Та, что ушла

      «Не думай, что это твоя вина. Я знаю, ты всегда так делаешь. Но пожалуйста, пожалуйста, не надо».       Самолет уже дрогнул при посадке, а эти слова все еще звучали в голове Оуэна.       После двух недель ночных смен, в течение которых он закапывался в работу, чтобы не думать о своей жизни, Оуэн ощутил, насколько сильно стресс влияет на него. Когда появились первые признаки возвращающегося ПТСР, он понял, что пора действовать, пока ситуация не вышла из-под контроля.       Раньше, в прошлом, он бы просто игнорировал нехорошие звонки, говоря себе, что справляется и все будет хорошо. Такой механизм работал. Но сейчас он знал, что это лишь видимость. Боль, через которую Оуэн прошел, научила его, что с такими вещами нужно работать, а не притворяться, что их нет.       Именно поэтому сейчас он в аэропорту Лос-Анджелеса, пробивается через толпу снующих туда-сюда пассажиров. Оуэн бывал здесь несколько раз, но никогда не задерживался достаточно надолго, чтобы узнать город. Познакомиться с ним. Наконец выбравшись на улицу, он поймал такси и дал водителю адрес. Найденный в личной электронной почте жены.       При мысли об Амелии Оуэн раздраженно вздохнул. Когда он нашел записку на стойке в кухне, то почувствовал себя сломленным. Озадаченным. С разбитым сердцем. Для дальнейших описаний своих эмоций у мужчины просто не хватало слов. Но вскоре появилась злость. В какой-то мере он злился и на Амелию, но больше все же на себя. За то что оптимистично поверил, что сейчас, на этот раз, все действительно будет по-другому. Что эта женщина сможет сделать его счастливым.       И всего через три месяца после свадьбы он стоял один в собственной гостиной. На том же распутье, на котором был уже не раз. Оуэн знал, что у Амелии много психологических травм, она прошла через ад. И понимал, почему она поступила так, как поступила. Вот только боль от этого меньше не становилась.       Сначала он ждал. Надеялся, что через пару дней вдали от него Амелия разберется в себе. Но пара дней превратилась в неделю, а она не объявлялась. И Оуэн разозлился, решив ничего не предпринимать. Раз он сбежала, не подумав даже позвонить и сообщить, что в порядке, это определенно значило, что ей на него плевать. Что она вычеркнула его из жизни как нечто не пригодное к дальнейшему использованию.       Когда неделя обернулась двумя, злость сменилась беспокойством. Он вспомнил о запоях, о наркотической зависимости. При мысли, что Амелия может валяться где-нибудь с иглой в вене, Оуэн содрогался. И не мог успокоиться ни на минуту, живя от операции до операции и надеясь на email, сообщение, звонок — что угодно, что бы подтвердило, что она жива и здорова. Окружающие не смели задавать вопросы об Амелии, опасаясь его реакции. А Мередит и Риггс, которые все же задавали, тоже понятия не имели, где его жена.       Во вторник он всерьез поругался с коллегой из-за лечения пациента, в пылу ссоры потеряв над собой контроль. Вернувшись в тот день домой, он понял, что так больше продолжаться не может. Он не в состоянии больше сидеть и ничего не делать. Мужчина не только до смерти боялся того, что могло случиться с Амелией, но и ходил по лезвию ножа, все время рискуя скатиться в ПТСР. Вечером он обзвонил все отели и больницы Сиэтла. Осознав, что вряд ли она в городе, раз не появляется на работе, позвонил ее семье в Нью-Йорк. Тоже безрезультатно.       Изо всех сил пытаясь не паниковать, Оуэн в буквальном смысле устроил обыск в ее вещах. Он искал любую зацепку, которая подсказала бы, где Амелия может быть. Почта на ноутбуке была открыта, и он обнаружил там письмо с билетом на самолет до Лос-Анджелеса. А через несколько писем нашел и адрес единственного человека, к которому Амелия могла сбежать. Эддисон Монтгомери.       Хлопнув дверью такси и проводив автомобиль взглядом, Оуэн повернулся к красивому дому на побережье. Он много слышал об Эддисон, даже встречался с ней несколько раз, но абсолютно не знал ее. И поэтому совершенно не представлял, как известный хирург отреагирует на его появление. Решив, что выяснить это можно только опытным путем, Оуэн в несколько шагов дошел до двери и позвонил, уговаривая себя успокоиться.       Несколько секунд спустя дверь наконец открылась и Оуэн встретился взглядом с шокированной рыжеволосой женщиной. Она определенно его узнала.       — Привет, — проговорил он. Невыносимая ситуация. Оуэн был очень закрытым человеком, предпочитал не трясти грязным бельем перед окружающими. И потому чувствовал себя ужасно некомфортно, понимая, что незнакомка, скорее всего, была в курсе его внутрибрачных проблем.       — Оуэн, — удивленная Эддисон тяжело сглотнула и продолжила: — Что ты тут делаешь?       — Ищу Амелию, — немногословно ответил Оуэн, думая про себя, что светские беседы сейчас совершенно не к месту. Он прилетел в Лос-Анджелес с одной целью и не собирался ходить вокруг да около, соблюдая нормы этикета. Он и так чуть с ума не сошел.       — Она… она не здесь. — Эддисон потрясла головой, словно не понимая собственных мыслей. Когда она заметила удивление и даже разочарование на лице Оуэна, то поспешила исправить себя: — Она не здесь сейчас, я имею в виду. Они с моим мужем пошли за продуктами.       — Как она? В порядке? — Оуэн не удержался от вопроса и протяжно выдохнул, чувствуя облегчение. Он ее нашел и, кажется, она в порядке. Даже ходит по магазинам.       — Она…- Эддисон отвела глаза, не сумев солгать, но в то же время не желая заканчивать разговор. Сделав шаг назад, неонатолог предложила: — Знаешь что? Почему бы тебе не войти? Дождешься Амелию и спросишь у нее все что угодно.       Оуэн благодарно кивнул и переступил порог. Снял куртку и стал аккуратно сворачивать, пользуясь возможностью чем-то занять руки. Неловкое ожидание сводило его с ума.       Подняв глаза на Эддисон, он заметил, что ей, кажется, так же некомфортно, как ему. Оба совершенно не знали друг друга, но при этом каждый знал слишком много о жизни другого. И игнорировать этот факт не получалось.       — Это ваш? — Оуэн показал на фотографию в рамке. Там был очаровательный улыбающийся мальчишка лет 5-6.       — Да, — впервые искренне улыбнулась Эддисон. — Его зовут Генри.       — Милый, — добавил Оуэн, не зная, что еще сказать.       После упоминания о ребенке атмосфера накалилась еще больше. Оуэн был чертовски уверен, что Эддисон знала, из-за чего они с Амелией поругались и что послужило причиной побега его жены. Он также предполагал, что о том, почему Амелия это сделала, Эддисон знала даже больше него, поскольку уже давно была важной частью ее жизни и до сих пор оставалась очень близкой подругой.       — Она ведь не употребляет, правда? — напрямую спросил Оуэн, не в силах больше разводить политесы.       — Нет, — ответила Эддисон. Она не знала Оуэна и не сумела приехать на свадьбу, слишком быстро все произошло, но за последние два года слышала об этом мужчине очень много, особенно от Амелии. Эддисон знала, что он не безгрешен, но пока Оуэн производил впечатление достойного человека.       Сначала Эддисон была тронута визитом Амелии, но очень быстро начала беспокоиться. И беспокойство нарастало по мере того, как неонатолог замечала, что уровень стресса подруги все больше и больше. В день приезда Амелия объяснила, что ей нужно время подумать, и Эддисон позволила ей остаться. Но дни шли, и такое объяснение уже не удовлетворяло. После настойчивых требований Амелия рассказала о событиях прошлой недели, о том, как они с мужем решили, что хотят детей. И о том, как Амелия испугалась, когда поняла, что может быть беременной. Как осознала, что еще не готова к этому. И как в итоге молодожены поссорились.       Амелия ни разу не упомянула покойного сына, но Эддисон знала, что ее страхи и сомнения растут именно оттуда. Эддисон также знала, что Амелия отнюдь не подарок, но все равно беспокоилась, что муж может слишком давить на нее. Когда Амелия призналась, что в этот раз именно она всячески избегала разговоров о проблемах, Эддисон пришла к заключению, что Оуэн знал о ее прошлом так же мало, как и большинство людей в жизни нейрохирурга. В те несколько раз, когда Амелия все же говорила о домашних проблемах, она всегда подчеркивала, что Оуэна винить не в чем, что он не сделал ничего плохого. Что он любит ее и хочет построить с ней будущее.       Это заставило Эддисон вспомнить о Джеймсе, бывшем женихе Амелии, и о том, что несколько лет назад она поступила точно так же, как сейчас. Когда пора было делать шаг вперед, она сбежала. Характерно для Амелии. Но даже несмотря на такой же поступок, Эддисон была уверена, что в остальном ситуация была абсолютно другой.       Эддисон не могла отвлечь Оуэна от ожидания: слишком мало его знала. А он просто сидеть не мог спокойно, каждые полминуты поглядывая на часы на запястье. Она знала, что подруга будет удивлена и ошарашена, обнаружив, что ее ждет муж. К своей радости уже через несколько минут Эддисон услышала машину мужа на подъездной дорожке.       — Я предупрежу ее, что ты здесь, — проявила преданность Эддисон, решив, что было бы жестоко позволить Амелии просто столкнуться с Оуэном без предупреждения.       Травматолог проводил женщину взглядом и стал терпеливо ждать. Честно говоря, ему это уже осточертело, но другого выбора не было. И он очень старался не дать своей злости прорваться сквозь самоконтроль. Он настолько погрузился в мысли, вспоминая, что конкретно собирался сказать своей жене, что дернулся от до боли знакомого голоса. Вот только звучал он ниже обычного.       — Привет.       Немедленно поднявшись, Оуэн застыл на месте, забыв все, что хотел сказать. Заметил темные круги под глазами Амелии. Она была бледнее обычного, как будто измучена бесконечной усталостью. Казалось, что она нормально не спала уже довольного долго.       — Привет. — Это все, на что Оуэн оказался способен. Он просто стоял, глядя на нее, и надеялся, что она начнет разговор. Но она лишь смотрела в ответ таким взглядом, словно умоляла о чем-то. И Оуэн понятия не имел, почему такой ее вид разбивал ему сердце. — Как ты? — спросил он, пытаясь выбросить из головы мысли о том, как она выглядит.       — Справляюсь, — честно ответила Амелия. — А ты?       — Люди спрашивают, — проигнорировал ее вопрос Оуэн. — Ты собираешься возвращаться на работу? Бейли нужно знать, не пора ли ей искать замену.       Амелия задумалась ненадолго и собралась с мыслями.       — Ты поэтому прилетел сюда? — поинтересовалась она, пытаясь загнать слезы поглубже. Присутствие Оуэна вытащило на поверхность все воспоминания, от которых она так отчаянно пряталась последние две недели.       — Нет, — твердо ответил Оуэн. — Я прилетел по двум причинам, — добавил он, и голос его стал злее, горше оттого, что мужчина снова вспомнил, что конкретно привело его в Лос-Анджелес. — Для начала мне нужно было убедиться, что ты жива. Хочешь ты того или нет, но по закону я все еще твой самый близкий родственник. — Последнее прозвучало с горьким сарказмом, хотя Оуэн этого не планировал. — Но, как я вижу, об этом причин беспокоиться нет.       От того, насколько быстро Оуэн решил, что с ней все в порядке, от язвительного упоминания о том, что она даже не соизволила сообщить, что все еще жива, сердце Амелии сжалось. Она не смела ответить, зная, что в этой ситуации она неправа. А он имеет полное право злиться за то, что она исчезла без объяснений.       — И еще мне нужно было узнать, планируешь ли ты возвращаться. Чтобы я понимал, что делать с твоими вещами.       Было очевидно, насколько силен оказался этот удар для Амелии. Она несколько раз открыла и закрыла рот, прежде чем наконец найти в себе силы заговорить. Она столько ночей провела без сна, думая, как они с Оуэном встретятся! Но ни разу не предположила, что он просто выкинет ее из своей жизни.       — Ты действительно все продумал, — произнесла она, не зная, как еще реагировать.       — Я ничего не продумывал, — холодно ответил Оуэн, осуждающе смотря на нее. — Ты приняла решение, я всего лишь пытаюсь подстроиться под него. Понять, что мне делать. Давай признаем, что ни в чем произошедшем я не участвовал. Ты не только не посоветовалась, ты едва сообщила о своем уходе.       Снова повисла тишина. Амелия напомнила себе, что он имеет право злиться.       — Оуэн, я знаю, что поступила неправильно, эгоистично… — Она сделала шаг к нему, но остановилась, заметив, что он отодвинулся. — Я… — заикнулась Амелия, все еще захваченная врасплох его появлением. — Я уехала, ничего не объяснив. Ты заслуживаешь большего.       — Да, — быстро согласился Оуэн. — Заслуживаю.       Он все еще смотрел на Амелию, ожидая оправданий. Это был ее шанс поговорить, впустить его в мир, который она так старательно оберегала от всех, иногда даже от себя самой.       — Знаешь, — Оуэн поднял руки, словно сдаваясь, — я даже не понимаю, чего ради беспокоился. — Он прошелся взад-вперед, не в силах больше смотреть ей в глаза. Где-то на заднем фоне завелась машина, похоже, Джек и Эддисон забрали Генри и уехали, давая им возможность поговорить наедине. Оуэн остановился и раздраженно запустил руку в волосы. — Я злюсь на тебя, Амелия, но и на себя тоже. Я не должен был позволить этому зайти так далеко.       — Что ты имеешь в виду? — с отчаянием вопросила Амелия. Оуэн — это лучшее, что случилось в ее жизни за последние несколько лет, она любила его всем сердцем. И даже зная, что все испортила, не представляя, как это исправить, она все равно хотела быть с ним больше всего на свете. Ее точкой опоры был Оуэн, понимание, что с ним она действительно может стать счастливой, начать двигаться дальше. Он единственный видел в ней что-то хорошее, любил ее несмотря на все, что было у нее за плечами. И только с ним она чувствовала себя в безопасности. Амелия была решительно настроена дать ему все, что только сможет, и совсем не хотела причинять боль. Но сначала она должна была позаботиться о себе, чтобы стать человеком, которым хотела быть для него.       — Мы не вместе, — безрадостно произнес Оуэн, определенно говоря об их браке. — Мы не можем быть вместе, потому что ты все еще где-то извне. Отстраняешься. — Он нервно вздохнул. — Я знал это, замечал и раньше, но все равно морочил себе голову, надеясь, что ты сможешь подпустить меня ближе. Но ты не можешь. Такое не происходит просто потому, что хочешь. — Мужчина шумно выдохнул через нос, снова злясь на себя. — Ты сделала мне предложение и я согласился, хоть и понимал, что ты не готова. — Он наконец посмотрел ей в глаза, видя боль за пеленой слез. — Я согласился, потому что любил тебя и хотел, чтобы ты была готова. Но это не значит, что ты действительно была.       Оуэн снова вернулся мыслями в тот день, когда она удивила его предложением пожениться. На заднем дворе дома, который стал их домом, она сказала: «Я хочу настоящую жизнь. Я хочу ее с тобой». И эти слова разбудили в нем нечто такое, что Оуэн уже не чаял найти в себе. Его самая сокровенная мечта о семье, о женщине, с которой он делил бы все, снова ожила после тихой просьбы Амелии жениться на ней. Он немедля согласился, ведь та, в которую он по уши влюблен, преподнесла желаемое на блюдечке с голубой каемочкой. Больше всего он хотел верить, что Амелия — та самая, которую он искал всю жизнь. И он сказал себе, что после всего плохого, боли и скорби, он заслужил это.       — Любил? — робко уточнила Амелия, и первая слеза скатилась по щеке. Сдерживаться больше не получалось.       — Уже не важно, — произнес Оуэн, чувствуя, как горло перехватывает болью. — Все нормально, Амелия, — добавил он, видя боль в ее глазах. Он знал, что ей тоже тяжело. Оуэн не сомневался, что Амелия его любит, понимал, что у нее были причины убежать вот так. Но Амелия не считала нужным или не была готова разделить их с ним даже после того, как он не раз продемонстрировал, что она может и ей следует это сделать. Но сейчас Оуэн достиг той точки, когда не знал, что еще можно сделать. — Я знаю, что ты не специально, ты не хотела сделать мне больно.       — Я… — всхлипнула Амелия, стараясь обуздать слезы, — я хотела вернуться. Уже через два часа после приезда я хотела обратно.       — Но ты не вернулась, — озвучил очевидное Оуэн.       — Я не знала, хочешь ли ты этого, — призналась она, чувствуя тяжесть на душе. Все, что Оуэн сказал, было правдой. Она попросила его жениться на ней, а позже поняла, что не готова. И она не могла сердиться за то, что он хочет избавиться от всего этого. — Я думала, что делаю так, как будет лучше для тебя.       — Лучше для меня?! — непроизвольно повысил голос Оуэн и приблизился к ней, не понимая, насколько пугающе выглядит его перекошенное злостью лицо. — Лучше для меня?! — саркастично повторил он. — Амелия, ты издеваешься?!       — Я думала, что…       — Ты решила, что не хочешь разбираться с проблемами, и просто сбежала! — жестоко сказал Оуэн, позволив ярости вырваться наружу. — Ты сбежала, ты всегда так делаешь. — Он подошел еще ближе и взял ее лицо в ладони. Несмотря на искры бешенства в глазах, прикосновение его было нежным. — Малышка, как ты не понимаешь? Ты так и будешь бегать, пока не поймешь, что от себя убежать невозможно. — Он сблизил их лица, вынуждая Амелию смотреть ему в глаза, хотя она уворачивалась. — С болью можно справиться, только прочувствовав ее. Прятаться бесполезно, убегать бесполезно.       Когда он наконец отпустил ее и повернулся спиной, Амелия сломалась и заплакала. Колени подогнулись, и она опустилась на диван. А все, что она держала глубоко внутри, выплыло на поверхность.       — Я люблю тебя и я хотел быть с тобой, — признал Оуэн, избегая смотреть на нее. Это было невозможно — видеть ее боль, агонию и понимать, что он тому причина. Но так было нужно. Он должен быть закончить начатое. — Я действительно хотел. Хотел быть твоим мужем, мужчиной, на которого ты всегда сможешь рассчитывать. Но не ценой своей психики, Амелия, — объяснил он и наконец повернулся и увидел, во что превратилась его жена. — Я хотел, чтобы мы создали вместе что-то замечательное, я весь отдался этому. Я был готов пробовать. И ожидал такой же готовности от тебя, но ошибся. — Оуэн закрыл глаза и глубоко вдохнул, успокаиваясь. — Мы женаты три месяца, и как только появились трудности, ты сбежала. Ты всегда это делаешь. Просто исчезаешь, — подытожил он, видя, как ее плач усиливается и чувствуя себя самым жестоким человеком на планете. Но в то же время он не мог остановиться, потому что верил, что Амелии нужно это услышать. Ради нее самой.       Оуэн был уверен, что она достигла точки невозврата. Либо она встретится лицом к лицу со всем, что ее ждет, либо так и не сможет жить нормальной жизнью. Так и будет бродить по кругу, позволяя прошлому руководить ею, мешать ее будущему.       — Когда начались проблемы, ты перестала разговаривать со мной. Сначала ты каждую ночь проводила в госпитале. Потом бросила мне в лицо, что не хочешь ребенка, и спряталась у Мередит. А две недели назад я пришел домой после ужасного дня и надеялся найти там тебя. Снова — в тысячный раз! — попросить поговорить со мной. Я надеялся, что ты там. Но вместо тебя я нашел записку.       Он посмотрел на Амелию, ожидая, что она что-нибудь скажет, но встретил лишь тишину. Как обычно.       — Ты решила, что это все, чего я заслуживаю. — Оуэн уперся руками в бедра, глядя на нее и будучи не в состоянии сдерживать собирающиеся в глазах слезы. — Чертова записка. Никаких объяснений. Ни звонка, ничего. Я сидел дома и каждый раз, когда звонил телефон, боялся, что сейчас мне скажут, что у тебя передозировка. Или что ты мертва.       Амелия подняла взгляд на него и позволила злости подавить боль.       — Ты настолько плохого мнения обо мне? Действительно решил, что я бы вернулась к наркотикам?       — А почему нет? — безразлично спросил Оуэн, и она опустила веки. — Ты делала так в прошлом, даже несколько раз, — добил Оуэн и опустился перед ней на пол, словно пытаясь утешить, одновременно причиняя боль. — Почему в этот раз должно быть по-другому? — Он почти надеялся, что она найдет серьезную причину.       Скажи, что любишь меня. Скажи, что готова работать ради себя и ради нас.       Открыв глаза, Амелия обнаружила Оуэна на коленях в нескольких дюймах от нее. Тяжесть его слов — абсолютно правдивых — толкнула ее на грань, заставила ярость выплеснуться наружу. Три месяца у нее была жизнь, которую она всегда хотела. И по собственной дурости, неспособности проработать травмы все утекло у нее сквозь пальцы. Она сама, своими руками оттолкнула Оуэна, как делала со всем хорошим в своей жизни.       Оуэн легко перехватил ее сжатый кулак. Амелия задыхалась от слез, и вместо того чтобы отойти, он обнял ее. Так крепко, что и рукой не пошевелить. И после этого Амелия сломалась. А у него все наизнанку выворачивалось от вида ее нестерпимой боли, которой была наполнена каждая слезинка.       — Отпусти это, малышка, — произнес Оуэн, по-прежнему крепко держа ее и целуя в висок. — Позволь себе чувствовать. Прочувствуй все. Злись, плачь, делай что хочешь. Только не держи это в себе.       Амелия закричала в агонии, и этот крик эхом отразился от стен. На ногах она удержалась только благодаря поддержке Оуэна. Он долго крепко держал ее, позволяя выплакать все, что накопилось. И когда всхлипы стали тише, а губы перестали дрожать, Оуэн отодвинулся лишь настолько, чтобы заглянуть ей в глаза. Искорка надежды снова зажглась в нем.       — Поговори со мной, Амелия, — умолял он, давая ей еще один шанс. Умом он понимал, что шансов было слишком много, что он не должен снова рисковать своим сердцем. Все люди делают ошибки, но только идиоты наступают на те же грабли снова и снова, надеясь не получить в лоб.       Но ведь любовь такая и есть. Глупая. Иррациональная. Она означает готовность давать.       И Оуэн любил ее даже больше, чем готов был признать, больше, чем думал, что способен. Видеть ее в слезах, страдающей от боли было невыносимо. Он заглянул ей в глаза, умоляя принять его протянутую руку и впустить его.       — Скажи мне, что не так. Скажи, почему ты передумала, — упрашивал Оуэн, зная, что она понимает, о чем речь. — Ты ведь так хотела этого, так долго хотела. — Он вспомнил, как она лежала обнаженной в его объятиях и со смехом говорила, что хочет четверых или пятерых детей. А еще ночь, когда она рассказала о мужчине, которого любила и который умер рядом с нею. Тогда он поведал ей о своей боли. Именно тогда он действительно поверил, что они построят что-то свое. Тем вечером он думал, что Амелия — лучшее, что у него было. — Мы должны поговорить. Пожалуйста, впусти меня.       Оуэн терпеливо ждал.       Амелия несколько секунд смотрела на него. Он видел, насколько напряжено ее тело, видел, что она пыталась. Ее лицо казалось маской, застывшим слепком боли. Но когда секунды сложились в минуты, несмотря на все надежды, не веря, что тишина не прекращается, Оуэн наконец понял, что она не будет говорить. Не могла она или не хотела, Оуэн понимал, что не сможет жить в окружении своей и ее боли. Не тогда, когда шансов переступить через нее нет.       И хотя это ломало его изнутри, он шагнул назад, принимая тяжелейшее решение в своей жизни.       — Знаешь, я действительно думал, что ты та самая, — произнес Оуэн, поднимая куртку с дивана и направляясь к двери. Он резко взялся за ручку, готовый уйти, но в последний момент засомневался и обернулся. Он глубоко вздохнул и с болью в сердце констатировал: — Ты та, что ушла.