Ордалия

— Когда-то давно, тысячи лет назад, люди воевали между собой небольшими группами, Дасти. И ценили личную доблесть и воинское мастерство. Оно определяло, можешь ли ты взять то, что захочешь, или же защитить то, что тебе дорого. Дасти Аттенборо неодобрительно наблюдал, как сложив руки за спиной, командующий вышагивает туда-сюда вдоль огромного панорамного окна. На столе дымилась чашка чая, пахло бренди и какими-то лекарствами. Отечное лицо и темные мешки под глазами у Яна свидетельствовали о том, что нормально спал тот очень давно. Руки адмирал сцепил так, что пальцы побелели, голос звучал глухо, спокойно и менторски. Вице-адмирал Аттенборо тихонько вздохнул про себя. Нервная обстановка последних дней и лихорадочной подготовки к битве сказывалась и на нем. В глаза словно насыпали песку, а запах бренди из чашки адмирала то усиливался, то ослабевал, будто накатывая волнами. — Люди выходили на судебные поединки друг с другом, например, защищаясь от обвинений или отстаивая чью-то честь. Что-то вроде дуэлей, которые в Империи кстати были распространены, случались еще при последнем из Гольденбаумов. Победитель считался правым перед лицом общества или богов. Ян остановился и по-совиному, не мигая, уставился на Дасти своими черными глазищами, как будто в ожидании вопросов. — Бред какой-то, — пожал плечами Аттенборо, усилием воли отгоняя сонную одурь. — Как может невиновность или правота зависеть от умения владеть оружием? Вообще же разные вещи. Это все равно, что сказать, что генерал Шенкопф всегда прав, а если не прав, то смотри пункт первый, просто потому, что он любого топором перемашет. — Ну не скажи, — задумчиво протянул Ян. — Он не рассказывал тебе, как адмирал Ройенталь схватился с ним врукопашную с одним ножом и без доспеха? — Да все уши прожужжал тогда в офицерской кантине. И потом еще… Почти восхищался этим разноглазым сукиным сыном, — в голосе Дасти против его воли зазвенели досада и злость. — Вот-вот. Восхищался. Шенкопф пришел за его головой и ее не получил. Хотя расклад был совсем не в пользу адмирала. Мне иногда кажется, что все имперцы, так или иначе, глубоко внутри себя верят в это. — Во что? — В судьбу, фатум. В приговор богов, если угодно. В древности это называлось ордалия. Почти безоружный и бездоспешный побеждал сильного и вооруженного, потому что правда была на его стороне. И боги даровали ему победу. На лице Дасти появилось растерянное выражение, за секунду сменившееся шоком от догадки: — Не хочешь же ты сказать… — Ага. Веришь или нет, но в Изерлонском коридоре кайзер Райнхард фон Лоэнграмм предлагает мне ордалию. Поединок флотов, гм… а не топоров. Согласно этой логике, если прав я, и демократия должна существовать, то докажу это с флотом, который в десять раз меньше его нынешнего. Так он рассуждает. — И уклониться от «поединка» мы не можем. — Естественно. Все равно, что сразу признать свое поражение на божественном суде. — Хм, ты поэтому поставил на то, что после этой, как ты там сказал… ордалии, он будет с тобой разговаривать про автономию, обмен Изерлона и все дела? — Дасти зло сощурился и тряхнул челкой, будто отгоняя муху. — Ладно, в конце концов, это твоя работа — понимать, что там у Лоэнграмма в голове. А у меня через полчаса совещание с логистами. Крейсера для этого вашего суда богов сами себя не починят, знаешь ли. Бумаги на подпись на столе. Ян смотрел, как за Аттенборо закрывается дверь, и затем тяжело вздохнул. Он не рассказал Дасти про тот вариант правосудия, в котором желающий доказать свою правоту прыгал в бурную реку или держал в руках раскаленное железо. И обычно тонул или впоследствии умирал от ожогов, оправданный посмертно. Дасти и сам прекрасно понимал, что о демократии Райнхарду возможно придется говорить уже исключительно с Ромски и эль-фасильцами. Потому что они тут считай что смертники. Впрочем, под Вермиллионом он тоже так думал. Ян тихонько хмыкнул про себя. Мистическое мышление — заразная штука. Выжить под Вермиллионом — это было так, будто река на божьем суде выплюнула его вместо того, чтобы честно утопить. «Признан виновным!» Но не боги отдали Райнхарду победу в той войне, а он сам. Никакой предопределенности. Яну показалось примечательным, что в настоящее время в богов открыто верят только терраисты. И не стесняются проводить волю Матери Терры своими руками, не дожидаясь ее личного божественного вмешательства. Чем хуже в Галактике идут дела, тем быстрее множатся их рекруты и поддержка. Проклятая война все упрощает, сводит к базовым настройкам. Только вот согласно всему этому вороху архаичных правил, если он, Ян, падет в бою, его долги и обязательства перейдут к приемному сыну. «Юлиан, в отличие от меня, неплохо машет топором лично, вот ведь удача-то», — саркастично подумал про себя адмирал, вспоминая Шенкопфа, их с Юлианом бесконечные тренировки и второе взятие Изерлона. — «Надо будет поговорит с ним о том, как мыслят такие, как Лоэнграмм. И сделать все, чтобы эти знания и умения Юлиану никогда не понадобились».