У маленькой птички маленькие лапки

      Туури уселась на первый попавшийся в коридоре ящик, который, кажется, не должен был тут стоять (но, как она уже заметила, на этом корабле порядок был понятием относительным). Со вздохом вытянула гудящие ноги.       До каюты ещё так далеко!       Грузовой корабль «Наливные яблочки Идунны» был большим, старым, выглядел потрёпанным — но достаточно надёжным, — и имел не самую очевидную планировку. Вчера вечером Бьярни успел провести ей короткую экскурсию, показав самые важные места: жилые отсеки, где ей предстояло делить каюту с ещё двумя женщинами, столовую, общую сауну (растапливается два раза в неделю, три часа женские, три мужские), кают-компанию — там особое внимание уделил деревянной статуе Идунны, талисману корабля.       …ну, яблочки и правда были выдающиеся. Но это никак не могло сейчас помочь сократить дорогу, даже если бы она потёрла их, как делали некоторые «на удачу».       Качка почти не чувствовалась: то ли волны утихли, то ли она привыкла, — только лёгкой дрожью отзывалось в переборках тихое ворчание двигателя. Машинное отделение, полное механического шума и гула, осталось позади, и позади осталась её первая рабочая смена на борту: двенадцать часов по штатному расписанию и десять минут случайной задержки.       Это было долго и сумбурно, мысленно подытожила она. Принеси, унеси, позови боцмана, подержи вот это, выгони кошку, ещё раз выгони кошку, найди на складе провод, нет, не этот, ну и что с того, что на нём нужная маркировка, тут масло протекает, кинь пока тряпку, почему кошка опять здесь?       Чего-то такого она и ожидала — новичков часто гоняют, — так что не особо огорчилась. Но в Кеуруу она всё-таки была скорее скальдом, чем механиком. И так много бегать ей не приходилось.       — Привет, птичка. Ты как, живая?       Бьярни вывернул из-за угла и уверенно направился к ней, перешагнув через трусящую куда-то по своим делам кошку. (Вот теперь эта рыжая нахалка не вертится в машинном отделении, разумеется!)       — Ой! Ты же сейчас должен быть на дежурстве?       — Поменялся. Отработаю потом сутки, проблем-то. Ну так ты как?       Туури, наверное, немного льстило, что Бьярни поменялся с кем-то дежурством, чтобы её встретить, но испытывать особый энтузиазм по этому поводу не хватало сил. Тут хочешь не хочешь, а начнёшь понимать Лалли, который, вернувшись с разведки, сразу падал на койку (или под койку)… Однако она улыбнулась:       — Нормально. Устала немного.       — Пойдём, провожу до столовой, а то заблудишься в нашем лабиринте. Расскажешь по пути, как всё прошло.       — М-м… Я лучше сразу спать.       — Устала ты, похоже, не «немного», — глубокомысленно заключил Бьярни. — Отнести?       — Что?       — В столовую тебя отнести? Целый день не жрамши — это не дело.       — Ты что, не надо!       Вот только ей не хватало, чтобы с первого дня её запомнили как девчонку, которая после смены до столовой не дошла. Хватит того, что она девочка из дикой Финляндии с рекомендациями с прошлого места работы в экспедиции в Тихий мир (написанными Сигрюн Эйде рекомендациями, а это особый стиль!).       — Я немного посижу, передохну — и пойду в каюту.       Мысли в голове были такими же вялыми, как она сама: надо было попросить его проводить её? Или не надо? Или он и так проводит? А если нет, то она точно правильно помнит дорогу?       Бьярни снова глубокомысленно хмыкнул, присел перед ней на корточки — и успел расшнуровать один ботинок прежде, чем она спохватилась:       — Что ты делаешь?       — Надо же как-то помочь твоим ногам. Ты хоть не натёрла ничего?       — Вроде нет…       Ноги гудели от усталости, но боли, как бывает от растёртых мозолей, не было. И, между прочим, носки после полусуток ношения вряд ли могут считаться свежими. А Бьярни уже стащил с неё ботинок!       — Спасибо, но не надо, и так всё нормально, ну, почти нормально, но ты чего, я же полдня в этой обуви хожу, — выпалила она на одном дыхании и попыталась поджать ногу под себя, но Бьярни придержал её за лодыжку.       — А ты чего, птичка? У маленькой птички маленькие лапки… — он со смешком приложил ладонь к её ступне — и ладонь оказалась больше. Пощекотал кончиками пальцев пятку.       — Ничего, — Туури запальчиво фыркнула (и вовсе не потому, что ей щекотно!). Мысленно порадовалась, что освещение тут неяркое, так что если на щеках и выступил румянец, то это не будет заметно.       Ну и ладно. Не будет она возражать.       вовсе не потому, что ей нравится, когда он называет её маленькой птичкой       Бьярни осторожно разминал ступню, растирал, массировал, — подъём, бока, каждый пальчик в отдельности, — потом, закатав штанину, поднялся до икры — Туури тихо пискнула, потому что мышцу, оказывается, почти свело.       — Больно? — Бьярни приостановился, только чуть-чуть, легко и щекотно, поглаживал кожу.       — Нет. Чуть-чуть. Мышцу свело, но ничего, уже прошло, ты продолжай.       Определённо хорошо, что освещение тут неяркое.       Бьярни посмотрел на неё испытующе, и казалось, что несмотря на тусклый свет он всё равно видит её смущение, — и, может быть, ему нравится её смущать.       — Как скажешь, птичка. Как скажешь.       Точно нравится: ну что это за тон! Кто будет говорить с девушкой таким вкрадчивым тоном, если не стремится её смутить?       А Бьярни тем временем продолжил с коротким смешком:       — Кстати, я ещё не рассказывал, что мой первый рабочий день начался с того, что я опрокинул на кошку банку с краской?       Рассказывал. Даже дважды. Но сейчас Туури была готова послушать это и в третий раз.

июль 2021