paper or doll

— Кажется, будто ты делаешь все, чтобы меня потерять.       Йечану больно слышать эти слова. Они звучат слишком громко в вечерней тишине приморского городка, режут слух, проскальзывая куда-то внутрь. Он чувствует её руку в своей. Чувствует, как её пальцы отчаянно цепляются за его пальцы. Он видит это, когда опускает голову, ловя очередной поток теплого воздуха в своих коричневых волосах. Море неспокойно, опрокидывает волны на сонный берег. До набережной долетает его протяжный гул. Оно отчаянно пытается напомнить о себе. Йечан чувствует себя морем. Которое способно только на то, чтобы немо бросать волны и от бессилия выть, бесконечно и одиноко.       Да, Йечан одинок. Даже тогда, когда её губы касаются его губ. Даже тогда, когда он сжимает её руку в своей. Даже когда отвечает на поцелуй и кладёт руку ей на талию. У него не осталось слёз, только застывшая еле заметная улыбка, прячущаяся в уголке губ. Йечан боится потерять и её, боится, что она разобьется. Поэтому цепляется за чужую футболку, сминая складки на спине. Отчаянно, крича о боли, но не позволяя улыбке сползти с лица.       Он должен постоянно доказывать, что ему важно быть рядом. Что _она_ важна ему.       Он не помнит, когда понял, что стал куклой. Куклой, которой играют так, как захочется. Которую любят только тогда, когда с ней интересно играть. Он забыл, когда смирился с этой ролью. С ролью бумажной куклы.       В этом мире у каждого есть своя половина. И Йечан ненавидит этот факт. Ненавидит тот факт, что стал чьей-то половиной. Ненавидит, что, став чьей-то половиной, не нашёл свою, а так и остался нецелым. Он может лишь сминать чужие губы, не чувствуя ничего. С каждым объятием всё больше отдавая себя, способность любить, способность чувствовать, способность _быть_.       Он смотрит ей в глаза. Они смеются, переливаются от света придорожных фонарей. Он не может сказать в эти глаза, что не любит. Что хочет потерять. Что хочет больше не видеть. Что хочет забыть, оставить. Не может, потому что не имеет права. Потому что на его запястье высечен такой же шрам в виде молнии, как и на девичьем тонком запястье.       Море, кажется, чувствует его. Йечан понимает это. Его тянет туда, в эту черноту, смешивающуюся с небом. Он смотрит туда, откуда прибегают волны цвета смолы. Они бурлят, выплевывая пену. Йечана начинает мутить. — Я так счастлива, что нашла тебя.       Молчит. Хочет исчезнуть, сплетая их пальцы. Почему же ему было больно слышать её слова? Потому что он отдал всего себя. Отдал всё, стал куклой. Бездушной, пустой бумажной куклой, позволяющей делать из себя кого угодно, пририсовывать к себе какие угодно эмоции. Он забил свои эмоции далеко в себя, но даже при этом… Остался настолько очевидным?       Она улыбается, заглядывая в его глаза, тянет его дальше по пустой узкой набережной, заставляя его отлепить взгляд от моря.       В этой шуршащей тишине Йечану кажется, что он отделен от мира. Отделён от мира, где у каждого есть свой человек. Почему он не чувствует ничего? — Ты — моя половина.       Йечану кажется это пыткой. Кажется, что _она_ делает все, чтобы разбить тонкое стекло его очевидности и увидеть, как из него вытекает боль. Он снова кривит уголок губ. Улыбаться с каждым разом все больнее. Поэтому улыбка становится не более, чем просто кривизной. …       Но вряд ли _она_ знает, что каждый раз, когда Йечан остается надеине с собой, он расчесывает запястье, в которое все глубже и глубже вживляется шрам. Он тихо стонет от бессилия, утыкаясь лбом в холодную стену комнаты, пока в голове набатом бьют слова: «Когда ты сделаешь мне предложение?». Он до последнего надеется, что никогда. Отрывается от стены, устремляя взгляд в темноту комнаты. Пустой, одинокой комнаты среди таких же одиноких комнат большого дома. Кажется, в этих комнатах живут «правильные», те, чьи запястья не чешутся, те, кто не хочет исчезнуть просто чтобы не заставлять себя любить.       Почему Йечану больно? Почему именно он, Йечан, должен терпеть эту боль ради _нее_?       Чтобы _она_ была счастлива.       Это он твердил себе, когда увидел одинаковые шрамы на их запястьях несколько лет назад. И с тех пор, все эти года, он отдавал себя без остатка. Целовал, старался любить, потому что запястья. Просто потому что они. Просто потому что _она_ любила его по-настоящему. А он чувствовал себя бракованным. Чувствовал себя ошибкой. Жалел, что именно он достался _ей_.       В темной комнате он чувствует себя скомканной бумагой, брошенной в угол. Чувствует себя тем, кого выжали без остатка, кого измяли, не оставив ни единого ровного места на поверхности листа. Сделали из него куклу, за которую решается все.       Йечан благодарен, что никто не может прочитать его мысли. Благодарен, что ему пока что удается избегать темы женитьбы несмотря на то, что шрам практически зажил. Это значит, что печать уже поставлена. Что это его судьба. Но он отчаянно пытается сопротивляться. Отчаянно кусает губы, зарываясь пальцами себе в волосы. Отчаянно немо кричит, выдавливая слезы, пытаясь почувствовать что-то сам, пытаясь понять, способен ли он вообще чувствовать что-то, кроме боли. — Я люблю ее, я люблю ее, я люблю ее, я люблю ее. — цедит себе под нос бесконечно, прожигая взглядом пустоту. Читает, как мантру. Просто потому что должен. Обязан.       И так каждый день, когда он остается наедине с собой. Каждый. День. Каждый день, пока волны бьются о берег, пока светит солнце, пока _она_ улыбается, пока их ладони сплетены пальцами.       Он пытается. Он старается. Пытается осознать, что он всего лишь кукла. Но продолжает спрашивать себя:       «Почему я не чувствую ничего?»       «Это же не может быть ошибкой?»       «Это наказание?»       «Но за что?»       Спрашивает он снова и снова в мыслях, то и дело отводя взгляд, пока они с _ней_ идут по тротуару. Пока она держит стаканчик с холодным латте, Йечан молчит, чувствуя, как тепло ее ладони прожигает его ладонь. Невыносимо. Больно.       Однажды он пытался сказать, что не любит. Что не любит несмотря на то, что появился шрам. Но это обернулось провалом. Он не может забыть _ее_ взгляд в тот момент. Она смотрела прямо в его душу с укором, с остротой, что острее ножа. А в его душе бултыхалось море, в котором _она_ тонула. В _ее_ же глазах он не видел ничего. Видел только темные зрачки, которые царапали его взглядом.       Поэтому и сейчас, идя по тротуару, он отчаянно прячет взгляд, чтобы не смотреть ей в глаза. Пытается найти море, но не находит. Пытается услышать его, но не слышит.       Он хочет просто раствориться в нем, как тает бумага в воде. Он же бумажная кукла. — Ты не смотришь на меня.       «Я не могу» — Почему ты молчишь?       «Я устал» — Любишь меня? Почему не говоришь это?       «Ненавижу тот факт, что не люблю»       Йечан молчит, сжимая ее ладонь, чувствуя, как щиплет запястье. Кидает взгляд на _нее_, видит на ее лице счастливую улыбку. Он уверен, что она тоже чувствует это. И она счастлива, потому что это значит, что они окончательно скреплены друг с другом печатью. Она зажила.       А Йечан рвется изнутри. С тем самым противным звуком разрывающегося листа. Он чувствует, как его душа кровоточит. Как сердце пропускает удары, как к горлу подступает ком. — Теперь точно навсегда, Йечан~а! …       Гулом пролетает пустота, разбиваясь о волны. Йечан сжимает в руке квадратную черную бархатную коробочку, прожигая взглядом холодный горизонт. — Может, я чего-то не помню? — спрашивает у него тихо.       Море вздымается под тяжестью ветра, недовольно бросает волны на берег. — Я понимаю тебя. — отвечает ему Йечан. — Но ты, понимаешь ли ты меня?       Море взрывается очередным шумом и снова откатывается от берега, размазывая пену по песку. — Ты же должно помнить, верно. — спрашивает снова у шевелящейся мокрой пустоты, в которой отражается серое небо.       Да, море помнит.       Оно помнит, когда Йечану было четырнадцать лет. Когда он пришел на холодный ноябрьский берег и снял обувь, опуская стопы в мокрый песок. Оно помнит, как Йечан долго слушал его волны. Тогда в голове этого мальчика была тишина. Тогда прядки его волос послушно игрались с ветром. Тогда в его глазах отражалось небо.       Море помнит, как это мальчик начал с ним говорить. Его голос был тихим, но без хрипа. Мягким, но уверенным. — Море, я хочу, чтобы меня любили. — говорил он.       А море слушало. — Говорят, что только если сам полюбишь, получишь любовь в ответ. Но я не хочу так. Я не могу любить. Я не умею любить.       Море бросает волны к его ногам. — Так моя мать всегда говорит. Говорит, что я не способен любить, как и отец. Море, это правда?       Море подбирает под себя пену, переваривая редкие камешки. — Куклу любят просто за то, что она кукла и с ней можно играть. Но мать меня не любит. Я для нее даже не кукла. Ей неинтересно со мной. Она боится меня.       Море снова посылает волны, касаясь его кожи холодным дыханием. — Почему я не могу быть хотя бы куклой. Я хочу почувствовать любовь. …       Сейчас в глазах небо тонет. Проваливается душу, заполняя ее серостью, смешивая эту серость с болью, закупоривая, как клеем, все чувства. Йечан снова говорит с морем. А море все так же шуршит. Шуршит, отчаянно пытаясь напомнить ему о его желании. Стать куклой. Почувствовать любовь. — В этом мире нельзя по-другому? — спрашивает Йечан, убирая коробочку в карман брюк.       В его волосах ветер путается, локоны сопротивляются. — Море я хочу быть как ты.       Оно шумит, несет свои воды от горизонта к твердому берегу, а потом снова забирает их себе. Играется, дразнится. Йечану кажется, что море издевается.       Он смотрит на свое раскрасневшееся запястье. Видит неровную линию. Смотрит, пытаясь отделить ее от красноты кожи.       И понимает, что это не молния.       Это волна. — Я всегда ждал чего-то большего, верно. — говорит еле слышно, давясь соленым ветром. — Море, почему. Море, почему я страдал столько лет.       Воды несутся, забирая в себя воздух. Воды шумят, пытаясь заглушить мысли Йечана. Ветер пытается смахнуть его слезы, но парень закрывает лицо ладонью, пытаясь вдохнуть.       Задыхается в слезах, оглушенный опрокидывающимися волнами. Он слышит, как шипит пена. Чувствует, как по запястью ползет нить, разъедая кожу, вырисовывая невероятной красоты линию, завивающуюся к локтю. Он округляет глаза, подворачивая рукав рубашки.       Шрам быстро белеет, врастает в кожу. Но Йечан не чувствует боли.       Море затихает, слышится голос чаек. Кажется, впервые парень различает их голос на фоне волн. Он поднимает взгляд к немому горизонту, роняя слезу на песок.       Море выгравировало на его руке его боль. Красивую боль, которая была похожа на поток ветра, заставляющий терять дыхание. Боль, похожую на то, что чувствует берег, когда на него обрушивается соленая вода.       Море нарисовало на этом смятом листе нечто, что теперь подарило ему смысл. Нарисовало надежду, показало, что все это был не конец, а лишь долгий путь, который нужно было пройти.       Ветру удается высушить слезы на его щеках. Йечан накрывает ладонью руку. И понимает, что его любили просто потому, что его запястье было похоже на _ее_ запястье. На деле же он просто все это время ждал самого себя. Ждал своего времени. Терпел боль, чтобы эта боль превратилась в волну от запястья до локтя.       Йечан хотел почувствовать любовь к себе со стороны. Море же хотело, чтобы Йечан не стал куклой, которой хотел стать, а почувствовал любовь в себе. Просто для этого нужно было больше времени. Больше сил. Больше самого Йечана.       Море протягивает ему свои волны. Йечан снова снимает обувь и опускает стопы в мокрый песок. — Прости. — шепчет морю. — Что был нетерпелив. — Люби. — шепчет море ему.