Теория о котах

Муж покинул её. Сейчас она слабо помнит ту бурю эмоций, когда понимаешь, твой близкий человек больше не откроет глаза. Не улыбнётся своими морщинками. Не будет его больше. Вот всё тут. Бабуля Аня иногда пытается вспомнить, как же он выглядел. Когда не получается, она берёт старые фотографии с их свадьбы и долго вглядывается в старую потёртую бумагу. Как же они были счастливы! И сейчас она счастлива. Да, она одна уже пару лет. И определённо счастлива. Единственное живое напоминание о муже — кот. Они вместе выбирали его среди прочих в приюте. Вместе выбирали ему кличку. Персик. Незамысловато, ну, а что ещё надо было людям их возраста? Поскромнее да поласковей. Персиков в детстве у баб Ани не было, сложные времена и прочее. Зато сейчас есть. Вместе они переживали за него, когда тот убегал с их участка на даче. А потом, спустя пару дней, приходил как ни в чём не бывало. — Персик! Морда ты протокольная, рыжая бессовестная! Как же ты перепугал старых, — голос мужа — дед Василия, был грубым. Но вот глаза — они никогда не врали баб Ане. На руках Вася занёс кота домой, прижимая к сердцу. А она, отбросив половники с кастрюлями, принялась вытирать руки стареньким полотенцем. Погладить котика можно только чистыми сухими руками! Как давно это было! А сейчас нет этого. Сейчас баб Аня вспомнит, как трясущимися руками несла животное в ветеринарную клинику. Приговаривая, — «Всё будет хорошо, старичок мой». И котик, будто понимая её слова, замер, расслабился и доверился хозяйке. — Сожалеем! , — врач разводит руками и виновато смотрит в пол. — Как?! , — сердце баб Ани пропустило пару ударов и закололо. Глаза предательски защипало. Вот тут-то она и вспомнила толику эмоций, когда по телефону её сын сообщил ей: «Мам, ты только не волнуйся! Папе теперь будет лучше». — Ваш Персик прожил отличную жизнь! Дожить коту до такого возраста — почётно. Сожалею, Анна Петровна! Слёзы покатились кубарем на пол. Она вытащила из кармана платочек. Хотела было посмотреть на зверинку в последний раз, но не смогла и открыть рот. Она ушла ни с чем. Выбегая в одной лишь накидке с Персиком, лишь бы успеть. И не успела. А ведь раньше ноги её были быстрее. А что, если…? Пустое кресло, сначала покинутое одним хозяином, потом и вторым, пушистым. А она одна. Телевизор — сплошное разочарование. Новости не приносили ей никакой радости, скорее даже наоборот, постоянные глобальные потепления, сплошные проблемы с экологией. Хотелось на стену лезть. Так было принято решение завести нового кота. Абрикосик. Если не смотреть на ушки и хвостик, вылитая копия Персика. Он не нравился Анне Петровне. До боли напоминал былое. И требовал, требовал, требовал. Резвился бы себе сам, так скучно ему. Наглец ещё тот. Только успевала баб Аня его тряпками со стола на кухне. И вот наилюбопытнейшее ведь животное. И ласку просит — как начнёт баб Аня горевать, так придёт успокаивать: — Да что мне толку от тебя! Завела на свою голову, — а он сидит себе смирно рядом и слушает. Она и выгнать бы хотела его, побыть со своей болью. А он ни в какую. И взгляд такой умный у котёнка, будто понимает. — Ишь! Понимает он! Персик такой кот был, мышей ловил, по столам не лазал. А ты-ы-ы! Последняя фраза вновь потонула в завывании. Сердце Анны Петровны с каждым днём болело всё чаще, мысли приходили к ней постоянно. Разные приходили мысли, в один раз так пришло к ней, будто Персик смотрит со своего кресла на неё. А ведь второй котик ни разу на это кресло не садился, как чуял, занято. И вот смотрит Персик на неё таким взглядом. Уж точно неприязненным. Осуждающим. И что ей делать? Как начудит в очередной раз чего, цветок уронит, или за занавеску зацепится Абрикосик, так идёт смиренно бабуля помогать. А в этот раз совсем худо ей. Всё чудится ей Персик, как из-за угла сидит и смотрит на неё. А повернёт она голову в его сторону — испарился. А боковым зрением-то видит. Совсем агрессивным Персик её стал. Иной раз как набросится на Абрикосика. Баб Аня как прибежит, да просто пакет упал и шуршит им котик. Совсем сердце закололо. — Плохо мне, Персик. Хватаясь одной рукой за сердце, второй за стены, вот не упасть бы только! — доходит от кресла. Сваливается в него, а под ней будто Персик не своим голосом. Да как перехватило дыхание у баб Ани. В глазах начало темнеть, в ушах зазвенел шум крови. Чувствует, мягко ей так, тепло. Абрикосик недоуменно запрыгнул к ней. А шерсть у него такая гладкая показалась Анне Петровне, шелковистая. Он ей носом тычет в руку, да и сама она погладить его стремится, а он убегает от неё будто. — Куда же ты? В глазах по бокам всё темнее да темнее, и вот только другие чувства остаются. Твёрдое что-то ей всё давит и давит на грудь, да мурлычет оно, еле слышно. Так хочется прижаться к нему, а руки не слушаются, тяжёлым грузом лежат рядом. Будто и не с ней вовсе. Она будто проваливается в тяжёлый сон. Мелкая дрожь бьёт её тело, а потом оно замирает навсегда. В дверь постучались. Не открывают. Вставляют ключ в замочную скважину. Три оборота. «Мам?» Он неловко заходит в коридорчик. Всё как всегда. Абрикосик спит на груди у женщины. «Мам! А если воры?». Усмехается мужчина, подходя ближе и дёргая её за плечо. Котёнок открывает свои слипшиеся глазки, потягиваясь. Мужчина застывает. И Анне Петровне теперь тоже будет лучше.