Lost in a city.

      Когда забытьё, наконец, отпустило, Саймон очутился где-то. Нужно немного времени, чтобы прийти в себя. Ресницы мелко дрогнули, стоило ему открыть глаза. Остывший асфальт неумело целовал щеку, небрежно корябая, а в полости рта застыл фантомный привкус жёлчи.       Отвратительно.       Тошнило. Саймон сглотнул. И с его уст сорвался кроткий выдох.       Для того, чтобы подняться, не потребовалось много сил. Под ногами чувствовалась твёрдость, и густой туман постепенно отступал от проснувшегося сознания; осязание реальности возвращалось, и это внушало какую-никакую уверенность. Но этой уверенности не хватало.       Саймон бегло осмотрелся. Поблизости никого не было, кроме грязных и исписанных стен переулка. Он не знал, сколько времени провёл без сознания и каким образом оказался здесь; он не знал ничего, в том числе и нынешнего местоположения.       Что-то внутри услужливо подсказывало, что сущность произошедшего таилась за гранью его понимания, но Саймон ему не верил.       Вдруг пришло оповещение о недостатке средств на телефонном счёте.       Опять «бабки» кончились.       Саймон поднял голову и взглянул вверх; темнело, и небо начинало зиять. Не было видно ни единой звезды, ни луны. Всё вокруг себя съедала полностью, без остатка мёртвая пустошь, будто наводящая ужас чёрная дыра.       Разглядывая небо, Саймон почувствовал себя невыносимо одиноким, брошенным целым миром на произвол безжалостной судьбы и затерянным среди таких же, как и он сам, переулков. Это заставило его сердце болезненно сжаться, обливаясь кровью.       Саймон был опустошён.       Но переулки не были пустыми; через щели выцветших кирпичей определённо кто-то наблюдал, мерзко и несдержанно хихикая над ним, за его спиной, над его чувствами, над его брошенностью.       Над тем, над чем нельзя смеяться.       И, блять, заплатит за это.       Из накинутой на плечо сумки Саймон достал нож, ловко покрутил его в руке и с силой вцепился в рукоять. Его колола непонятная обида, и он ей поддался и сделал первый шаг.       Именно в эту ночь улочки Стокгольма были особенно неприветливы. Они давили со всех сторон тянущимися к небу однотипными зданиями и пугали полной тишиной, когда Саймон шёл вперёд плохо освещённого тоннеля, следуя за мелькающим перед глазами броским силуэтом.       Что-то душило внутри.       И единственное, чего Саймону сейчас хотелось больше всего на свете — вернуться домой.       К маме — там безопасно.       Но Стокгольм отпустит не скоро.