Музыка — наш язык

Его отец в очередной раз застал его за игрой на гитаре, когда он должен был тренироваться: «Зачем ты тратишь на это своё время?» — Жестко потребовал Карлос. — «Ты должен тренироваться! Ты станешь следующим матадором Санчеса!» «Я уже тренировался!» — Защищался Маноло. — «Я тренировался сегодня, и вчера, и позавчера! Я знаю, как делать все прыжки, сальто, бегать, уворачиваться и… и всё остальное! Почему я не могу играть на гитаре?» «Потому что тогда ты будешь играть на гитаре весь день! И на следующий день, и послезавтра! Ты будешь так занят мыслями о музыке и пении, что будешь отвлекаться от тренировок!» — Маноло не мог с этим поспорить. Такое случалось и раньше. — «Что, если бык нападёт на тебя, но твоя голова полна мыслей о твоей гитаре? Что тогда?» «Бык не нападет на меня, потому что я не выйду на ринг с быком!» — Провозгласил Маноло. — «Я не хочу быть матадором! Я хочу быть музыкантом!» «Каждый Санчес был матадором», — огрызнулся Карлос. — «Это у тебя в крови, Маноло, у тебя есть талант — у тебя есть потенциал стать лучшим тореадором Санчеса, который когда-либо был! Лучше, чем я, лучше, чем мои отец и дедушка — и ты хочешь потратить их на гитару? Ты хочешь быть похожим на тех трёх бездельников по соседству? Петь за песо, когда ты мог бы разбогатеть и прославиться на ринге? Что это за профессия такая, чтобы содержать себя и свою семью?» «Ты можешь зарабатывать много денег, играя музыку», — возразил он. — «И, по крайней мере, у тебя нет риска быть растоптанным быком!» С этим неадекватным ответом он выбежал из зала, хлопнув дверью, его прабабушка качает головой в углу, его щеки горят от гнева и стыда. Этот аргумент не изменил бы мнение его отца — это только укрепило бы его мнение ещё больше. Ничто не изменило бы мнение его отца. Папа был полон решимости сделать Маноло матадором Санчес, несмотря ни на что. Маноло с надеждой посмотрел на дом Родригесов, но там было тихо; он запоздало вспомнил, что братья Родригес уехали в соседний город на похороны члена семьи. Там он не найдет поддержки. Всё было бы по-другому, думал он, пробираясь через город, если бы он не был единственным ребенком в семье. Если бы у него были братья и сестры, хотя бы один, папа не стал бы давить на него, чтобы он стал матадором, потому что Маноло был бы не единственным, кому пришлось бы продолжить наследие корриды Санчес. Если бы у него был брат, который мог бы стать матадором вместо него — или даже сестра; в конце концов, его прабабушка тоже была матадором, — тогда папа позволил бы ему стать музыкантом. Он хотел, чтобы у него было больше семьи. Он любил свою прабабушку и своего отца (хоть и часто ссорился с ними), но, возможно, всё было бы по-другому, если бы они были не только втроём. Если бы мама была всё ещё жива. Если бы она была всё ещё жива, она могла бы поговорить с папой и убедить его, что Маноло действительно хотел стать музыкантом, а не матадором. Или, может быть, она бы так же хотела, чтобы Маноло стал матадором, как его отец, как всегда говорил папа. В его семье было больше людей. Их фотографии висели в доме на почетном месте, даже когда это был не Día de Muertos. Папа всегда хотел, чтобы его предки гордились им. Маноло смутно помнил своего дедушку, который умер, когда он был маленьким; единственное ясное воспоминание, которое у него осталось о нем, было то, как его отец и прабабушка плакали, когда он умирал, и это был один из единственных двух случаев, когда он видел, как кто-то из них плачет. Второй раз, конечно, это было, когда мама погибла во время набега во время революции. Были и другие, более дальние родственники, но Маноло никогда ни с кем из них не встречался, зная их только по фотографиям и рассказам отца и прабабушки, за исключением своих троюродных сестёр, девочек-близняшек, которые жили в соседнем городе и были примерно на десять лет старше его. Они редко виделись, но обе часто писали ему. Он всегда с нетерпением ждал получения их писем и ответов на них, почти так же, как и на письма Марии. Мы присоединяемся к революционерам говорилось в их последнем письме. Революционеров много. Мы собираемся сражаться за наш народ, за нашу страну. Мы будем защищать друг друга, так что с нами всё будет в порядке. Не беспокойтесь о нас! Отец Маноло получил известие об их смерти всего месяц спустя. И теперь остались только он, его прабабушка и его отец и их ссоры из-за музыки или корриды, коррида или музыка… Музыка? Маноло поднял глаза. Рынок был переполнен, больше, чем обычно. Казалось, все собрались в центре, как бывало всякий раз, когда они смотрели бой быков, только они были далеко от ринга. Маноло не мог видеть, на что они смотрели, но он определенно слышал музыку и обрывки песни. Вернулись ли братья Родригес? И сразу же отправились выступать, сразу после оплакивания своей тёти, даже не заехав домой отдохнуть или разложить свои вещи? Нет, скорее всего, нет. Что означало, что это были новые музыканты, которые знали бы новые песни! Маноло не знал других музыкантов, работающих полный рабочий день, кроме братьев Родригес, и он не собирался отказываться от шанса познакомиться с кем-нибудь из них. Он побежал туда. С помощью многочисленных толчков локтем и проскальзывания между людьми — ну, скорее, пихания, — ему наконец удалось пробраться вперёд. Там было два музыканта — и оба они играли на гитарах! Один из них был худощавым темноволосым молодым человеком с изысканной белой гитарой. Другой был широкоплечим мужчиной на несколько лет старше, с глубоким баритоном; он в основном пел, в то время как его спутник в основном играл на гитаре. Они пели старую классическую песню La Llorona. Все знали La Llorona; большая часть публики подпевала. Но потом они переключились на песню, которую Маноло не знал, о том, как немного сходят с ума. Она была быстрой и запоминающейся; не успел Маноло опомниться, как он запел припев так, словно знал его всю свою жизнь. Его пальцы дрогнули, жалея, что под ними нет гитарных струн. Он появился в середине выступления, и двое музыкантов спели последнюю песню. Маноло тоже не слышал её раньше. Речь шла о том, что мир — это семья, и Маноло это нравилось. В конце он крикнул «¡Otra! ¡Otra!» так громко, как только мог, вместе с несколькими другими. Но мариачи помахали в знак благодарности и начали убирать свои гитары, так что толпа разошлась; кто-то пошёл домой, за покупками или ещё чем-то, чем они занимались, а кто-то вышел вперёд, чтобы опустить деньги в перевернутые шляпы, которые выжидательно ждали рядом с футлярами для гитар. «Hola», — сказал Маноло, затаив дыхание, когда наконец добрался до входа. Они выжидающе посмотрели на него. — «Извините, у меня нет денег», — Он бесполезно порылся в карманах, но, конечно, он потратил всё, что у него было, на почтовые расходы два дня назад. — «Я просто хотел сказать», — поспешил продолжить он, — «что мне действительно понравились песни и музыка, и всё это было потрясающе». Это было глупо. Он звучал глупо. Он звучал как маленький ребёнок, охваченный благоговением. Но оба Мариачи расплылись в широких улыбках. «Ты любишь музыку? Я тоже!» — с энтузиазмом сказал ему тот, кто играл на модной гитаре. «Всегда приятно встретить фаната», — добавил другой, хлопая Маноло по плечу. Его партнер по выступлению закатил глаза: «Ты говоришь так, будто мы какие-то знаменитые герои войны, Эрнесто». «Однажды мы ими станем!» — Затем Эрнесто быстро добавил — «Я имею в виду знаменитостями. Не героями войны». Все трое перекрестились. Никто не хотел ещё одной войны. «Я Гектор Ривера», — первым представился Мариачи. — «Это мой друг Эрнесто де ла Крус.» «Я Маноло Санчес», — сказал Маноло, и полузабытое воспоминание о том, как мать уговаривала его быть вежливым, заставило Маноло быстро добавить — «Эм, приятно познакомиться», — а затем — «Я тоже играю на гитаре!» «Правда?» — Оба мужчины посмотрели на него с новым интересом. «Да». — Он посмотрел на свои пустые руки. — «Сейчас у меня её нет с собой, она дома. Я не так часто играю на ней, мой отец не любит, когда я это делаю…долгая история», — он замолчал. — «Но я никогда раньше не встречал других музыкантов, кроме моих соседей. Как долго вы пробудете в городе?» «Обычно пару дней», — ответил сеньор Ривера. — «Если только мы не станем очень популярными…» — Он подмигнул. — «…тогда мы останемся подольше». «Или если мы не будем слишком радушны», — вставил сеньор де ла Крус. «Тогда мы останемся на более короткий срок». «Ты согласился, то, что произошло в Чикиуитлане, было полностью вашей виной». «И ты согласилися, что мы никогда больше не будем говорить об этом». Дружеские перепалки мужчин напомнили Маноло о себе и Хоакине: «Эм, сеньор Ривера…» Мужчина помахал руками: «Зовите меня Гектор, пожалуйста», — сказал он Маноло. — «Если вы будете называть меня сеньор Ривера, я подумаю, что вы разговариваете с моим тестем». Эрнесто хихикнул. Гектор взглянул на небо, которое на западе становилось оранжевым: «Уже поздно. Эрнесто снял нам комнату в гостинице, мы пробудем там несколько дней — ты ведь здесь живешь, верно?» Прежде чем Маноло успел сделать что-то большее, чем кивнуть, Эрнесто поднял глаза и сказал: «Я расчищал площадку и говорил всем, что мы скоро выступим. Ты снимал для нас комнату». «Я настраивал наши гитары и писал письмо!» — Запротестовал Гектор. — «Ты снимал нам комнату! Подожди, так наши чемоданы пролежали там последние два часа?» Мужчины посмотрели друг на друга, затем почти одновременно схватили свои футляры для гитар и деньги и побежали в направлении гостиницы. «Вам не нужно беспокоиться о том, что кто-нибудь украдёт ваши вещи», — предложил Маноло, побежав трусцой, чтобы не отстать. — «Люди в Сан-Анхеле честные. Мы не кладём вещи, которые не наши. Ну» — внёс он поправку, — «у нас иногда проезжают солдаты, и генерал Посада не всегда знает их всех очень хорошо. И иногда встречаются торговцы. Но помимо этого.» «Gracias, muchacho», — сказал ему Эрнесто, — «но на самом деле ты не помогаешь». К счастью, чемоданы Гектора и Эрнесто лежали нетронутыми на полу в главной комнате гостиницы. Мариачи вздохнули с облегчением. Затем Эрнесто отправился договариваться с хозяином гостиницы о комнате, в то время как Маноло последовал за Гектором к свободному столику. «Итак, ты играешь на гитаре?» — Спросил его Эктор. — «И как долго?» «С тех пор, как я был ребёнком», — ответил он. — «Я думаю, мне было шесть или семь. Мне нравится это делать. Я люблю петь». «Мне тоже», — снова сказал Гектор. «Ну, я вроде как догадался», — ответил Маноло, когда Эрнесто присоединился к ним, указывая на футляр для гитары Гектора и костюм Мариачи. «В том-то и дело», — серьезно сказал ему Гектор. — «Я встречал слишком много музыкантов, которые играют не потому, что любят музыку. Конечно, им это нравится, но они играют в основном только для того, чтобы заработать деньги, или потому, что этим занимаются их друзья, или потому, что они думают, что это лёгкая карьера. Но если ты хочешь быть настоящим музыкантом, ты должен играть от всего сердца. Люди могут сказать, вкладываешь ли ты сердце и душу в музыку или нет». Маноло обдумал это: «Я думаю, что моё сердце было бы в моих песнях. Но мой отец хочет, чтобы я стал матадором, как он, но я знаю, что моё сердце не в этом». «Матадор?» — Спросил Эрнесто. «Я Санчес», — сказал Маноло на случай, если они забыли его фамилию, но они только посмотрели непонимающе. — «Вы не слышали о матадорах Санчес?» — Почти все, с кем он встречался, знали о его семье и о том, чем они знамениты. Приятно было познакомиться с людьми, которые этого не знали. «Мы не из этих мест», — сказал ему Гектор. — «Мы из Санта-Сецилии — это в Оахаке. Вообще-то, ваша деревня напоминает мне дом», — сказал он, вспоминая. — «За исключением арены для корриды. У нас её нет». «Вся моя семья была матадорами», — Маноло объясненный. — «Мой отец, мой дедушка, даже моя прабабушка. Мой отец тоже хочет, чтобы я им стал. И у меня это хорошо получается. Но я не хочу быть матадором. Я хочу быть музыкантом». «И ты говорил об этом со своим отцом?» — Спросил Гектор. Маноло угрюмо кивнул: «Он думает, что музыканты ленивы, зарабатывают недостаточно денег, не могут прокормить свои семьи и не имеют надежды на хорошее будущее. И что матадорам хорошо платят, и они становятся известными. И он не хочет быть последним матадором Санчес. Он хочет продолжить семейную традицию. Так что.» «Что ж, мы с Гектором планируем однажды стать знаменитыми», — Эрнесто сообщил Маноло. — «Когда мы будем знаменитостями, ты сможешь показать своему отцу, что он был неправ». Маноло невольно ухмыльнулся. Эрнесто повернулся и позвал бармена: «ты что-нибудь хочешь? Напитки за мой счёт», — предложил он. «Да, qué generoso», — саркастически пробормотал Гектор, объясняя Маноло, — «Я покупал их последние три раза». Эрнесто заказал текилу. Гектор заказал текилу. Маноло мысленно прикинул, сколько у него будет неприятностей после ссоры с отцом, позднего отсутствия на работе и похода в гостиницу с двумя незнакомыми мариачи, и заказал воды. «Послушай», — сказал Эрнесто, — «тебе просто нужно показать своему отцу, что ты можешь быть музыкантом, лучше, чем матадором». «Он никогда не поверит, что что-то может быть лучше корриды». Эрнесто продолжил: «Покажи ему, что он может быть матадором, но ты собираешься стать музыкантом! Играй, когда сможешь. Желательно перед аудиторией. Это твоя жизнь, а не его. Лови момент!» — Он драматично сжал кулак. Гектор вздохнул: «Послушай, Несто, только потому, что ты любишь ссориться с педагогом…» «Честно говоря, я спорил с ним один или два раза…» «Сорок три», — одними губами произнёс Гектор. «…и ты ведёшь себя так, будто это то, чем я хочу зарабатывать на жизнь». — Ухмылка Эрнесто опровергала его слова. «В любом случае», — продолжил Гектор. — «Постарайся сделать это мирно. Попытайся объяснить ему, насколько это важно для тебя. Убедись, что он знает, что ты делаешь это не для того, чтобы проявить неуважение к традициям вашей семьи, просто вам бы не понравилась коррида. Может быть, придумаете что-то вроде компромисса». «Я попробую», — тихо сказал Маноло. — «Gracias». «Не спорь с ним, если в этом нет необходимости» — Гектор многозначительно посмотрел на Эрнесто. — «Я имею в виду, что я ссорюсь со своей женой, но мы не ссоримся, не кричим и не швыряемся вещами…» «La chancla», — сказал Эрнесто сценическим шёпотом. «За исключением одного раза, и она промахнулась намеренно», — поправил Гектор. — «У нас есть разногласия. Поэтому мы всё обсуждаем. Мы не…» Он застыл. «Который час?» — внезапно спросил он. Маноло повернулся на стуле, чтобы посмотреть на часы, висевшие на стене гостиницы. Они всегда были на несколько минут впереди или позади, поэтому все знали, что точно определять время по ним нельзя: «Около восьми часов, плюс-минус…» «Я вернусь через минуту». — Гектор вскочил со своего места и почти выбежал на улицу. «О». — Это было мило. Это было даже мило. Его мать пела ему, вспомнил Маноло. «Тем не менее, сделай одолжение нам обоим», — продолжил Эрнесто. — «Когда он вернётся, не спрашивайте его об этом, иначе в течение следующего часа мы не услышим ничего, кроме его удивительной, очаровательной, замечательной умной принцессы anjelita Коко». «Хорошо», — согласился Маноло. Он действительно хотел поговорить об игре на гитаре и узнать, есть ли у мариачи ещё какие-нибудь советы для него. Но он задавался вопросом, стал бы его отец когда-нибудь говорить о нём так, если бы он стал музыкантом? Всего через несколько минут Гектор вернулся и медленно направился к ним. Он казался почти другим; у него был отстраненный, задумчивый взгляд, и он напевал себе под нос медленную, мелодичную мелодию, которая заставила Маноло вспомнить истории его прабабушки, и всё более редкую улыбку его отца, и запах волос его матери. «Рад, что ты вернулся», — сказал Эрнесто Гектору. — «На чём мы остановились?» Гектор прищурился на Маноло, сосредотачиваясь: «Пытаюсь помочь muchacho стать музыкантом! Верно. Помнишь, что я говорил о пении от всего сердца? Как часто ты играешь?» «Когда смогу», — ответил Маноло. — «Несколько раз в неделю?» «Ты играешь для кого-нибудь или только для себя?» Это задело глубже, чем, вероятно, предполагал Гектор. Маноло покачал головой: «Я не могу играть для своего отца или прабабушки, и у меня нет другой семьи. Раньше я играл для своих друзей, но отец Марии отправил её в Испанию много лет назад, а Хоакин обычно слишком занят — он тренируется, чтобы стать солдатом». Он закрыл рот, жалея, что так много болтает, когда взволнован; они не хотели слушать историю его жизни. Но Гектор согласно кивал: «В таком случае, я думаю, нам нужно самим послушать, как ты играешь. Мы будем твоими первыми слушателями! Вот.» — Он наклонился и отстегнул свою гитару футляр, осторожно вынимая белую гитару. Эрнесто недоверчиво посмотрел на него, но Гектор только предупредил — «Это подарок моей жены, поэтому, пожалуйста, будь с ней осторожен», — и вложил её в руки Маноло. «Хорошо» — Гитара Эктора была тяжелее, чем у Маноло; он поправил хватку и нерешительно потрогал струны. «Ты помнишь нашу последнюю песню, Счастливая семья? Попробуй её». Маноло попытался вспомнить слова: «Почтенные сеньоры…» — тихо пропел он, перебирая струны, и быстро продолжил более уверенно. Гектор иногда вставлял слово, которого Маноло не помнил, но кроме что позволило ему сделать это в одиночку. «Потрясающе!» — Воскликнул Гектор, когда затихли последние ноты, выглядя по-настоящему счастливым. — «Это было здорово, muchacho! У тебя отлично получается! Впервые исполнив эту песню, ты был почти идеален — и это после того, как услышал её всего один раз! Ты прирождённый!» Уже много лет никто не хвалил Маноло за его музыку. Он сиял, изо всех сил пытаясь найти слова, чтобы выразить то, что он чувствовал. «Знаешь», — размышлял Гектор, забирая свою гитару обратно, — «я никогда не думал, что Счастливая семья будет настолько популярна. Но людям, похоже, это нравится почти так же сильно, как Un Poco Loco». «Знаешь, что им понравилось бы ещё больше?» — Спросил Эрнесто, который допивал третий бокал текилы. — «Не забывай». Даже не взглянув на него, Гектор опустился на колени, чтобы положить гитару обратно в футляр: «Ответ по-прежнему отрицательный, Несто.» Маноло не понимал, о чем они говорили, но они всё ещё были двумя почти незнакомыми людьми, и это выглядело как знакомый, хорошо заезженный спор, вроде тех, что были у них с отцом о корриде и музыке, поэтому он не спрашивал. Как будто мысли о нём вызвали его к себе, дверь гостиницы открылась, и вошёл Карлос. С Маноло, сидящим с двумя незнакомыми музыкантами, спустя долгое время после того, как он должен был быть дома. Замечательно Гектор поднял голову, услышав страдальческий звук, который издал Маноло: «Что? О.» — Он встал. — «Это он?» Маноло кивнул, но прежде чем он успел что-либо сказать, появился его отец. «Джентльмены». — Он каким-то образом произнёс это слово так, что оно прозвучало как противоположное тому, что оно означало. — «Gracias, что… развлекли моего сына, но ему давно пора быть дома». Маноло угрюмо встал, рука папы легла ему на плечо, но прежде чем он успел сделать больше шага, Гектор внезапно сказал: «Сеньор Санчес!» Папа повернулся: «Да?» «Мы разговаривали с вашим сыном». — Гектор, серьезно шагнув вперёд, коротко взглянул Эрнесто в лицо «поддержи меня в этом», прежде чем снова повернуться к двум Санчес. — «Видите ли, мы оба мариачи, я и мой друг, и ваш сын играл на гитаре лучше нас, и он действительно был очень хорош. У него талант — он может далеко пойти». «Gracias», — сказал наконец Карлос, — «но я думаю, что талант моего сына будет направлен на другие вещи». «Но если у него есть этот талант, то, конечно, было бы стыдно растрачивать его впустую?» — Настаивал Гектор. — «Знаете, это может быть настоящая работа». Санчес сделал паузу: «что?» «Некоторые люди беспокоятся, что музыканты не смогут зарабатывать деньги», — продолжил Гектор. — «Что мы просто играем музыку ради удовольствия, а потом беспокоимся о расходах, что мы зарабатываем всего несколько песо в день и зависим от благотворительности других. Но это не так — мы с другом выступали здесь сегодня и заработали намного больше. И я использую это, чтобы поддержать свою семью — я отправляю свои заработки домой жене и дочери. Пока у нас всё неплохо. Вы матадор, и это может быть опасно, но никто не умирает из-за музыки». Он колебался, выглядя так, словно хотел сказать больше, но не был уверен, что и как. Лицо папы было тщательно нейтральным: «Gracias», — повторил он. — «Я… подумаю над тем, что ты сказал». — Наконец, ему удалось вывести Маноло из гостиницы. Гектор одними губами произнёс «Buena suerte, muchacho», когда Маноло оглянулся. Эрнесто одними губами произнёс «Тебе это понадобится». Небо за окном потемнело. Карлос ничего не сказал, пока они не пришли домой. Маноло ожидал, по меньшей мере, долгой лекции, но его отец тяжело вздохнул и сказал только: «Иди спать, Маноло». Маноло так и сделал. ——— Мария и Хоакин оба сопровождали Маноло на его первое выступление в большом городе, через несколько лет после того, что стало известно в их городе как битва при Сан-Анхеле. Он был рад, что они это сделали; он выступал и раньше, но никогда в зале такого размера, и он был рад их поддержке. Он был всего лишь одним из нескольких исполнителей, далеких от звёздного притяжения, но толпа взревела, когда он закончил, и, когда он поклонился, он поймал взгляд Марии, и улыбка почти расколола её лицо пополам. Ему удалось незаметно пробраться за кулисы, когда началось следующее представление, и Мария обняла его: «Видишь? Не из-за чего нервничать! Ты был великолепен! Я же говорила тебе!» «Голубки». — Хоакин закатил глаза, глядя на них обоих, но шагнул вперёд и хлопнул Маноло по спине — «Серьёзно, отличная работа, amigo». «Gracias». — Маноло ухмыльнулся. Он устроился рядом с Марией, чтобы насладиться оставшейся частью шоу. Он мгновенно узнал Счастливая семья и обнаружил, что отстукивает пальцами ритм, наклонившись вперёд, чтобы лучше видеть; «Я его знаю! Помнишь его?» «Ты знаком с де ла Крусом?» —Хоакин спросил о музыке, выглядя удивлённым, в то время как Мария выглядела просто смущённой. Но, конечно, ни одного из них в то время не было в Сан-Анхеле — Хоакин был на тренировках, а Мария была в Испании. «Давным-давно!» — он почти кричал, настолько громким был рёв толпы. — «Я объясню позже!» Когда песня закончилась, Эрнесто э сразу перешёл к песне в стиле ранчеро, которую не пели в Сан-Анхеле. Но потом появился Маноло в середине выступления; возможно, он пропустил это. Похоже, песня понравилась публике — она была очень хороша — и, учитывая припев, Маноло предположил, что это был тот самый припев, который он когда-то слышал. Услышал это как-то раз. Кстати, о гитаре.…гитара показалась знакомой, но где был её владелец? Возможно, её одолжили или даже продали Эрнесто. Не то чтобы они с Пабло Родригесом не играли по очереди на инструментах друг друга всё время, пока росли. После окончания шоу Маноло воспользовался своим статусом одного из исполнителей, чтобы провести свою жену и amigo за кулисы, чтобы они могли встретиться со знаменитостью. «Сеньор де ла Крус!» — Маноло поприветствовал Эрнесто. Эрнесто нахмурился, казалось, он показался ему смутно знакомым: «Разве я вас не знаю?» Маноло это не беспокоило — это было давно, и теперь он был взрослым: «Маноло Санчес, из Сан-Анхеля! Помните меня? Вы играли в моём городе, и я потом подошёл к вам, потому что я тоже играл на гитаре» «О, да, конечно!» — В его глазах промелькнуло узнавание. — «Рад снова видеть тебя, Маноло! Я вижу, ты осуществил свою мечту!» — Он кивнул на футляр для гитары, который нёс Маноло. — «Если бы я знал, что ты тоже выступаешь здесь, я бы обязательно поговорил с тобой! А это кто?» «Это», — Маноло отступил в сторону и осторожно потянул Марию за руку, чтобы она оказалась в центре. — «это моя жена Мария, любовь всей моей жизни! А это», — он с энтузиазмом указал на Хоакина. — «…это Хоакин Мондрагон, мой лучший друг во всём мире!» Мария закатила глаза — Маноло перенял несколько драматических манер в процессе выступления, — но он говорил искренне. «Рад с вами познакомиться», — сказал Эрнесто с очаровательной улыбкой, но когда он посмотрел на Марию, Хоакина и Маноло, стоявших между ними, его глаза затуманились; он выглядел так, словно смотрелся в кривое зеркало. Кивнув на слегка вздувшийся живот Марии — Маноло всё ещё испытывал трепет всякий раз, когда думал об этом, — Эрнесто сказал: «Я вижу, можно поздравить. Ваш первый ребёнок? Я надеюсь, что это мальчик». «А что плохого в девочке?» — Возмущенно спросила Мария, скрестив руки на груди. «О, он просто немного старомоден», — сказал Маноло. Обращаясь к Эрнесто, он добавил — «Нам всё равно, кто это, мальчик или девочка, важно, чтобы и Мария, и ребёнок были здоровы». Эрнесто кивнул: «Действительно, хороший настрой», — сказал он медленно. В зале было оживлённо, полно других, более второстепенных исполнителей, случайных танцоров, рабочих сцены. Но одного человека Маноло не видел, и если его лучший друг и партнер по выступлениям — а также его собственная гитара — тоже были здесь, то, конечно, он должен быть рядом с ним? «Хей», — сказал Маноло. — «Кстати, где Гектор?» Эрнесто слегка напрягся. «Кто такой Гектор?» — проходивший мимо флейтист поинтересовался. «Старый друг», — легко объяснил Эрнесто, очаровательно улыбнувшись в ответ, а затем повернулся к Маноло. — «У нас было… расхождение во мнениях некоторое время назад, на самом деле вскоре после того, как мы познакомились с тобой, и с тех пор мы не разговаривали.» «О, мне жаль». — Гектор не казался человеком, который позволил бы ссоре разрушить его дружбу, но он полагал, что с людьми никогда ничего не знаешь наверняка. — «Это позор». «Да», — мягко согласился Эрнесто. — «Да, это так». Эрнесто надеется, что первым ребёнком Марии и Маноло будет мальчик, потому что ему не нужно видеть больше параллелей с собой, Имельдой и Нектором, чем уже есть. Есть Маноло, серьезный молодой человек, музыкант; есть Мария, его любимая жена; и есть Хоакин, его лучший друг. Единственная деталь, которая не совпадала, это отсутствие желания Эрнесто жениться на Имельде. Хотя это шутка над Эрнесто; не так ли в итоге у Маноло и Марины родятся девочки-близнецы