Помоги упокоиться с миром

      Её можно было спасти. Она могла выжить.       Могла.       Судьба над ней словно жестоко пошутила, отправив к врачу, в интересы которого даже не входило ее спасение. Лишь мучительная, полная адской боли и долгая смерть.       Почему из всех людей именно она? Ей пятнадцать и она маленький ребёнок. Так почему она? Почему именно ей так «повезло» оказаться на том самом операционном столе, под остро заточенным скальпелем?       Она все ещё помнит эти зелёные, словно блевотина больного человека волосы; это уродливое лицо, исказившееся в сумасшедшем оскале; этот свет от лампочки, светящий в глаза; этот блестящий, словно звездочка, скальпель, режущий её медленно и мучительно, давая вкусить боль во всей красе.       Как же она Его ненавидит. Как же она хочет, что бы Он умер.       Как же она хочет, что бы отец снова назвал её глупенькой козой за двойку по контрольной, а после, крепко обняв и целуя в макушку, извинялся.       Как же ей хочется снова стать живой.       Она блуждающая в этом мире душа – та самая душа заблудшая, о которых читала книги и смотрела фильмы.       Она душа, которую в этом мире держит лишь желание увидеть как её мучитель умирает так же медленно, как умирала когда-то она. Она хочет видеть как Он бьется в адской агонии, крича и захлёбываясь в своей же слюне и крови.       Она лишняя в этом мире. Он не хочет её принимать. Он хочет от нее избавиться. Потому что мёртвым не место среди живых.       И пока она тут, она никогда не найдет покоя. Пока она тут, она все ещё будет ощущать это боль, которую ощущала перед смертью. Всегда и везде. В любой момент.       Живое и мёртвое – это разное. Им нельзя быть вместе, нельзя находиться друг с другом. И пока она привязана к своему убийце, Мир Живых будет её мучить, пытаясь изжить как таракана.       Её судьба связана с Ним – пока Он не умрет, или не найдется тот, кому суждено Его убить, она будет связана по рукам и ногам.       Утро – она видит как Он просыпается; обед – она видит, как Он собирается куда-то, или возится с больным, который уже на протяжении долго времени живет подобно домашнему питомцу; вечер – видит как он, сидя в баре, клеится к какой-то дуре-девице, даже не знающей что её ждет и с радостью ведясь на его; ночь – как он трахает эту самую девицу, что бы просто потом замучить её до смерти и заснять всё на камеру.       Больной ублюдок.       И она не может уйти – их связывала нить. Чёрная, пропитанная её болью и горечью.       — Разве не интересно получается? — он приторно сладко улыбается, смотря в её тусклые глаза. — Даже после смерти ты оказалась рядом со мной. Судьба тебя ненавидит.       Он видит её. Прекрасного видит и слышит, как и она Его. И может она никогда не отвечала ему, Он всегда с ней говорил. Издевался. И может камера ничего не могла заснять, её взгляд – затравленный и полный ненависти, боли и отчаяния, – буквально дарил ему эйфорию, высшую степень наслаждения.       Если бы она была человеком, то определённо блевала бы каждый раз, когда слышала Его голос; определённо блевала бы каждый раз, когда слышала Его имя.

Чо. кко. ла. та.

      Отвратительное, мерзкое, такое, которого бы лучше никогда не было. Как и того, кто её носит.       — Мари, ты такая прекрасная, когда плачешь.       Его голос полон упоения, а глаза лихорадочно блестят, смотря на эти бесконечно льющиеся слёзы из её глаз. Словно в ней заточена вся вода, что только находится на Земле.       Если бы она только могла – убила бы. Но она просто душа, не имеющая возможности даже уйти от Него и вынужденная находится рядом.       Наверное,первое что она Ему сказала, в обличии духа, это «сдохни».       Короткое, ёмкое, выражающее всё её чувства к Нему.       — Ты слишком ко мне жестока. — это ласковая улыбка словно усилила ее боль в несколько раз. — За что ты так?       В тот день адское, рвущее словно на части, чувство, усилилось. Она словно потеряла саму себя, мучаясь и мечась, не в силах понять что происходит.       А очнулась неизвестно где. Не в Его кабинете пока он писал что-то в своих бумагах. Это был какой-то остров с огромным зданием, похожим на собор.       Нить, когда-то черная, стала ярко красной. Пропитанная её надеждой и верой.       Теперь она была связанна с ним – Джорно Джованной. Если он примет верное решение, ему будет суждено убить Его и дать ей покой, о котором так жаждет её уставшая душа.       Он стоял с группой людей у лодки, что-то говоря. Она даже не понимала что, мутным взором смотря лишь на его лицо – чистое и излучающее словно свет.       И как только они сели в лодку и отплыли, он её увидел – потому что его судьба с этого момента теперь предрешена. Ему суждено убить Чокколату. Или же Чокколате суждено убить его. Одно из двух.       — Кто ты?       — Та, чья дальнейшая судьба зависит от тебя.       Она нутром ощущала, что её свобода близка. Что еще немного, и она наконец-то покинет этот Мир Живых, который её ненавидит. Что еще немного, и она сможет уйти, ведь мучитель умрёт.        Неужели Судьба её все же не ненавидит?       В отличие от Него, с Джорно она говорила сама. Летая вокруг и щебеча ему на ухо разное, она даже начинала забывать, что мертва. Словно вновь живая, а не душа, которую никто кроме Чокколаты и Джорнно её не видит.       Ей было хорошо. И в самом деле хорошо. Настолько хорошо, что даже боль, преследующая всегда, не мешала этому светлому чувству.       Она словно оказалась в другом мире – даже затравленный и ядовитый взгляд прошёл, уступая детской светлости. Она мечтала общаться с Джорно вечно, столько, сколько может, и что бы каждый момент запечатался в памяти, никогда не забываясь.       — Мне жаль, что у тебя всё так вышло. — его голубые глаза полны печали.       — Но ты ведь подаришь мне покой? — её голос сбивчив, когда накрывает своими ладонями его. — подаришь?       — Подарю.       Он словно ангел для нее. Оазис, глоток свежего воздуха, кусочек света в кромешной тьме – что угодно, но точно тот, кто даст ей второй шанс.       Она рассказала о Нём Джорно всё. Начиная со способности стенда, и заканчивая временем, когда он ложился спать. Всё. Абсолютно всё, что знала.       Она чувствовала присутствие Чоколлато, в этой деревне, и она знала – либо Он убьет Джорно, либо Джорно убьёт Его. Одно из двух.       И она витала вокруг, нервно кусая губы и дрожа от всякого шороха – потому что боялась Его. Всегда боялась. И даже Джорно не спасал, вокруг которого она кружила. Она никак не могла помочь. Даже когда напарник Джорно был при смерти, она была не в силах ему помочь. Даже когда Джорно полез в этот вертолёт, она была не в силах ему помочь. Она даже толком не соображала из-за накатившего приступа усилившейся боли, царапая своё горло до кровавых царапин, заживающих через пару секунд. — Скажи, эта сука с тобой говорит без умолку, не так ли? — злобный оскал Чокколаты словно "сбил" почву из под её ног. Её руки дрожали, как и ноги – еще немного, и снова её поглотит эта адская боль. — Я ведь вижу её живой взгляд. — Не твоё дело. Голос Джорно был холоден. Словно вода в зиму, или ледяной металл. Он будто выворачивал её наизнанку от чувства, что этот Джорно – не её. Такого Джорно она видит впервые. Но он сразу же стал привычным и родным – как только Он умер, канув в историю и больше не имея возможности навредить хоть кому-то. Её тонкие, худые руки стискивали Джорно, пока она говорила о том, как его любит; говорила о том, что он её Герой; говорила о том, что он ее Ангел. Она ощутила покой. Она ощутила снова эту жизнь без боли, преследовавшей каждую секунду. Она ощутила счастье. — Спасибо тебе, Джорно Джованна. Она улыбалась грустно, но в тоже время и благодарна, глядя в его голубые, словно сам небосвод, глаза. И вся она теряла свои краски, становясь сплошным золотым пятном на фоне ночного неба.

Джорно Джованна тот, кто подарил ей желанный покой.