла лишь разочарование и горечь. Лицо её будто за день постарело на десяток лет, побледнев и осунувшись. Губы скорбно сжаты, а меж золотистых бровей пролегла совсем незнакомая Савашу морщинка. Пистолет в его руке становится безумно тяжелым, и ему хочется выкинуть его, но пальцы не хотят разжиматься. Вторая рука запоздало накрывает горящую щёку. — Никогда не думала, что мне придется ударить собственного ребёнка. — Говорит Гюнеш, не отрывая взгляда от сына, но обращается она не к нему, а к Вуралу. — За эту боль, причиненную моему сыну, ответственны вы, господин Вурал. Как думаете, Атешу понравилось бы то, что его сына бьют из-за того, во что вы его втянули? — Гюнеш, ты не так всё поняла, мы только… — начинает Вурал, но женщина останавливает его жестом.       Савашу на мгновение становится страшно. Он боится, что его мама так и останется навсегда этой грозной женщиной со скорбным лицом, глядящей на него с разочарованием. — Я всё знаю, господин Вурал. Знаю о том, какую кампанию по разрушению имиджа Гюльсоев вы здесь устроили. Знаю о том, что вы причастны к их разорению. И даже о том, что вы хотели сделать моего сына убийцей я тоже знаю, господин Вурал, — взгляд его матери останавливается на пистолете в его руке.       Боль в глазах матери, ощущается намного хуже полученной пощечины. Внутри Саваша поднимается его совесть и начинает потихоньку сжигать его, подпитываясь потускневшим взглядом Гюнеш. — Где я сделала ошибку, Саваш? — Саваш вздрагивает, когда холодная рука матери накрывает его покрасневшую щеку. — Когда я упустила тебя, мой мальчик? Как ты позволил яду этого человека проникнуть в тебя? — Я просто хотел справедливости, мама, — шепчет Саваш. — Справедливости?!       От крика его матери вздрагивают даже видавшие виды телохранители Вурала. В её взгляде горит огонь, а её руки сжимаются в бессильной злобе, когда она смотрит на своего единственного ребёнка. Савашу становится по-настоящему страшно. — В этом месте ты не найдешь справедливости, Саваш. Если бы она была, разве я оставила бы твоего отца двадцать два года назад? Когда я поняла, насколько твой отец был отравлен ненавистью, я вырвала своё влюбленное сердце и оставила его здесь с ним, а сама сбежала отсюда, не желая погружаться во тьму вместе с ним. Твой отец тоже хотел справедливости, и где он сейчас? Покоится в земле под холодной могильной плитой. Хочешь повторить его судьбу? Наслушался причитаний о том, насколько ты на него похож, и решил стать таким же, как Атеш? — Его мать подходит к нему и больно тычет пальцем в его грудь. — Пускай ты и выглядишь совсем как он, но в этой груди бьется сердце, созданное мной, Саваш! Я носила тебя в себе девять месяцев. Я привела тебя в этот мир, сгорая от боли. Я дарила тебе всю любовь и тепло, которые остались во мне после того, как я лишилась твоего отца. Я старалась вырастить тебя добрым и справедливым человеком, не поддающимся низменным соблазнам. Неужели сладких речей твоего деда-змея было достаточно для того, чтобы перекрыть всё то хорошее, что я старалась вложить в тебя, сынок?       Его мать выглядит уставшей и больной. Саваш сгорает от стыда, а его совесть пирует, радостно пожирая его изнутри. Он не может и рта раскрыть, чувствуя огромную вину перед матерью. Но его мать истолковывает его молчание по-своему. — Что ж, наверное, я где-то облажалась. Слишком поверила в себя и в свои силы. Возможно, твой дед был прав, сказав, что кровь — не водица. Возможно, даже всей моей любви и поддержки не хватило для того, чтобы перекрыть зов крови Бакырджи. — В комнате раздаются удивлённые вздохи, когда его мать берет его руку с пистолетом и прижимает дуло к своей груди. — Если твое сердце требует мести, то я не смогу тебя остановить. Но прежде чем ты испачкаешь свои руки в крови собственного дяди, испачкай их в крови своей матери, Саваш. Я не хочу жить в мире, где мой сын становится убийцей ради того, чтобы восстановить никому не нужную справедливость. Я хочу запомнить своего сына невинным мальчиком, который в детстве плакал от того, что другие дети давили муравьев.       Гюнеш кладет его палец на курок, глядя на сына глазами, полными слёз. — Отправь меня к своему отцу, Саваш. — Улыбается она. — К отцу, который перед смертью попросил своего отца остановить этот круговорот смерти и боли. Не нужно колебаться, мой мальчик.       Саваш выбрасывает пистолет и падает на колени. Он обхватывает руками талию матери и прижимается к её животу, совсем как в детстве. Слезы жгут глаза, но упрямо не хотят проливаться, поэтому он лишь тяжело дышит, осознав, ЧТО он хотел сделать.       «Я хотел убить человека. Не просто человека, а собственного дядю. Брата моего отца. Отца моих кузенов, которые не виноваты в его грехах. Аллах, как я мог пасть так низко».       Когда мягкая рука матери треплет его по волосам, Саваш с облегчением выдыхает, покрепче сцепляя пальцы на её спине. Она тянет его наверх, и Саваш встает, боясь встретиться с взглядом матери и вновь увидеть в нём разочарование. Но в её янтарных глазах снова лишь любовь и свет. И совесть внутри Саваша затихает, сворачиваясь в клубок до очередного прокола с его стороны. Саваш лишь надеется, что он сможет избежать подобных глупостей в будущем. — Если ты еще хоть раз попытаешься втянуть моего сына в свой преступный мир, я уничтожу тебя, Вурал Бакырджи. У меня есть множество доказательств твоих преступлений, которых хватит для того, чтобы посадить тебя за решетку до конца твоих дней. — Лицо Гюнеш холодно и полно решимости, когда она встречается с насмешливым взглядом Вурала. — И даже если тебе удастся меня убить, это не спасет тебя от правосудия. Благодари Всевышнего за то, что я не позволила тебе отравить жизнь собственного внука. Тебе и без того перед Аллахом отвечать за очень многие жизни. Хотя бы Саваша не будет в этом списке.       Гюнеш находит взглядом Алейну, стоящую рядом со своим единственным сыном. В глазах женщины — страх и понимание. — Если не защитишь своего сына, его ждет участь его отца, Алейна. Разве хочешь ты лишиться единственного ребёнка? — Спрашивает она у неё.       Алейна лишь молча качает головой, вцепляясь в руку сына мертвой хваткой. Гюнеш понимающе кивает ей, прежде чем обратить свой взор на собственного ребёнка. Саваш опускает взгляд, не считая себя достойным той любви, что лучилась из глаз матери. — Не опускай глаз, сынок. Ты сделал правильный выбор сегодня. И я горжусь тобой, ведь принять в себя гнев и ненависть намного легче, чем отринуть их, — улыбается она, ласково потрепав его по щеке. — Прости, дедушка, что не стал тем внуком, которого ты жаждал. — Саваш находит взглядом Вурала. — Но моя мать права. Я не хочу продолжать эту историю боли и лишений, жертвой которой однажды стал мой отец. Лучше я исполню его предсмертную просьбу — постараюсь разрубить этот узел, связавший слишком много кровавых судеб.       К его удивлению, в глазах Вурала нет гнева или разочарования. Лишь застарелая печаль, которую Саваш никогда до этого не видел. — Может, ты считаешь себя сыном своей матери, мальчик. Но на самом деле ты истинный сын своего отца. Он тоже до последнего вздоха пытался спасти тех, кто этого не заслуживал, — горько усмехается мужчина. — Что ж, и такие люди нужны этому миру, дедушка. Ведь без них мы давно утонули бы в крови и смертях, — возвращает ему усмешку Саваш.       Саваш с матерью покидают дом Бакырджи. Саваш чувствует, как с его сердца сваливается огромный камень, который давил на него последние три года. — Стало легче, не так ли? — Спрашивает мать, будто прочитав его мысли. — Это твоя совесть перестала тебя грызть, ведь в глубине души ты с самого начала понимал, что всё это неправильно. — Разве может быть хорошим дело, начавшееся с обмана собственной матери? — Шутит Саваш, наслаждаясь давно позабытой легкостью. — Не может, господин Саваш, — улыбается ему мать, шутливо пихая его локтем в бок.       Они садятся в старую потрепанную машинку матери и уезжают. Саваш уже предвкушает веселую поездку до Стамбула. Старушка его матери явно не раз и не два заглохнет по дороге. Они с мамой конечно же несколько раз остановятся в какой-нибудь придорожной забегаловке и набьют себе животы сомнительной едой и сладким лимонадом. А еще проведут долгие часы за разговорами обо всём и ни о чём.       «Не волнуйся за нас, папа. Я позабочусь о ней так, как позаботился бы ты. И я проживу достойную жизнь, чтобы вы с мамой могли мною гордиться. Надеюсь, ты счастлив там, где ты сейчас, — мелькает в мыслях Саваша, пока пейзажи Каппадокии проплывают за окном машины.