Там, за скорлупой

      Кто может с точностью сказать, как развивается мозг до рождения?       Что чувствует человеческое дитя, находясь внутри матери?       Что чувствует — драконье, внутри яйца?       Нам этого не узнать наверняка. Не вспомнить.       Одно можно сказать с уверенностью: чувства и ощущения всегда в какой-то степени предшествуют пониманию.

***

      Сотни голосов, сливающихся в беззвучный гул, в нежное жужжание, полное заботы и надежды, шептались вокруг — в ее голове — еще до того, как она смогла осознать их, и себя, и уж тем более — что-то начать понимать.       Невесомая сеть, блики на песчаном мелководье, туго переплетенные лучики мыслей…       Сознание Вейра. Сознание улья.       Волны телепатии, эмпатии — внимания и заботы старших драконов — оплетали кладку с тех самых мгновений, когда первое из яиц легло на горячий песок. Если не раньше. Наверное, раньше. С брачного полета матери-королевы? С ожидания его?       Они, маленькие дракончики, начали жить и мыслить, плотно окутанные этими мыслями и чувствами — дышали ими, росли из них, как цветы растут из земли. Цеплялись и тянулись, учились и подражали.       Мир, которого они ещё не видели своими глазами, проникал к ним бессчетными образами и отголосками, раздробленный на сотни голосов сородичей. Но так повелось издревле, и это не мешало, не путало — драконы были приспособлены к такому всегда. Сколько существовал род драконий (и дольше).       Сотни беззвучных голосов, одновременно звучащих со всего Перна. Множество дробных картинок, которые видят одновременно — для того, чтобы мозг собрал из них нечто единое — драконьи фасетчатые глаза… Людям этого восприятия мира никогда в полной мере не представить, не понять. Разве только некоторым всадницам.       Волны заботливых мыслей от старших обитателей Вейра достаются всем малышам, без исключения. Драконы Вейра — это одна большая, очень тесно связанная семья.       И так, не появившись еще на свет и не видев еще ни Вейра, ни неба, ни единого дракона или человека, дракончики с древних времен обретают свои имена, характеры, узнают основы человеческого языка.       Но не ко всем, кто растет за скорлупой, отношение равное.       Телепатическая сеть драконов подобна не то кружеву, не то гобелену… Но строится она вокруг центра, от центрального золотого звена. Самого чуткого — как паук в центре паутины — и самого сильного и крепкого.       Только лишь кладка яиц легла на горячий песок — немых яиц, с едва сформировавшимися зародышами, чьи нервные системы находились ещё на самых ранних стадиях развития, — как стало очевидно, кто из этих нерожденных дракончиков вскоре станет для Вейра новым центром… и новой надеждой.       Ещё не родившись, она уже была королевой.       Единственной — с тех пор, как навсегда замерла Неморта.       Единственной королевой Перна.

***

      Площадка рождений и скальные уступы над ней гудели радостью — и почти неслышным за ней ужасом.       Хрупкая девушка в белоснежной тунике замерла, глядя на новорожденного дракончика. Дракончика с чудесными переливчатыми глазами и окровавленными когтями на одной из передних лап. Дракончика, с которым отныне была связана узами, теснее которых ничего нет и не может быть. Самочка выгнула шею, чтобы заглянуть Лессе в лицо. Она, Рамота, ужасно голодна! Она так долго находилась в яйце — совсем без пищи! Лесса, поражённая, пожелала узнать, откуда золотистое существо знает своё имя. «Как же я могу не знать собственного имени, — ответила Рамота, — ведь оно принадлежит мне и никому больше!».