Тодороки Тойя
11 февраля 2024 г. в 18:05
Ты телом словно лёд, душою — пламя…
И взгляд отца огнём могучим приковал.
Но то могущество изранило, ты, тая,
В слезах молящих от ожогов погибал.
Виною слёз, однако, боль не выступала,
Лишь обнадёживший напрасно тот обман.
«Я сын отца» в напряжном воздухе витала
Ребёнка фраза, что не подходил под план.
Волос оттенок ярко-красный потускнел,
Но всё росло запретом скованное пламя.
Скрываясь смело, тело двигало предел,
Пока подняться не смогло победы знамя.
Твой жар сильнее, горячее воспылал…
Им гордость вновь желал зажечь во взгляде.
С отрадой верно уважения ты ждал,
Тонув в желании признания, как в яде.
Яд через слёзы голубых глаз выступал.
Огонь, вбирая их, существенно менялся…
Отец тех изменений не застал.
На пик Секото не сподобившись подняться.
Контроль над пламенем из рук твоих пропал.
Дымясь отчаянно, всего тебя сжигало.
Отцовский образ в мыслях жар лишь поднимал,
И тело сына в том пожаре погибало.
— — — — — — — — — — — — — — — — — —
Но не погибло. И три года выживало,
Очнулось в месте незнакомом для тебя:
В приюте зла, где зло «сосуды» порождало,
Где зло вернуло тебя к жизни, возродя.
Ты, слабый телом, силу духа сохранил.
И вопреки всему, отцу остался предан.
Сбежав, пристанище огнём похоронил,
Но возвратившись оказался им и предан:
«Ты одного ребёнка так и погубил…
Но все три года эти мучил бесконечно
Творенье новое. Провал ты позабыл…
Меня оставив в прошлом и навечно».
Из темноты ты вновь отцу не показался,
Открыл спокойно для молитвы буцуда́н.
Где умер Тойя — будто из золы рождался
Убитый жаром — Даби — пламенем возда́н.
Твой факел внутренний — единственная сила
Ещё способная в движенье приводить
Фигуру мрачную, что столь ждала могила,
Что злодеяния желала породить.
Однако пламя избирательно сжигало.
Не как отчаянно бушующий пожар…
Уничтожать что Энджи дорого бывало —
Отныне твой, словно второй, могучий дар.
— — — — — — — — — — — — — — — — — —
Тропа преступника неявного вела
Путём, исполненным кровавой, жуткой мести,
Проникшись той идеологией Пятна,
Объединением с злодеев Лигой вместе.
Но сколько б дел не удалось тебе свершить,
Одной той встречи роковой и дожидался.
Когда свой облик ты сумеешь обнажить
И средства, коими страданий добивался.
В злосчастном танце откровения кружась,
Впервые именем фальшивым не назвался.
«Я Тодороки Тойя» фраза разнеслась,
И жуткой истины капкан в эфир ворвался:
Больная правда о незыблемом родстве,
О жизни пепельно-жестокого злодея.
Пламя спасения, горящее в отце,
Пылало следом ради зла, досаду грея:
Рождён провалом, первым номером не стать.
Марионетки нити тонкие сожглись…
Но смысл жизни куклы плану не под стать?
За подтверждение рождения борись.
Без чувства боли от ожогов ты боролся,
Последней битвы предрешён дурной исход.
От дара жизни ты заранее отрёкся,
С надеждой видя смерти пламенной восход.
— — — — — — — — — — — — — — — — — —
Ты знал лишь как мощней гореть огню,
Превосходил отца потенциалом.
Хоть с ним искал последнюю борьбу,
Та оказалась меж «шедевром» и «провалом».
За ним ничуть не меньше наблюдал,
Он был благословлён идеальным телом…
Но в силе пламени, тепла ты обогнал.
Пренебрегая снова собственным пределом.
В ожогах кожа расходилась вся по швам,
Слепое марево скрывало плоть, что тлела.
И словно хладного прилива злым волна́м
Накрыл всё лёд, но теплота не ослабела.
Ты был готов сражаться насмерть, до конца,
В пылу сражения терять рассудок — тщетно.
Того желания признания отца
Остался след в душе холодной перманентно.
И холод был спасителен, внезапен,
Предсмертной силой льда в груди расцвёл.
Глаза того, кем думал, был оставлен,
На то смотрели наконец. В них страх возвёл.
Страх за тебя и страх за выпуск теплоты.
Тем взрывом многих жизней бы лишил…
Однако трепет беспокойной мерзлоты
Твой жар безудержный сквозь раны потушил.
Смятенье матери, сестры и младших братьев.
Как в том пожаре вновь боятся потерять,
Просить прощения за их семьи ненастье…
Тех извинений ради так пришлось пылать.
Ты телом словно уголь, пламя гасло.
И взгляд семьи могучим взрывом приковал.
Но то могущество изранило, напрасно
Ради их взглядов одобрения страдал.
Примечания:
Я не уверена, насколько большим могу сделать послесловие и будет ли оно важным, но напишу.
Семья Тодороки произвела на меня огромное впечатление. История Тойи, должно быть, ещё больше. Я надеюсь, что смогла красиво изложить её в стихах, так как невероятно этого хотела.
Приношу извинения за возможно не слишком складный и удобный слог. Мне, со временем, перестают показываться на глаза места, где читать трудно. С интонацией и паузами в нужных местах, которые я ставлю с лёгкостью, всё выглядит вполне неплохо. Надеюсь, что и читатели подумают так.
Стих разделён на части, отвечающие за определённый период. Первый — детство до пожара и "смерти". Второй — путь становления Даби. Третий — путь злодея. Четвёртый — финальная битва, вновь пожар и... Пока не совсем понятно, смерть ли.
Я горжусь собой за размер стиха, но не стану зазнаваться прежде, чем получу отклик. Так что я буду предельно рада вашим отзывам!