Тьма в тебе

Это был тот же кабинет Берка и, очевидно, тот же день в мае девяносто восьмого, только солнце повернуло на другую сторону, озарив желтоватыми лучами мансардный этаж дома напротив. Хозяина не было на месте, однако Гарри сидел за его столом и нервно ёрзал на грубой пурпурно-коричневой обивке монструозного кресла. Посетителя Гермиона видела впервые. Это должен быть МакЛауд? Он тоже, кажется, нервничал, сидя на краешке стула и прижимая к груди смешную чёрно-белую шапку. Как и полагается квиддичисту, мужчина был солидного роста, с небольшим брюшком. Бронзовый загар, подчеркивавший более светлые морщинки вокруг глаз, делал его лицо старше, давно нестриженные тёмно-каштановые волосы от шапки прибились к макушке, а на затылке наоборот свободно, беспорядочно кудрявились. Он выглядел антиподом к тому, кого Гермиона могла бы представить в качестве менеджера. И антиподом в квадрате по отношению к гипотетическому приятелю Берка. — Ну надо же, нервничаю, будто школьник на первом свидании, — его жёсткие гаэльские «Р» вкручивались в уши назойливыми буравчиками, а голос — окутывающий, очень низкий, как у радиодиктора старой школы — напротив, ласкал удивительной бархатной мягкостью. Гермионе, растерявшейся от неожиданности, на мгновение захотелось закрыть глаза и представить на месте МакЛауда кого-то помоложе и посимпатичнее, само собой, не квиддичиста… Она подумала, если это и есть его основное оружие, то вряд ли такому можно научиться. Впрочем, на Гарри, кажется, этот фантастический тембр не оказывал такого же влияния. Друг всё так же выглядел напряженным. — Двадцать лет на этой работе, а до сих пор нервничаю… Берни сказал, что вы не согласитесь. — Не соглашусь на что? — Играть за Соро́к, конечно. Гарри молчал. Гермиона знала, чем всё кончится, но против логики всё равно почему-то горячо надеялась, желала, чтобы он сказал «Нет» здесь и сейчас. Сказал — и принялся наконец за что-то полезное. Какая же невероятная глупость — тратить жизнь на чёртов квиддич! И… Господи, на лице Гарри действительно проступило характерное для него упрямо-виноватое выражение, он собирался отказать. Гермиона затаила дыхание. Ну же. Давай! Ещё немного… Да скажи же ты наконец! Как только Гарри открыл рот, МакЛауд выпалил: — Можно, я начну сначала? Гарри? Ой… Это ведь ничего, что я говорю Гарри? Да? Взволнованная, частая манера говорить очень странно сочеталась с поставленным басовым голосом диктора. А «Гарри», Гермиона вынуждена была признать, звучало невероятно из его уст, там было целых две непривычные шотландские гремящие «Р». Обучаясь в Хогвартсе, она постоянно сталкивалась с шотландским произношением разной степени непонятности, но ещё ни разу это не производило на нее такого впечатления. Гарри пробормотал что-то в качестве согласия. — Я видел вас на Тремудром турнире, — сказал посетитель заговорщицким, чуть приглушённым тоном, наклонившись немного вперед, — это было зрелище! Конечно, слишком стремительное, размытое — но опытному летуну нетрудно разглядеть всё, что надо. Без сомнения, что-то совершенно невероятное! Так и бывает, когда талант питает любовь. Любишь летать, гилья? — Да, но… — Так я и думал! Разве может быть что-то лучше? Разве что рождение первенца… По правде сказать, всех детей… МакЛауд взъерошил волосы и прочистил горло, будто сболтнул не подумав. Впрочем, Гермиона не была уверена, что это не заранее продуманный ход. — Хо йиннтахх, у меня целая коллекция воспоминаний о лучших полётах! На рассвете, ночью или под палящим солнцем. С женой, в горах, перед трибунами… Много за шестьдесят лет насобиралось. Люблю утром поспать, но полёты на рассвете самые лучшие, ведь так, Гарри? — Да, на рассвете лучшие, — Поттер всё ещё смущался, сгребал по привычке чёлку на лоб, пытаясь прикрыть шрам, — хотя я тоже люблю утром поспать. — Вот видишь! — МакЛауд обрадовался этой мизерной схожести, даже хлопнул себя по коленям. — Такой воздух, такое чувство бывает только на рассвете. Кажется, что всё ещё спишь. Кажется, в этом и есть всё волшебство мира. Внизу ещё темно, но с высоты полёта розово-оранжевое, как абрикос, солнце уже светит тебе — только тебе… Сверху всё выглядит иначе. Воздух с нажимом обдувает лицо, руки примерзают к древку, а сердце колотится где-то в горле — то ли от страха, то ли от восторга. Ты вроде один, а, вопреки, весь мир вместе с тобой. На Гермиону эта короткая речь не произвела впечатления, она никогда не сомневалась, что её сердце колотится именно от страха. А Гарри, должно быть, задумался. Он ссутулил спину, положил на стол локти и подпёр ладонью щеку. — Это всё хорошо, но… — А ветер? Ты ведь ещё не знаешь, как это — летать у моря! Прибрежные восходящие и нисходящие потоки — это что-то! Гарри, карич, а почему бы нам не устроить экскурсию? Посмотришь, что к чему, познакомишься с парнями… и Трикси. Полетаешь, развеешься. Я-то знаю, каким невыносимым занудой бывает Берни. Тебе, наверное, нужна передышка, а? Место у нас — что надо. Конечно, Абердиншир — не горы… Но морской мягкий климат, свежий воздух. И мётлы! Ты, может, не знаешь, но все лучшие производители дают нам мётлы на испытания до того, как запустить серию. Гарри вздохнул. Гермиона едва удержалась, чтобы не скрипнуть зубами. Хотя участники воспоминания и не могли её услышать, но она всё ещё дочь стоматологов… Ей было очевидно, что Гарри так и нетерпится согласиться. По крайней мере, на ту часть, которая касалась полётов и мётел. — Мистер МакЛауд… — Карич, называй меня Кормак. — Ладно… Кормак… Давайте ближе к делу. — Конечно. Нам нужен ловец. Стоунхейвенским сорокам нужен ловец — ты, Гарри. — Честно говоря, у меня другие планы на будущее. Я хочу продолжить образование. Самостоятельно. Гермиона, на удивление, не почувствовала облегчения, разве что мимолётную вспышку гордости за друга. В конце концов, она знала, чем всё закончится. — Не спеши, Гарри, подумай. Это хороший выбор для человека твоего возраста. Такой первый шажочек во взрослую жизнь. Проживанием и питанием — высококлассным, хочу отметить — будут заниматься профессионалы. И даже здоровье. Поверь, ни до, ни после тебя не будут лечить так тщательно. Разве я не знаю, как молодые люди твоего возраста относятся к здоровью? Вы думаете, будто бессмертны… — МакЛауд запнулся, снова прочистил горло. — Прости, Гарри… В любом случае, здоровье тебе ещё пригодится. Всё, что надо от тебя — играть и тренироваться. — Честно, с меня хватит — делать всё по чужой указке. — Я только предположил, что ты любишь квиддич. Многие только и мечтают, чтобы зарабатывать на жизнь любимым делом. — Я очень мало попробовал в жизни и не уверен, что квиддич — это оно. — Кстати, об этом, ты будешь много путешествовать, увидишь мир. А на базе у нас на редкость спокойно, уединённо, только свои, ни один папарацци не проскользнёт. Парни… и Трикси… так взбудоражены, они будут в восторге, если ты согласишься. У нас очень дружная команда, настоящая семья. — Я думал, Сороки — национальная команда. Разве игроки не должны быть шотландцами? — Это, скорее, традиция. В командном уставе нет такого ограничения. Да и посмотри на себя — ты же вылитый чёрный кельт! Ты скорее похож на шотландца, чем на англичанина. — Или на валлийца, — буркнул Гарри. Это был сарказм, но гость его не уловил. — Ну или так… К тому же совет кланов признал тебя почётным шотландцем ещё в декабре восемьдесят первого. — Что? — Ага… Правда, валлийцы тоже признали тебя своим в марте восемьдесят второго. Чемпионы по скорости, — фыркнул мужчина пренебрежительно. — Бред… — Вот и я так думаю! Конечно, ты именно шотландец, и не лишь бы какой — горец, храбрец, настоящий воин! МакЛауд довольно улыбнулся, а Гарри поморщился, возможно, сомневаясь, не будет ли это оскорблением — возразить. Он снова тяжело вздохнул, потёр переносицу под очками, и уставился на Маклауда жёстким взглядом. В этом взгляде было гораздо больше от нынешнего Гарри. — Кормак, я долго играл ловцом и склоняюсь к тому, что не хочу тратить на это время, — он пристально следил за реакцией шотландца, — разве что это будет что-то новое… Может, загонщик? — Загонщик? — МакЛауд даже крякнул от неожиданности, а потом снова затарахтел своим громким басом, — Да. Это можно устроить. Запросто! Гарри дёрнулся, его лицо окаменело. — Признайтесь, МакЛауд, Вам нужен игрок или Гарри Поттер? Своеобразный талисман? — Признаюсь, нам нужны оба. Из тебя хороший игрок, Гарри. Ну и остальные преимущества очевидны. Спонсоры выстроятся в очередь, если за нас будешь играть ты. Болельщики будут покупать больше мерча. Доходы вырастут. А мы живем в таком мире, что финансирование очень важно. Это напрямую влияет на результаты. Гарри апатично откинулся на спинку кресла. И теперь Гермиона не могла сообразить, какие такие силы могут убедить его присоединиться к команде. — Кстати, четыре процента от прибыли с продажи мерча идут в премию каждому игроку. Парни и Трикси будут носить тебя на руках. А если мы запустим отдельную именную линию Гарри Поттера игрока Соро́к, то ты будешь получать с неё гораздо больше. Ты прилично заработаешь на этом, гилья. По моим приблизительным подсчётам всё вместе получится около шестисот тысяч в год. Будешь самым дорогим игроком в обеих лигах. Хе! Гарри всем своим видом демонстрировал незаинтересованность, устремив расфокусированный взгляд куда-то в окно. — Загонщик и ловец — это ближе, чем кажется. И там, и там очень важна скорость реакции и внимательность. Если из тебя хороший ловец, то загонщик будет, по меньшей мере, приличный. Поставить удар — и с этим можно работать. У нас есть пять месяцев на тренировки. Но… Гарри… Не хочу показаться бестактным, но ты немного мелковат для загонщика… Ты не против чуть подрасти? — Подрасти? — Гарри подскочил на кресле и схватился обеими руками за край стола. — Я могу подрасти?! Но как? Вы имеете в виду рост? — И рост, и объём. К счастью, ты ещё совсем юный, так что тебе ещё не поздно. А у нас в штате лучший на британских островах целитель ортопед, специалист по физической подготовке. Без преувеличений, уникальный знаток. Так как, экскурсия, карич? Думаю, что могу договориться о консультации прямо сейчас. — Но… — Тебе не нужно давать ответ прямо сейчас. Ладно? Тебя осмотрит Фоули. А ты осмотришь лагерь. Тогда и решишь. — Всё равно, я не собирался претендовать на чужое место, — Гарри опустил взгляд, — если вам нужен именно ловец. Я блефовал. МакЛауд иронически усмехнулся. — Постоянно забываю, что имею дело с любителями. В профессиональном квиддиче всё немного не так, гилья. Все наши — плюс-минус универсалы. Ты знаешь, менять игроков на запасных прямо во время игры нельзя, за исключением тех случаев, когда матч длится двое суток или больше. Если травмируется ловец или вратарь, то его задачи берёт на себя кто-то из трёх охотников или двух загонщиков. По правде, у нас увольняется охотник. Трикси должна была перейти с ловца на его место. А теперь, стало быть, Трикси останется ловцом, а Дэви перейдет из загонщиков в охотники. Ну а загонщиком будешь ты. Конечно, если согласишься… Хе, если пропустишь бладжер — сам и заменишь Трикси! МакЛауд весело расхохотался. Кажется, он уже рисовал в воображении картины ближайшего будущего, не сомневаясь больше, что Гарри будет в команде. Шотландец живо вскочил на ноги, достал палочку из нагрудного кармана и наколдовал патронуса. Сотканный из голубоватого сияния тюлень беззвучно устремился в окно. Неловкий на суше, в воздухе — он плыл, стремительно и быстро, как и выдра Гермионы, и волшебница невольно залюбовалась. — Так что, аппарируем? Гарри только растерянно моргнул. — Я отправил патронуса Фоули, он будет ждать нас. С этим не стоит медлить, карич. Каждый день приближает тебя к зрелости. Гермиона не успела увидеть, что было дальше, потому что появился старший Гарри, Архивариус, и повел её к двери. — Аппарировать в воспоминаниях ещё хуже, чем наяву, — объяснил он, — мы поступим иначе. Они шагнули в знакомое круглое помещение из серого камня, и на этот раз там была одна единственная дверь. Сквозь неё они и вышли, очутившись на узкой дорожке, вымощенной зеленоватым гнейсом. По обеим сторонам разлёгся бескрайний сочный луг, покрытый красочными пятнами розовой эрики и веселых ультрамариновых колокольчиков, среди них кое-где возвышались тёмно-зелёные чертополохи, им ещё было рано цвести. Концентрированный сладкий аромат цветов, нагретой солнцем пыльцы, чуть горьковатый запах травы, вплетённый в солоновато-йодовое дыхание, принесённое ветром откуда-то справа, ударили в нос с неожиданной мощью. Монотонное жужжание тысяч пчел слилось в единый белый шум, который изредка оттеняли более низкими, важными нотами упитанные шмели. Гермиона не знала, что воспоминания могут быть настолько настоящими. Наверное, только воспоминания и могут… Потому что в реальности она давно не видела такой сказочно прекрасной идиллии. Это что-то о более зелёной траве? Это потому, что Гарри здесь всего семнадцать, а в детстве и юношестве всё кажется ярче, сильнее, лучше? — Мы могли выйти сразу в кабинете Фоули, но я подумал, что тебе стоит это увидеть. Ты за своей бесконечной работой, наверное, нечасто выбираешься на природу… Какую-то другую, кроме Норы. Да, сад Молли и Артура она знала как собственную ладонь, там было симпатично, однако она привыкла и уже не замечала красоты. И волшебное окно её кабинета в министерстве, показывающее альпийские луга, давно не радовало. Гермиона ни на секунду не могла отбросить мысль, что это всего лишь фальшивка. Она с удивлением осознала, что Гарри, то есть Архивариус, до сих пор держит её за руку. Нет, всё-таки Гарри. Тепло его ладони тоже чувствовалось будто самое настоящее. — Ты уже сотню лет не держал меня за руку, — обронила она и сразу пожалела, испугавшись, что теперь он перестанет. — Наверное… Он не совсем я. То есть наоборот. Во мне только часть его черт. То, что он держал в голове, когда создавал меня, осознанно или нет. Ты не возражаешь? — Ой, нет! Конечно! А обнять тебя можно? Вместо ответа Гарри сам её обнял. Это было совсем как прежде. И в то же время иначе. Он стал такой высокий и крепкий. Они, кажется, не обнимались с тех пор, как Гарри был худым семнадцатилетним подростком. Разве что, может, раз или два в его первый год в Сороках. У Гермионы нестерпимо защипало в носу, но она ни за что не хотела бы это прекратить. — Надо спешить, если не хотим опоздать. МакЛауд и младший Гарри из воспоминания опередили их на несколько сот ярдов и уже подходили к простому двухэтажному зданию из красного кирпича, единственным украшением которого была причудливой формы живая изгородь из английского дрока, щедро укрытая ярко-жёлтыми цветами. — Пробежимся? Или можем срезать? — Гарри-архивариус махнул в сторону полупрозрачной двери, появившейся из ниоткуда прямо посреди поля. И они побежали. Всё ещё держась за руки, как смешные дошколята, не испытывая ни усталости, ни неудобства из-за фатально разной длины шагов, ни одышки. Но всё остальное казалось удивительно реальным. Они опоздали, может, на полминуты, пропустив знакомство и стандартные приветствия. Гарри-архивариус снова незаметно для всех открыл дверь, Гарри из прошлого и двое мужчин уже расселись вокруг большого письменного стола. Фоули оказался высоким худым мужчиной с коротко стрижеными, торчащими ёжиком седыми волосами. Презрительный взгляд из-под тёмных бровей неуловимо напомнил Гермионе Снейпа. То есть, профессора Снейпа. А кабинет… Он был очень похож на маггловский! Гермиона не ожидала такого. Занудно, стерильно белый, как и халат на Фоули, кушетка с подъемной спинкой и хромированными ножками, напольные механические весы и даже маггловская беговая дорожка! Из очевидно волшебного здесь был разве что камин во весь рост, и огромное во всю стену окно, которое снаружи выглядело в десять раз меньше. Гермиона знала наверняка, что этот «целитель-ортопед» чистокровный, потому что видела имя Финна Фоули в справочнике. — Технически, нет никакой проблемы в том, чтобы вырасти. То есть нет, проблема только одна, всегда одна и та же — человеческий фактор. Потому что я постоянно имею дело с идиотами, — Фоули даже ладони сложил домиком перед животом совсем по-снейповски. МакЛауд неловко прокашлялся, а Гарри ограничился поднятой бровью, снова позаимствованной у Снейпа. Гермиона как никто знала, что запугивание не работает на Гарри, но он, видимо, решил взять паузу и посмотреть, что будет дальше. — Всё, что нужно, точно следовать моим указаниям. Но нет! Каждый считает себя умником! — Вы можете сделать вид, что я не такой уж идиот, и объяснить суть. Или нет, учесть, что я действительно могу быть идиотом, и рассказать простыми словами. Мне всё равно, что это будет. Я не собираюсь выпрыгивать из штанов, чтобы доказать, что я не идиот, — как это часто бывало, Гарри лишь разгорячился в ответ на грубость, но он хотя бы перестал смущаться. — Нарываешься, парень? — Финн, ты что, не понял? — вмешался МакЛауд нелепым драматическим шёпотом, потому что все и так прекрасно его слышали. — Это Гарри Поттер. — Да хоть сам Мерлин! У меня таких капризных принцессок каждый первый! Думают, если увеличат дозу вдвое, то получат вдвое лучший результат. Думают, если будут принимать за раз десять вместо десяти по одному — ничего не изменится. А есть и такие, которые убеждены, будто официальная колдомедицина лоббирует заговор гильдии зельеваров, на все мои предписания можно наплевать, и идут к чёртовым шарлатанам акупунктурщикам… А мне потом — разгребай! И знают же, охламоны, что я всё исправлю. — Гарри, не обращай внимания, — снова громко прошептал МакЛауд, — он просто не в настроении, с ним бывает, его просто нужно выслушать и пожалеть. — Пожалеть? А не пошёл бы ты, Кормак! Мне нужен отпуск! — Как только разберёмся с Гарри. Я хочу, чтобы он дебютировал в октябре. А лучше — в сентябре. Он будет играть загонщиком. — Я ещё не согласился, — буркнул Гарри. — Тогда, может, Финн поможет тебе в частном порядке. А, Финн? Возьмешь персональный заказ? — Ты знаешь, что нет! — Я думаю, что для Гарри Поттера можно сделать исключение. — А я думаю, обойдётся. — Гарри, он не хотел тебя обидеть. Честно, — шотландец наклонился в сторону Гарри и снова громко зашептал, — да и разве мало в Британии целителей? Найдём другого. Конечно, в Мунго такого не умеют, зато у Соколов толковый ортопед, к тому же шотландец. И у Холихедских Гарпий… — Ну, если мистер Поттер хочет стать похожим на Флинта, — Фоули крайне неубедительно притворялся равнодушным, его выдавали неровные красные пятна на щеках и шее. — Парень, видел когда-нибудь кого-то из Флинтов, кого угодно? — Да, Маркус Флинт играл за Слизерин — нерешительно ответил Гарри, — а есть другие варианты? Снова заговорил МакЛауд: — Методика Фоули подходит не всем, и не то чтобы поражала фантастическими результатами. Целитель красноречиво откашлялся. — Методика Фоули — лучшее, что есть в этой области, — он сложил руки на груди, задрал подбородок, — и я уверен, что мистеру Поттеру она подойдет как нельзя лучше. Гарри потёр глаза под очками и шмыгнул носом. Вряд ли он сдерживал нежелательные слёзы. Гермиона вообще не думала, что Гарри хоть когда-нибудь беспокоился о своем невыдающемся росте. Ей богу, это такая смехотворная причина для переживаний! Она взглянула на старшего Гарри-архивариуса, примостившегося рядом на кушетке, тот молча улыбался, наблюдая хорошо знакомое событие. — И разве это не причина попробовать? Подумай, Финн, когда ещё представится такая возможность! Это же прекрасно! — обрадовался МакЛауд. Он снова загрохотал своим зычным басом, и Гермиона пришла к выводу, что его рокочущие «Р» на самом деле отлично сочетаются с тембром голоса, который тоже ревел и вибрировал, хотя и гораздо мягче, деликатнее, чаще. За этими незваными мыслями она упустила тот момент, когда Фоули перестал жеманиться. Но уловив характерные лекторские нотки, заставила себя снова сосредоточиться. — В вопросах улучшения телосложения есть два основательных, принципиально различных подхода. Можно пойти напролом, не взирая на обстоятельства и индивидуальные особенности, и из любого волшебника вырастить полувеликана. Со всеми побочными проявлениями, такими как нарушение пропорций костного строения, огрубение лица и кистей… Это будет похоже на маггловскую акромегалию. Методика Фоули, наоборот, заключается в том, чтобы выжать предельный максимум из того, что конкретному человеку отмерила матушка природа. То есть результат для каждого будет свой. И, конечно, эта методика имеет ограничения. Прежде всего — собственно, ресурс самого волшебника. И, второе, лечение эффективно только тогда, когда зоны роста ещё открыты. То есть до момента наступления зрелости. Вы позволите? В ответ на кивок Гарри он взмахнул палочкой с несколькими стандартными диагностическими заклинаниями. Потом наколдовал что-то экзотическое, незнакомое Гермионе. И снова. Ещё и ещё. — На вас какая-то хитрая защита, и неудивительно… Я пока не вижу всей картины, но уже сейчас ясно, что вы до сих пор растёте. — Я бы это и без твоих штук сказал, — вмешался МакЛауд с добродушным смешком. — Также видны последствия недоедания, в том числе в раннем детстве. А период с рождения до двух лет очень важен для роста. Я нашёл след сильного тёмного проклятия или даже магического паразита. Восстановление уже началось, но этому процессу можно помочь. И, последнее, хронические магические перегрузки. Предполагаю, что та защита, которую, очевидно, создали ваши родные, требует слишком много жизненных и магических сил. Это всё могло и оказало влияние на состояние вашего тела. Поэтому мой прогноз умеренно оптимистический. — Ого! — снова вмешался МакЛауд. — не помню, чтобы Финн хоть кому-то давал оптимистический прогноз. — Умеренно оптимистический, — поправил целитель. — Не знаю, мой отец тоже был невысокий… — А все остальные ваши родственники, которых я знал, были, преимущественно, от среднего до высокого. Причины бывают разные. Как я говорил, плохое питание, проклятие, магическое и физическое истощение, овладение анимагией в допубертате или пубертате… По правде сказать, мало кто в обычных условиях достигает своего генетического максимума. — Вы говорили, анимагия? — Да. Развитие животной формы крайне редко синхронизируется с человеческим, поэтому, как только волшебник впервые превратится, его рост стремительно замедляется и вскоре прекращается совсем. Дальше — только взросление, старение, без существенных изменений физических параметров. Гермиона знала об этом давно, но не задумывалась в контексте Мародёров. Может, потому, что была более-менее знакома только с Сириусом, а он, в отличие от Джеймса и Хвоста, единственный не был низким. Возможно, ему повезло с ранним созреванием, а ещё Сириус, рожденный осенью, как и сама Гермиона, был немного старше большинства своих сокурсников. Так или иначе, идея осваивать анимагию без присмотра взрослых ещё тогда показалась ей глупой и безответственной, хотя успех Мародёров и пробуждал невольное восхищение и даже ревность безнадёжной отличницы. — Я думаю, мы отвоюем дюймов пять как минимум. А может, даже семь. — Пять? От волнения Гарри пустил петуха и сразу охрип, зелёные глаза за толстыми стёклами очков странно блестели. Гермиона видела, что его устраивают пять дюймов. Это фактически всё, о чем он мечтает. — Или семь. Честно говоря, вы и без моей помощи доберете ещё дюйм или два, теперь, когда влияние негативных факторов уменьшилось. И, возможно, вам следует отрегулировать вашу встроенную защиту. А если мы будем с вами сотрудничать… — И что для этого нужно? — Гарри насторожился, будто нюхлер, учуявший поблизости галлеон. — Во-первых, быть в команде. — Гарри, гилья, я уговорю его, вот увидишь! Не бери в голову. Если это была манипуляция, то, ей богу, самая гениальная! МакЛауд дал иллюзию выбора, которым Гарри не собирался воспользоваться, потому что не привык принимать помощь просто так, тем более от незнакомцев. — Во-вторых, вы должны выполнять все мои предписания! До последней запятой! И из этого, собственно, следует первое. Вы должны проживать здесь, в лагере. Мне нужно следить за процессом на всех этапах. Видеть вас в обычных условиях, на тренировках, во время отдыха. Знать, что вы действительно выполняете всё, а в случае необходимости подправить протокол. Не знаю, как вам, а мне не нужны дюймы ради дюймов. Пропорции, гармоничное строение, сохранение всех функций тоже важны, по крайней мере, для меня. Есть вероятность, что став больше, вы потеряете скорость и гибкость. Я предпочел бы этого избежать. Есть другие сложности, в частности, из-за халатности пациента многое может пойти не так: остеопороз, дисплазия соединительных тканей, болезни позвоночника… Поэтому я не беру пациентов с улицы, — Фоули тяжело вздохнул, — я даже не знаю, что хуже: если вы согласитесь на контракт, или если нет. Разве я не знаю, что это за люди, выбирающие квиддич? Ещё как знаю! Троллеголовые, безответственные инфантилы! Гермиона прыснула и толкнула Гарри-архивариуса плечом. — А он мне нравится, — прошептала она. — Мне, как ни странно, тоже, — ответил друг… Аватар друга. Фоули продолжал: — Лечение — сложный, многоуровневый комплекс, предусматривающий четыре типа зелий, чары, высококалорийную диету, тренировки, фиксированный режим дня и физиотерапию. Всё подбирается индивидуально к пациенту и требует ежедневного наблюдения. Поэтому возникает третье условие: я должен осуществить полную диагностику. И я понятия не имею, что делать с вашей защитой. — Хе! Гарри, не сомневаюсь, он тебя возьмет, Сорокой или нет! Я его знаю! Финну так и зудит решить эту загадку. — К твоему несчастью, у меня уже есть некоторые идеи. Защита мистера Поттера — это не просто защита, это тщательно скрытая защита. А если в деле есть тайна… Фоули решительно подошёл к камину, бросил горстку дымолётного порошка и сунул голову в зелёное пламя. Откуда-то издалека приглушенно раздалось: — Аберкромби, а тащи свою задницу сюда! Прямо сейчас. Бросай всё к чёрту! Тебе должно понравиться. Когда он снова вернулся в комнату весь, его седые волосы и даже брови встопорщились ещё сильнее. — Нет, ты не собирался его звать! — взорвался МакЛауд. — Успокойся, друг, он нам нужен. — Тогда я пошёл. Менеджер был уже в дверях, когда из камина вышел Гаррин будущий компаньон. МакЛауд запнулся, попятился на шаг назад и гневно затараторил что-то на непонятной Гермионе тарабарщине. Новоприбывший ответил по-английски с выражением презрительного превосходства: — Когда над Глен-Мором расправит сияющие крылья темворс. Не тебе, МакЛауд, говорить, что из меня неправильный шотландец. На это менеджер Сорок только хлопнул дверью. — Плиний, это Гарри Поттер, — целитель тут же приступил к делу, — здесь защита в сочетании с какими-то хитрыми скрывающими чарами. Ты должен быть причастен! — Без понятия, я не помню. — Но кто, если не ты? Там точно есть что-то фирменное блэковское, но я не вижу, что именно. Ни Поттеры, ни Блэки такого не умели. — То, что я не помню, нормально. Так и должно быть, даже если я причастен. Аберкромби махнул Гарри на высокую кушетку. Гермиона с Архивариусом поспешили оттуда слезть и встали по бокам. — Мистер Поттер, коснитесь меня палочкой, можно руки, и повторяйте точно за мной. Когда Гарри уселся, достал палочку и настроился, гость стал зачитывать, делая паузы после каждой фразы в пять-десять слов, чтобы Поттер мог повторить: — Я, единственный потомок Поттеров. И подзащитный потомок Блэков. Даю позволение вспомнить информацию. Которая касается меня лично, или моего рода. Которая может быть полезна лично мне, или моему роду. Чтобы пересказать мне, или применить в мою пользу. Если эта информация всё ещё должна быть защищена. Велю снова забыть восстановленное, когда встреча будет окончена. Позволение и веление даю. Концовка магического договора не ознаменовалась какими-то видимыми эффектами. На последнем слове Аберкромби только встряхнул рукой, будто получил от палочки Гарри лёгкий ожог. — О, надо же, я действительно был причастен! Какая же грандиозная затея! И он стал колдовать, в основном, используя невербальные заклинания и незнакомые Гермионе связки жестов. Как жаль, не зная ни контекста, ни вербальной формулы, она не могла бы это запомнить и повторить, даже отделить одно заклинание от другого. Лишённая полезной информации, Гермиона сосредоточилась на самом Аберкромби. И даже это было нелегко, потому что у него была на удивление серая, неприметная, среднестатистическая внешность. Средний возраст — как волшебнику, ему могло быть лет шестьдесят — средний рост, телосложение, мышиные серо-русые волосы, невыразительные серые глаза и совершенно посредственные черты лица. Такая же серая заурядная мантия, сделанная из хорошей ткани, однако совершенно никакая. Да, он весь был никакой… Наконец, минут через двадцать что-то сдвинулось с мертвой точки. На Гарри из прошлого, откуда ни возьмись, начали медленно проступать чёрные татуировки. Везде, где было видно, на кистях, шее и лице они заходили даже под волосы. Это было похоже на странную хаотическую смесь мелко выведенных рун и графических рисунков. Да, там точно были руны. Гермиона обошла вокруг кушетки три круга, разглядывая и так и эдак, пытаясь понять систему, или хотя бы найти элемент закономерности, и остановилась по одну сторону с Гарри-архивариусом. — Мистер Поттер, вы не могли бы раздеться до пояса? — попросил Фоули. Пока младший Гарри снимал одежду, старший закрыл лицо рукой. — Что? Я ведь и так тебя видела миллион раз. Хочешь, чтоб я не смотрела? — Да нет… Просто я почти забыл, насколько был жалкий. — И ничего не жалкий! Если тебя интересует женское мнение, когда мужчина больше печётся о прессе и бицепсах, чем об интеллектуальном развитии, то он и привлекает соответствующих девушек… Хотя… Не думаю, что тебя реально что-то ограничивает… Тем временем, младший Гарри уже снял мантию и футболку, и даже оттянул штаны на животе, высматривая, что там внизу. Он точно что-то там увидел, потому что его брови заинтересованно поднялись. Двое мужчин тоже принялись обходить новоиспечённого пациента кругом и осматривать. Фоули заприметил что-то на лопатке и склонился ниже, чуть не касаясь носом кожи Поттера. — Плиний, это что, какая-то некромантская хрень? — он ткнул пальцем в ряд нечитаемых закорючек. Аберкромби заглянул за спину Гарри. — Да, это какая-то некромантская хрень. Гарри чуть не свернул себе шею, и Аберкромби наколдовал Спекулюсом большое зеркало. — И кто же это сделал? Блэки? У них не было некромантов лет триста. — Но ведь до того были. Целых два. Очень много — для одного рода. Да и не для всех некромантских штук надо быть истинным некромантом, какие-то мелочи всё-таки доступны обычным тёмным. Думается мне, здесь что-то о душе. — И я так думаю. О привязке души к телу. Я тут подумал… Это должен быть комплекс противодействия Аваде. Любой, не только Волдеморта. Эта связка — для восстановления дыхания. Эта — для сердечно-дыхательной реанимации. Поглощение и распыление. Ещё и душа… Не сомневаюсь, под штанами тоже найдётся что-нибудь интересное… — А ещё — усиленное кроветворение, автономная оксигенация под водой или в бескислородной среде… — Вот только с погружением в анабиоз, — уточнил Фоули. — Отвод молнии и чёрт знает чего ещё. Даже защита от драконьей оспы! Из него сделали живой артефакт. По правде, я тогда видел не всё, и вообще сомневался, что оно сработает. Кажется, если вынести за скобки яды и зелья, Гарри почти невозможно умереть насильственной смертью и даже от большинства известных болезней — крайне сложно. — Невероятно только, что он до сих пор не умер от магического истощения, что не умер прямо в ритуальном кругу — пробормотал Фоули, — один только контур от драконьей оспы тянет столько силы, что большинство волшебников предпочитают обходиться без него. И я ещё не видел, чтобы его вживляли прямо в тело. Обычно речь идет об отдельных амулетах. — А эта связка для удачи сжирает ещё больше, и не сказать, что очень эффективна. Но ведь никто не сомневался, что Гарри Поттер — сильный волшебник. — Ещё и на проклятого змеемордого урода хватило, чтоб ему! — Это не может быть так! — младший Гарри наконец отошёл от удивления. — Дамблдор говорил, что мама пожертвовала собой, и это дало мне защиту. — Это не так работает, парень. Многие матери делали то же самое. Я не отрицаю, жертва могла быть. Но ваши родители… — В основном, это была инициатива прадеда Карлуса с прабабкой Дореей, — сказал Аберкромби. — Да без разницы! Я к тому, что Поттеры не полагались на случай, они сделали всё возможное и невозможное, чтобы их потомок выжил. Да, добровольная жертва — чрезвычайно мощная штука, она могла активировать какие-то дополнительные контуры — ту же некромантскую хрень, потому что некромантия такое любит — дать им магический импульс на годы. Но для этого были созданы предпосылки. Возможно, это было частью плана. Здесь слишком много необъяснимых, специфических составляющих. Защита от пары десятков детских болезней, от смешных несчастных случаев, которые абсолютно не опасны детям старше пяти. Очевидно, Поттеры предполагали, что Гарри может остаться полным сиротой в раннем возрасте. — Странно, что они не позаботились о нормальном опекуне, — неожиданно огрызнулся Гарри. — В том и заключается проблема, если в короткий промежуток умерли все, а завещание доверили не тому человеку. — Фоули, вы намекаете, что Дамблдор… — Я ни на что не намекаю. Младший и старший Гарри сердито выдохнули. — Хорошо, не будем отвлекаться, — Фоули воспринял этот звук по-своему, а Гермиона знала, что оба Гарри сердятся на Дамблдора, — снимайте штаны, я предлагаю отключить всё лишнее… Мистер Поттер, вы хорошо плаваете? — Да. — Тогда деактивируем комбинацию против утопления, — он сразу принялся махать палочкой, и некоторые знаки прямо на глазах начали бледнеть, а соседние сразу расползались на освободившиеся места. — Скарлатина, полиомиелит, гиппогрит — убираем… Ветрянка… У вас есть маггловская прививка от ветрянки? — Должна быть, я ходил в маггловскую младшую школу. — Пурпурная корь лечится в один прием зелья — убираем… Падение в колодец, педофилы, стая бездомных собак, красные колпачки, келпи — туда же… Фух… Все эти элементы обособлены, предполагаю, тот, кто создавал эту сеть, тоже планировал со временем их отключить. Здесь ещё много такого, чего я не понимаю. В реанимационные руны не буду вмешиваться, они связаны в единую систему, к тому же чары глубоко интегрированы в работу тела, на коже только верхушка айсберга. И экстренную аппарацию оставим, полезная штуковина для волшебника с вашей биографией… Против драконьей оспы в восемьдесят шестом изобрели вакцину, как только сделаете прививку и ревакцинацию, это мы тоже уберем, хотя здесь придётся повозиться, чтоб не нарушить остальное. Думаю, улучшенную удачу тоже можно деактивировать. её эффективность не доказана. — Нет, удача пусть будет! — Как скажете. Всё равно, у вас должно высвободиться много силы. С лихвой, если учесть, что ваш организм привык функционировать на пределе. Как только адаптируетесь к новому нормальному состоянию, подберём зелья и артефакты, чтобы ещё уменьшить нагрузку на внутренний ресурс… Но какая же уникальная работа! Я бы не рискнул такое сделать, а оно работает! Аберкромби! — Это всё Поттеры. На мне только сокрытие. А были ещё Блэки. Их кровная защита тоже ого-го! Ты заметил, что Гарри… Прямо как настоящий кровный Блэк? — Да я не об этом! Какая невероятная работа! — Фоули обессилено повалился на маггловский офисный стул на колесиках и одарил младшего Гарри умилённым, насколько это было возможно на его хронически хмуром лице, взглядом, Поттер не обратил внимания, разглядывая свои руки в мелких узорах, — здесь множество элементов, которые должны конфликтовать друг с другом. Но нет, последовательность подобрана безупречно, добавлены нейтрализующие звенья, усилители, ингибиторы, учтена биологическая изменчивая природа субстрата. Учтены векторы силы, чтобы минимизировать отток магии на поддержание всего этого добра. Поттеры действительно гениальные артефакторы! Фоули вытащил из-под стола бутылку виски. А Гарри внимательно рассматривал себя в зеркале, обрисовывал некоторые символы пальцами и даже беззвучно, одними губами, проговаривал названия рун и клинописных знаков. — Не все, к сожалению, — отозвался Аберкромби, принимая стакан из рук приятеля — последний толковый был Карлус. Флимонт подался в зельевары, Джеймс спутался с Дамблдором… Жаль, что у них давно не было дочек, мой дед мечтал о невестке из Поттеров. Некоторые их наработки очень пригодились бы в нашем деле. — Гермиона говорила, что такой руны не существует, но вот же она! — вдруг воскликнул Гарри, ткнув себя в подреберье. Волшебница склонилась, пытаясь разглядеть в плотном плетении несуществующую руну, сама она не помнила, чтобы говорила нечто подобное Гарри, однако загадочный знак действительно нашла. Аберкромби наколдовал оптическое увеличение прямо оттуда, где сидел, попивая виски. С обратного ракурса сквозь невидимую воздушную линзу полоски на его жилете искривились и расползлись. — Да, что-то утраченное. Но старинные рода, как видите, всё ещё пользуются. Вы уже где-то видели такое? — Не знаю, возможно. Не помню. Я её как-то нарисовал, в сочетании с этими двумя, а Гермиона сказала, что там ошибка. Девушка не удержалась и фыркнула. Она давно признала, что в рунологии Гарри гораздо одарённее неё, но не тогда! В девяносто восьмом это был Гарри-полнейший-невежда! В кабинет ворвался МакЛауд: — Ага! Бухаете! Тратишь превосходный ароматный скотч на этого… Этого проходимца! Детоубийцу! Я забираю Гарри, я обещал ему всё здесь показать. Поттер стал вяло одеваться, не отрывая страдальческого взгляда от татуировок в зеркале. Снова заговорил Аберкромби: — Гарри, вы окажете мне большую честь, если выберете для себя тартан Аберкромби. Вам очень пойдёт к глазам. МакЛауд, несмотря на интенсивный загар, покраснел от шеи до макушки, казалось, он сейчас лопнет, как перезрелый помидор. — С какой бы стати он выбрал твой брехкан?! Конечно, он выберет брехкан МакЛаудов! Наш брехкан тоже зелёный! — Что? — растерялся Гарри. — А я не говорил? Наверное, не успел… У Соро́к по регламенту два образца формы: обычная чёрно-белая и праздничная. На торжественные мероприятия игрокам положено надевать килт. Обычно это брехкан Кина, основателя клуба и тогдашнего местного лэрда. Но если кто-то из игроков хочет показать принадлежность к своему собственному клану, это приветствуется. Ты можешь выбрать брехкан Кина или наш, МакЛаудов. — Или наш! — возразил Аберкромби. — Гарри, хочу напомнить, что я первый предложил. Я самый преданный болельщик Соро́к! Здешний, из Абердиншира, до моего коттеджа отсюда мили три, на метле — всё равно, что аппарировать. Прошу, заходите в гости. — Даже не думай, лямлет! — Килт? Я должен носить килт? Как… Как истинный шотландец? — выдавил Гарри слабым голосом. — Если мероприятие предусматривает мётлы, как то благотворительный товарищеский матч, или показательные лёты в день Эндрю Кракеноборца, то под килт следует надевать тёмные шорты. Во всех остальных случаях — да, как «истинный шотландец», — объяснил Аберкромби. А МакЛауд снова громко заговорщически прошептал: — Я тебе по секрету скажу, что истинный шотландец всегда остается истинным шотландцем. А чтоб не давило, не натирало и не впивалось — есть чары. В конце Аберкромби снова принялся махать палочкой, скрывая руны и рисунки на коже Гарри. А Фоули тем временем отмерил какое-то зелье на аналитических весах, потом вцепился в Гарри с инструкциями: — Вот первое зелье, выпьешь всю бутылочку перед сном. Через день начнутся тренировки. Будешь выполнять всё точно, иначе… Забъёшь на тренировки — вырастешь не большой, а жирный. Исправить будет гораздо сложнее. Та форма, которую наберёшь сейчас, твоё тело и твоя магия запомнят как условную норму и будут стремиться восстановить её. Так что не жирей. А если нарушишь график — ослабишь эффективность зелья. Менять дозу нельзя. Это курс, рассчитанный на восемь месяцев. — Финн, я уверен, что ты легко управишься за три, — вмешался МакЛауд. — Для Гарри лучше будет восемь, ему и так предстоит пить зелье от растяжек галлонами. Но в таком режиме он сможет выступать, не прекращая курс, — МакЛауд не нашел причины возразить, и Фоули продолжил, снова повернувшись к Гарри, — методичку почитай, но это пока не окончательно, какие-то пункты нужно подстроить под тебя. Апарируешь сюда завтра в одиннадцать. — Хорошо, я запомнил — пробормотал младший Гарри растерянно. А старший спросил: — Пойдём за ними? Там дальше ничего интересного. Разве что через тридцать восемь минут на поле прилетят дикие гиппогрифы. Можем посидеть на берегу. Время здесь идет намного быстрее, чем на поверхности. Когда ещё представится такая возможность? Им действительно стоило многое обсудить. Гермиона не решилась думать, что этому такому же, но не совсем Гарри просто захотелось её компании. По дороге Архивариус заглянул в какую-то тёмную каморку и взял оттуда толстый клетчатый плед. Закатное солнце уже клонилось к горизонту, когда они устроились в тени высокого обрывистого берега, под которым оставалась пологая полоса песчаного пляжа ярдов в тридцать в ширину. Песок смешался с мелкими ракушками и галькой, кое-где пробегали крупные чёрные муравьи, а уши ласкал мягкий шёпот волн. — Это воспоминание такое реальное. Даже запахи очень насыщенные. Никогда не слышала таких ярких запахов. — Может, это потому, что сейчас у тебя фактически мой нос? То есть его… — Так ты всё чувствуешь? И как ты умудрился выбрать квиддич? Мужские раздевалки пахнут отвратительно! — Вот ты и увидела, как. Тогда он не решился рассказать сразу. Боялся до последнего, что ничего не получится. Наивная попытка не сглазить. А потом ты уехала к родителям в Австралию на всё лето. Ну… И ты понимаешь, почему он не сказал Рону… — Да, Пушки Педдл… Не думала, что это так важно для тебя. То есть рост. — Для него было. Тогда. А я всегда был таким, как сейчас, мне не до конца понятны его чувства. Наверное, обычные подростковые комплексы… Это воспоминание важно по другой причине, — он ласково улыбнулся и посмотрел Гермионе в глаза, — в тот день я стал артефактором. — Теперь ты не сомневаешься в «я»? Ты часто говоришь «он». — На этот счет — не сомневаюсь. Когда настоящий Гарри создавал меня, он был на сто процентов артефактором. И я тоже, хотя мне по большей части недоступна магия. Я только активирую некоторые функции думосброса. Как только я пришёл домой, повторил всё за Аберкромби. А потом, как Фоули, пробовал отключать какие-то звенья, затем возвращал, как было. Вслушивался в свои ощущения… — Постой! Но ведь за Аберкромби невозможно было повторить! Он почти всё время колдовал невербально! — Да нет же! Всё, что мне было нужно, он проговаривал очень медленно и чётко, и движения показывал не хуже Флитвика, я легко всё запомнил. Ты не видела? — Нет! — Может быть, это потому, что тайна предназначалась именно мне, — пробормотал Гарри неуверенно, — правда, я думал, в воспоминании ты будешь воспринимать всё так, как я запомнил. — Обычно магический обет нельзя обойти с помощью воспоминания. Может, потому… Жаль, — вздохнула Гермиона. Она не решилась признаться, что почти ничего не поняла из росписи на теле Гарри, большинство элементов сами по себе были ей хорошо известны, она знала даже много распространенных комбинаций, но там всё было не совсем так, оно не укладывалось в привычную логику. А Гарри вот так с ходу разобрался? Это что-то фантастическое… Гермиона старательно уговаривала себя, что это не зависть, а закономерный скепсис. — И как тебе удалось? — не удержалась она. — Ты же ничего не смыслил в рунологии! — Почему же нет? Когда вы гонялись за хоркруксами, ты носила в своей сумочке полный комплект школьных учебников, ещё и дополнительную литературу. И это я уже не говорю, о так называемом «лёгком чтении». Когда у настоящего Гарри сломалась палочка, он брал у тебя почитать, потому что для рун палочка не нужна. Да, Гарри в тот год читал как никогда много, особенно, когда Рон ушёл. Это было чуть ли не единственное спасение от скуки и тревожных мыслей, которые внушал медальон Слизерина. В основном речь шла о художественной литературе. А рунология? Ну, возможно… Учебник за третий курс Рон часто подкладывал под ножку стола, чтобы не шатался, как бы Гермиона ни ругалась за подобное варварство. И этот самый учебник, обычно не лежавший в её сумочке, она иногда видела в руках Гарри. Гермиона заметила, что на этот раз Гарри Архивариус сказал «вы» и «он». Не хотел соотносить себя с не слишком счастливыми событиями? — Это было безответственно! Ты мог непоправимо что-нибудь испортить! Ты мог навредить себе! — Но ведь не навредил. Вдруг Гарри обнял её. Он сидел рядом, впиваясь жёстким бедром в её бок и прислонившись щекой к Гермиониной макушке. Ей было не совсем удобно, всё-таки Фоули действительно сделал из Гарри эталон мужского тела, а красота и комфорт не всегда удачно сочетаются, но она не хотела бы упустить этот момент из-за таких пустяков. Гермиона снова боялась, что этот совсем другой, но такой похожий на того, она думала, давно потерянного Гарри придёт в себя и отстранится. — Гермиона, не дуйся. Ты лучше меня в тысяче самых разных вещей, лучше всех, кого я знаю. Оставь мне хотя бы руны и артефакты. Он, как всегда, очень точно уловил её мысли, пусть даже секунду назад они потеряли всякое значение. — У меня были лучшие учителя. Фоули, наверное, проникся идеей сделать из меня «сверхчеловека», — Гарри тихо рассмеялся, — он был так тронут, что я засыпал его тысячей вопросов, хоть и был троллеголовым инфантилом квиддичистом — он терпеливо отвечал на всё. Фоули и терпение… Это как будто Хагрид устроил бы у себя в хижине литературный салон, а чай подавал бы в бестелесном фарфоре с марципанами… Плиний помог ещё больше, он искренне хотел возродить семейное ремесло Поттеров. Мне повезло, как обычно. Нет, повезло — было здесь совсем ни при чем, Гарри просто был талантлив. Хотела бы Гермиона так точно и бескомпромиссно быть уверена в деле всей своей жизни. Она решила свернуть тему на что-то более легкомысленное: — И как тебе носился килт? — Ты себе не представляешь, как это удобно! Хотя… Нет, ты, наверное, представляешь. Разве что было несколько случаев… Ты же знаешь, МакГонагалл не пропускает ни одного домашнего матча. Мы тогда выиграли у Соколов финал, а на торжественное награждение должны надевать килт. Было очень ветрено… — Неужели? — Гермиона чуть не покатилась со смеху. — Я был не один такой «счастливчик». Господи, надеюсь, ей в тот момент было на кого смотреть, кроме меня. — Как бы там ни было, а ты настоящий гриффиндорец! Думаю, это единственное, о чем подумала профессор МакГонагалл. Гарри пересказал ей ещё около сотни баек про квиддич и не только. Порой они просто сидели молча плечом к плечу. Солнце село, небо погасло до глубокого синего, усыпанного бисером тусклых звезд бархата, а с моря подул лёгкий ветерок. И Гермиона уже не сомневалась, что этот странный не совсем Гарри действительно стремился к её компании. — Ты осознаешь себя, когда в думосбросе никого нет? — Существую ли я, когда тебя здесь нет? Да, кажется. Но время здесь течёт совсем по другому, к тому же, неравномерно. — Мы ведь и так скоро увидимся? — Да, — его прохладный отстранённый тон насторожил. — Гарри, что-то не так? — Называй меня Архивариус. Я не совсем он. — И в чем вы отличаетесь, ты знаешь? — это, наверное, был не самый тактичный вопрос, но Гермиона не удержалась. — Во многом. — И? Он снова посмотрел ей в глаза, Гермиона не могла бы сказать, что означал этот мрачно-апатичный взгляд. Обречённость? В конце концов, она могла не разглядеть в темноте, или придумать лишнего. — Не все воспоминания тебе понравятся. Но знай, я не он. Я бы ни за что не поступил с тобой так. По позвоночнику Гермионы пробежал холодок. — А он?! В нем есть всё, что есть в тебе! Всё… И что-то ещё… — И что-то ещё. — Тогда… — Гермиона, я не знаю всего. У меня только часть истории. Некоторые воспоминания я будто прожил сам. Другим — словно был беспристрастным наблюдателем. И эти воспоминания не покрывают двадцать пять лет. Единственное, что я знаю наверняка, когда он создавал меня, то думал о тебе… И ему было одиноко… И ты очень важный для него человек. Важный человек для меня. — И тебе одиноко тоже… Я скоро вернусь! Ей очень хотелось выполнить обещание, однако нетерпение омрачали сомнения и даже страх. Может, ей лучше не знать? Как только Гермиона оторвалась от теплого плеча Архивариуса, её тело стало лёгким, будто семечко одуванчика, она плавно понеслась в тёмно-синее звездное небо. Она прикрыла слезящиеся от ветра глаза, а открыла уже сидя в кресле в гостиной дома на площади Гриммо. Её час только что подошёл к концу, поэтому на сегодня всё. Слава богу, на сегодня всё! Но она ведь обещала…