Многоцветье Микаэллы

Мягкий нежно-малиновый закатный свет преобразил коридоры. Выйдя из блока, Мики наконец-то почувствовала в Здании подобие мирного уюта, а не мистического трепета. Тени были густыми, но тёплого оттенка, а пронизанные закатным светом Серая Лестница и галереи вокруг неё выглядели тихими и дружелюбными. Розовое небо за окнами переходило в золото и зелень. Микаэлла, аккуратно вышагивая по ступенькам, немного полюбовалась им, несмотря на волнение перед предстоящим. Ноа ждала её: не успела Мики дойти до магазина, как Ноа, дав знак сквозь стеклянную стену с решёткой, сама вышла ей навстречу, тщательно заперла на ключ дверь и кивком показала обратно на лестницу. До Синего Зала они шли, держась друг от друга в десятке шагов, не торопясь и, конечно, вслушиваясь в звуки вокруг. На Ноа было всё то же синее платье, она держала руки в карманах и смотрела куда-то сквозь, не зажигая света. Осторожно перешагнув порог Зала, Микаэлла поняла, что загадочный обморок совсем перестал накатывать на неё: «С одной стороны, хорошо. С другой, не слишком ли я срастаюсь с этим местом? Ах!» Ахнула она, увидев, как прекрасно переливаются закатные лучи в том дальнем зеркальном коридоре, что вёл на Смотровую: там словно светился гигантский калейдоскоп из розовых и алых кристаллов. В обрамлении синего гранита было совсем великолепно. Даже Ноа на время замерла, но на вопросительный взгляд Мики — покачала головой. «Что же там такое?» — крутился в голове вопрос, пока Микаэлла поднималась по белой огромной лестнице с круглыми ступенями и глядя то в спину Ноа, то на коридор. Шли они, будто на бал: медленно, торжественно, в окружении мерцания… Холл-Путешественник Мики сначала было узнала: вытянутый, длиной метров в двадцать, с двумя рядами высоких резных белых колонн, верхушками упирающихся в барельефы под потолком, в дальнем конце — статуя на постаменте, справа от статуи — стена с лепниной. Но «сначала» длилось всего пару секунд. «Здесь статуя — определённо не бородатый профессор, и профессор розовым не светился, всё не в кумачовых тонах, а синих, а эта завеса!..» Микаэлла осторожно подошла к главному отличию: прямоугольной арке, закрытой полупрозрачной лиловой завесой до пола. Ткань слегка колыхалась, мерцая розовой и синей искрой. Слева и справа от арки были какие-то большие мозаики. Всё напоминало древнеегипетский храм Прищурившись, Мики разглядела за завесой ещё один зал с колоннами, розоватой статуей и… Аркой с завесой. За ТОЙ завесой — ещё один, едва видимый. И ещё…. От вида анфилады у Мики вдруг закружилась голова, будто она резко вышла на огромную высоту. Микаэлла отскочила от завесы и машинально спросила неподвижно стоящую в двух метрах Ноа: — Что это? — За Лиловые завесы мы не ходим, — Ноа слегка-слегка улыбнулась. — Я хотела показать тебе не их, а статую. — А здесь можно говорить? — даже шёпот казался Мики тут неприлично громким. — Здесь безопасно, но плясать и петь хором не стоит. Видишь свечение у оснований колонн и статуи? Это Свет. Тонкие розовые лучи действительно очерчивали контуры колонн, слегка бликуя на белом мраморе и синем граните, а свечение статуи позволило Микаэлле хорошо рассмотреть ей. На квадратном пьедестале высотой в метр стояло метровое же, розово-мраморное, изваяние девочки. Мики она сразу напомнила героинь Хаяо Миядзаки: открытый взгляд больших глаз, нежная смелая улыбка, прямые длинные волосы до лопаток и пышное, но без рюшей платьице, на голове — круглая шляпка. Девочке-статуе было лет 9, образ дышал движением и добротой. Розовый свет тонко лучился словно из самой сердцевины мрамора. Микаэлла улыбнулась и искренне сказала: — Потрясающе. Она самое очарование: огонь жизни сочетается с детской мудростью. Ноа встала рядом и, с огромной любовью глядя на статую, кивнула, нежно прошептав: — Это Руми. — Руми… — Микаэлла подумала, что девочке очень идёт это имя, но тут же её уколола быстрая и чёрная мысль. Язык прикусить Мики не успела: — Она жива? Тут же Ноа впилась в неё взглядом, как в богохульницу! И невероятно возмущённо прошептала: — Конечно, жива! Но она покинула нас. «Вечно ты выдаешь невпопад! Покинула? Это не вытеснение горя?!» — Мики судорожно думала, насколько опасна Ноа в гневе, но та успокоилась и продолжила. «Может, это и хотела рассказать?» — С Руми тут всё цвело и сияло. Но однажды она собрала нас и сказала, что она уже слишком взрослая, — Ноа со вздохом посмотрела на статую, в пол, потом — снова на Мики. — Мы устроили праздник, проводили еë на Смотровую, откуда Руми улетела… Раскрыв такие крылья! Мы махали ей вслед! Плакали и улыбались. Думали: что же, пришло время нового цикла… На этих словах Ноа замолчала и, поджав губы, застыла. Пока течение тишины не заставило Мики сказать, как бы в воздух, невзначай: — А я заметила, что во всех безопасных местах есть что-то детское. В моём блоке на стене рисунки, кошка — попалась в «Киндере», бассейн, которым я любовалась в детстве, спас. Ноа кивнула! Сначала медленно, потом быстро, как просыпаясь, потом сказала с той же нежностью: — Да. Думаю, это остатки её защиты для нас. — Она была вашим… Ангелом-хранителем? — спросила Мики, всмотревшись в личико статуи, словно ждала ответа от самой Руми. — Кем-то вроде, — Ноа сложила руки на груди и огорченно прошептала: — Вот что значит, «повзрослела»? Осталась бы с нами! Мы бы любили её любой! — Но… Нельзя быть вечно ребенком, — Мики очень тихо ответила и осторожно, но в глазах Ноа всё равно полыхнула злость, речь сбилась. — Может быть, — она чуть дёрнулась, но сдержалась. — Толку теперь… Руми не вернётся, а эта… Позорище… Мики навострила уши, но Ноа оборвала себя и сменила тему: — Но и Руми не всегда была с нами. Я хотела показать тебе еще и мозаику. Вот, у Завесы. В этой сиреневой синеве Микаэлла сначала не разглядела четыре картины, по две слева и справа от Завесы, сделанные инкрустацией разноцветного мрамора и перламутра в синем граните. Фигуры были обозначены чуть абстрактно, без мелких деталей, но были достаточно изящными. На первой мозаике был какой-то хоррор: розовая фигурка, замотанная в кокон, была подвешена за ножку под потолком, а снизу на нее скалился мерзкий монстр с длинными, странными руками и ногами, похожий на человека-ракообразное… И с лысой бледной головой, с черными провалами вместо глаз! Мики аж вздрогнула, узнав ЭТУ голову. С краю стояла, скорбно опустив голову в черной вуали, фигура в золотом плаще до пола. Через плащ шла черная полоса, будто трещина. Вторая мозаика была портретом в полный рост: беловолосая девушка в синем викторианском платье с черным корсетом стояла между заснеженными колоннами, на фоне стен и оранжевых огней. «Очень похоже на плакаты готик-альбомов в 2004 году!» — Микаэлла невольно улыбнулась и шагнула дальше, аккуратно пройдя мимо Завесы. И замерла. «Да тут была фэнтези-баталия!» — воскликнула про себя Мики, подойдя к третьей картине. На ней белокурая дева тремя белыми же, сделанными из прекрасного перламутра, лучами, исходящими из её рук, била вставшего на дыбы монстра в тело и голову. Перекошенный рот монстра был открыт чуть ли не до ключиц и напоминал «Крик» Мунка. Четвёртая же картина изображала триумф и «почти какую-то Мадонну»: героиня в синем гордо ступала вперёд, держа на руках девочку лет пяти, всю из розового кварца, которая с радостным лицом протягивала к зрителю руки. Микаэлла узнала малышку: — Это же Руми! Кто это её спас? Не вы? Мики ляпнула, в общем, наугад, по цвету волос и платья, зато Ноа впервые издала подобие смеха: — Хмм, нет. Но помогала. Затем Ноа замолчала, уставившись Мики прямо в глаза. По голубому блеску и прищуру, Мики поняла, что ей сейчас скажут нечто важное. — Её звали Линтария, — дружелюбно, но нервно перебирая пальцы на руках, держалась Ноа. — Ну, она так нам сказала. Она тоже пришла из города, посреди зимы. Ох, ужасной же зимы. — Ноа уставилась в пустоту и продолжила с тихим отчаянием. — Он тогда спустился из своего каземата и убил Джун!.. Мики поняла, что от этих речей спиной вжимается в колонну. — А наша пришелица металась-металась, а потом… Просто поднялась наверх и спустилась с Руми на руках?! Знаешь, как я была счастлива, увидев бронедвери на 19ом — наглухо закрытыми?! Плакала навзрыд! Мы обожали их обеих, но Лин ушла. Мозг Мики, облитый информацией, как водой, из которой он судорожно что-то вылавливал, смог выдать лишь: — Почему вы мне это рассказываете? Именно сейчас? Ноа снова как проснулась и, потерев руками виски, пожала плечами, переступила с ноги на ногу и ответила, как школьница перед завучем: — Ты живешь в её блоке. Это не просто так! Когда ты впервые пришла в магазин, то в лице у тебя была… Сила: ты была напугана, но не сломлена. Вдруг ты… Кстати, а как ты сюда попала? «Был отчаянный порыв, а теперь сдулся. И как ты зажимаешь пальцы, думаешь, не вижу? Что ещё у вас случилось?» Но ответила Мики вдруг честно и на духу, возможно, потому что и сама хотела вспомнить историю целиком: — Я с треском и скандалом вылетела с работы. Депрессовала, конечно, поэтому решила поехать к месту детства, развеяться, погулять вокруг. И… Оказалась внутри. Не помню, как. В ответ на неё взглянули с пониманием. — Да, так бывает, — Ноа всё нервничала. — И что ты будешь дальше делать? «Я читала фэнтези, дорогой экскурсовод. И детективы смотрела». Мики медленно подошла к Ноа и спокойно, но с нажимом и наклоном вперед, как в том кабинете, выпалила: — За рассказ спасибо! Я не знаю, куда попала, но, судя по книгам и твоим речам, должна сейчас сказать, что не Избранная и просто хочу домой, но потом прогнать Теней назад на За-Ха-Дум, надеть корону Домов Ландсраада и спасти Нарнию. Так вот. Домой я попаду. Если в процесс придется кому-то навалять — постараюсь! В воздухе и внутри Мики будто лопнула струна напряжения, её дыхание участилось, а Ноа странно и грустно улыбнулась в ответ: — Ты молодец. Ты как Дзо… Ноа оборвала себе и «заломила» себе пальцы» так, что смотреть было больно. — Кто? — Мики шагнула назад, отбросив прядь с лица. — Не важно, его тоже уже нет, — её голос дрогнул дважды. — Нам надо расходиться. — Да, — Мики, ловя момент, вдруг обернулась к мозаике, чтобы спросить: — В золотом плаще — кто-то из погибших? — Это Джун. Еë гробница — в Полночной башне. Мы всё собирались сделать большой памятный портрет, но не успели. — Как открыть двери? — Мики понимала, что заговорила слишком жестко, но не могла остановиться. — Они закрыты из безопасности, чтобы ОН не ушёл в Город. Пожарные выходы сумела открыть Джун… Пока жива была. Ещё что-то? Голос Ноа обрел силу, она явно тоже «ушла в оборону». Мики вдруг снова «увидела» огромные пустые темные холлы за их спинами: «Мы побили рекорд по болтовне. Но почему тихо?». — Где самые безопасные места? И как ходит автобус? — Здесь ОН нас не видит и не слышит. Но во все эти холлы вокруг в панике бегать нельзя, только в трезвом уме. Про бассейн и лифты сама знаешь. Ни в коем случае не заходи за Завесу и далеко в туман на Смотровой. Автобус приезжает из города, я не знаю про него. «Блин, а тут — почти ничего нового». Ноа направилась к мраморной лестнице. Мики послушно пошла следом, но у балюстрады снова спросила: — Почему он боится лунного света и не тронул тебя во дворе? Взгляд Ноа через плечо резкостью напомнил Мики её собственный и совсем не подходил к нежным круглым щекам и скромным косам Продавщицы: — Лунный свет для него, наверное, слишком живой. Боится. А меня ему — чего трогать? Я для него не опасна. Стою себе за прилавком. При этих словах Мики снова заметила темные круги под глазами Ноа и сухие губы. Ужасные подозрения мелькнули в голове, но озвучить их Микаэлла не посмела и вообще поняла, что сильно перегибает: «Она сломана. Даже если они в сговоре, не мучай её за сердце». Они тихо спустились по мраморной лестнице, как две лани тихо ступая и вертя головами, избегая Охотника. «Или Браконьера», — думала Мики, присматриваясь ещё и к движениям и выражениям лица Ноа. До Серой лестницы они добрались спокойно, и, молча кивнув головой и улыбнувшись на прощание, Ноа стала спускаться к себе. Но стоило Микаэлле увидеть её спину, вдруг согнувшуюся еще сильнее, и то, как нервно Ноа перебирала ногами по ступенькам, как её резануло очень душное чувство Западни. Позже, Мики не могла точно вспомнить, действительно ли почудился ей из «почти родного» коридора стук чего-то металлического об пол, или, может, мозг просто искал повода сделать что-то безумное, но что-то потащило её обратно к Синем Холлу. Сначала медленно, потом быстрее, наконец, она развернулась, и тихо, на цыпочках, побежала, мельком заметив, что за окном уже стемнело. «И к лучшему, Луна меня и защитит!» Поскользнувшись пару раз, Мики затормозила только у зеркального коридора, ведущего на Смотровую. Закатные краски исчезли, воцарилась синева. Девушка с вызовом впилась взглядом в ту пару десятков метров, которая вела в похожую, но поменьше, «шайбу», терявшуюся в темноте. Зато портик выхода — был сразу за ней! «Никаких развилок и открытые двери, так Феб сказал!» Резные панели между зеркалами переливались тускло хрусталём, гладь зеркал же не было видно. Микаэлла осторожно, как давеча на парапет за окном, поставила ногу вперед, готовясь сделать шаг и… «Господи, какая же ты глупая. В Здании, полном невесть чего и кого, ты идёшь мимо ЗЕРКАЛ!» Сердце забилось быстрее. Но Мики шла вперёд, как ребёнок, глядя строго на носки кроссовок. Через пять шагов затряслись и плечи. «Феб говорил не соваться сюда! — Довольно сидеть в блоке, как мышь в клетке, ожидая удава! — Будто под лазерными лучами в фильмах! — Вот и жди, когда тебя порежет ломтиками!» Но, хоть Мики и не защищалась Светом, шинковать дерзкую пришелицу никто не собирался. Не смея поднять глаза выше нижних рам и срываясь на шептание молитв, Микаэлла дошла до последнего зеркала. «Изучи обстановку. Раз ты здесь, темных пятен не оставляй!» — подчинившись своему же приказу, Мики стала медленно поворачивать голову в сторону. Сначала она в зеркале увидела свои джинсы, толстовку, затем — себя целиком, с расширенными глазами на бледном лице… Позади сужалась в бесконечности темная анфилада отражений. Мики-в-зеркале помахала ей чуть трясущейся рукой. «Синхронно, фуф!» Повернулась. Отошла в сторону. И за её спиной, в самом конце отражений, загорелся прямоугольник света, будто открытый проход. Мимо которого бодро, подпрыгивая, зашагало целой вереницей НЕЧТО. … Рухнув на холодный пол на живот, Мики зажала себе рот рукой и попыталась понять, ЧТО увидела: «Какие-то шагающие молотки, как в «Стене» Пинк Флойдов! Хорошо, что мимо идут, а не сюда! Уползай!» Протянувшись, как партизан, вперед, Микаэлла выкатилась в круглый зал с черно-белым полом. Круглый купол потолка был слабо подсвечен лампами. Вставая на ноги, Мики мигом забыла о зеркалах, потому что впереди — СИЯЛИ ЗВЁЗДЫ! «Совсем близко! Боже, двери действительно открыты!» Захотелось плакать: веки защипало, в горле стал ком! Осталось только пройти «шахматный» пол. Всего лишь. «По белым клеткам идти или по черным, ммм? Лучше всего — по краешку!» — подумала Мики. Оказавшись права! Потому что, когда пол под ногами исчез и джинсы по колено провалились в воду, она, цепляясь руками за стену, успела прыгнуть, почти кувырком, обратно в зеркальный коридор. Вытаращившись на плитку, Мики снова увидела неподвижный гранит, а вот мокрые джинсы и хлюпающие кроссовки не исчезли. «Считай, что тут всё реально!» Когда Мики носком кроссовка поковыряла ближайшую плитку, та осталась тверда, но стоило наступить на неё всей ступней — исчезла, выпустив из-под себя воду. «Очень интересно. Но я пройду. Воды я не боюсь, в детстве 4 раза тонула, но всякий раз упорно лезла в воду уже на следующий день… Кисик, твой выход!» В Синем Свете, подняв фигурку кошки повыше, Микаэлла рассмотрела, что некоторые белые плитки, как в ультрафиолете, слегка светятся по краям и насчитала таких 15 штук. «Они друг от друга недалеко, пройду, но что это вверху?» А вверху, высвеченное светом, пошевелилось что-то треугольной формы. Большое. Потолок холла был будто тонкой перегородкой, отделяющей Мики от Этого, но отступать Микаэлла не собиралась. Звёзды сияли слишком сильно. Глядя то на них, то под ноги, то вверх, Мики наступила на первую белую плитку и медленно перенесла на неё вес. И, едва выдохнув, поставила, чуть вытянув, другую ногу на следующую. Плитки выдержали, а вот взгляд Мики обрушился в бездну, куда следом чуть не улетел рассудок! Микаэлла очень любила море. Любила, глубоко нырнув у дальнего края пирса, выглядываться в прозрачную даль, что превращалась в таинственную бесконечную синеву. Но совершенно невыносимым оказалось стоять над бездонным океаном, балансируя на мраморных квадратиках. Океанская вода слегка плещется тебе на кроссовки, а свет от кошки высвечивает голубым метров десять глубины. Ниже которой — не абсолютный мрак, а зияющая синь, где… «Господи, там еще шевелится что-то! НЕТ! БЕЗ ПАНИКИ!» Но дрожь всё равно окатила Мики волной. Девушка не смела оглянуться, чтобы не потерять равновесие, оставалось идти только вперёд. Пошевелив фигуркой, она с облегчением увидела, что подсвеченные плитки всё еще виднелись в воде, но стали прозрачнее. Постояв, Мики смогла перейти на третью, стараясь ровнее дышать и чуть пригибаясь. «Правило трёх точек опоры! Не вырони кошку! И готовься опираться правой рукой на плитки!» Едва Мики это подумала, как звук удара, почти грохот, обрушился на неё сверху, опрокинув на «трехвереньки». Носом и подбородком Мики погрузилась в воду. Солёную. На глубине в сотню метров лениво проплыло что-то, похожее на ската. Замерев и очень осторожно подняв лицо к потолку, Мики сразу поняла, каково быть креветкой. Которую пытаются подцепить клювом. Гигантским клювом, в рост человека. Бьющим в прозрачный, почти невидимый потолок. К клюву прилагалась чайкоподобная голова, но Микаэлла не собиралась её рассматривать. Плитки шли не сплошной цепочкой, надо было тянуться и довольно широко переставлять ноги… Ей резко стало холодно. Переползая по плиткам, Мики потеряла ощущение пространства и времени, осознания себя. Остались только животный страх съедения — либо «птицей», либо тем, что утянет её под воду — и ужас, что другого края НЕ БУДЕТ. Тело Мики выгнулось по-паучьи, она ползла над океанской бездной, сгибая ноги, прогибаясь в спине, опираясь на ладонь правой руки и запястье левой, где пальцы намертво сжали светильничек. Его лучи выхватывали то песчинки в толще воды, то стайку рыб… Клюв ударял каждые несколько секунд, заставляя Микаэллу, не могущую зажать уши, до боли стискивать зубы. Она считала плитки и молилась, чтобы на свет никто не поднялся из глубин. На десятой плитке, одновременно с ударом сверху, на глубине открылись огромные круглые глаза. Глядя прямо на Мики. Рука от неожиданности соскользнула в воду по локоть. «Кальмар?!» — Убирайся! — закричала Мики уже вслух. Будто услышав, глаза медленно закрылись и исчезли во мраке. Это слегка приободрило девушку. На четырнадцатую плитку она довольно легко поставила руку, ногой нащупав тринадцатую. «Не сбивайся. Впереди обычный серый пол. Не испорть всё!» «Пятнадцать! Там твердый пол!» Пальцы Мики вонзились в гранит, ломая ногти и царапая пальцы. Мощным рывком выбросив своё тело вперед, Мики провалилась ногой в воду, на секунду наступив на что-то большое и скользкое и услышав звук, будто клюв попал по воде. Крепко зажмурившись, она упала на бок — на твёрдое! — и откатилась подальше. Раздался плеск, но Мики лишь сильнее вжималась спиной в пол, подрагивая уходящего страха. Кажется, прошла пара минут, прежде, чем Микаэлла смогла открыть глаза. Дикие игры с цветом, светом в Здании истощали ей восприятие. Даже красота тут была чрезмерна, а явление океана посреди университетского холла заставили её просто ненадолго отключиться. Но, как и в лифте, вскоре Мики открыла глаза, поизучала лепнину на потолке и, шепнув «Аллилуйя», рывком поставила себя на ноги. И не удивилась, обнаружив справа обычный гранитный круглый холл с шахматным полом и штукатуркой на потолке. А слева… Были звезды. — Моя награда? — прошептала Мики, глядя на них. Здесь тоже были двойные, очень толстые, со стеклянными окошками, двери. Но они. Были. Открыты. Словно их что-то заклинило: одни настежь, другие наполовину. Чистый, прохладный воздух ворвался в грудь. Правая щиколотка заболела, Мики шла медленно, но шла упорно, как измученный пустыней путник к роднику. Лучи светильника упали на мощные квадратные колонны портика, вокруг Мики заплясали их тени. По её щеке пробежала слеза. И вторая, и третья, когда Микаэлла вышла под сверкающее звездами бархатное весеннее небо. Впереди расстилалась вытянутая площадь с отключенными фонтанами, парком по бокам и Смотровой далеко впереди, примерно в пятистах метрах. По краям площади стоял густой туман. Но небо… Мики зачарованно уставилась на переливы созвездий, которые она никогда не видела в городе, только в горах или в планетарии. Луны не было видно, она светила с другой стороны Университета. «Я вырвалась!» — Мики улыбалась себе, пусть мокрая одежда предательски холодила. — «Прорвалась дальше!» Но вскоре девушка улыбаться перестала. «Где огни города? Где засветка? И кто там ходит в тумане слева?"