Сквозь смех и слёзы

      На выходе из горного туннеля отряд Лив встретила кучка гоблинов. Сказали, что ждут проводника, который проведёт их через проклятые земли к Лунным башням. Лив решила подыграть и назвалась Верной. У этого проводника должен быть лунный фонарь, надо бы его забрать. Гоблины предупредили, что проводник — существо нервное и требует уважения. Если что ему не по нраву придётся, так всем крышка. Но когда на зов явился уродливый драук, Лив истерично расхохоталась.       — Несущий свет? Это ты-то? Насмешил! — прокричала она, указывая на драука с лунным фонарём. — Несчастный. Тебя все обманули. Сначала Ллос, а потом и Абсолют. Её нет, бедняжка, — участливо произнесла Лив. — А ты просто безумный уродец. И ты подзадержался на этом свете.       — Замолчи! Я избранный! Я вырву тебе язык за оскорбление БОГИНИ! — взревел паук и бросился на отряд.       — Я тебя умоляю, не грохни фонарь! — провыл Астарион, на что Лив засмеялась ещё громче. Есть такой соблазн… если и бросать вызов проклятью, то по-настоящему.       Но фонарь в итоге отбил Гейл, а Лаэзель и Карлах вспороли драуку брюхо. Лив снова ничего не почувствовала, стоя над поверженным врагом. Бой окончился слишком быстро. Гоблины прижались к воткнутым в землю факелам и с ужасом уставились на отряд. Лив посверлила их бесстрастным взглядом какое-то время, а потом ухмыльнулась.       — Астарион, вот и твой обед, — пропела она, указав остриём меча на жалких тварей. — Стоит ли нам их связать и забрать с собой в качестве припасов?       — Ты с ума сошла?.. — поёжился вампир.       — Ну а что еде зря пропадать? — развела она руками. — Одного можешь выпить сейчас, а остальных… когда вновь проголодаешься.       — Т-ты что несёшь, дроу? — взвизгнул кто-то из гоблинов.       Лив увидела, что все они были отмечены светящимся знаком. И она воспользовалась властью, которой её наделила личинка, чтобы приказать:       — На колени.       Гоблины бухнулись синхронно.       — А теперь молите, чтобы вас определили про запас.       — У-умоляем…       — П-пжлста!..       — У-у-у…       — Хватит! — прорычал Астарион. — Что за убогая сцена?! Зачем ты это делаешь?       — Потому что могу, — с улыбкой ответила Лив. — А что, тебе вдруг гоблинов жалко стало? Им-то никого не жалко. Они бы и тебя к крылу мельницы прикрутили с удовольствием. И кишки бы выпустили, а потом вместо бус на себя наматывали.       — М-мы б-бы н-никогда… — заикнулись гоблины.       — Молчать! Шагом марш — подальше от света.       Морды у них испуганно вытянулись.       — Пошли! — приказала им Лив. — Бегом! Обгоняя друг друга! Во мрак!       Гоблины повиновались с остекленевшим взглядом, когда же тишину вечной ночи разодрали их крики, Лив обвела взглядом всех в отряде. Спутники переглянулись с опаской. Надо же, не одобрили её выходку! А Лив наплевать, о чём они думают. Все они здесь погрязнут в отчаянии. Возможно даже, что все они обречены. Уже. И пришли сюда, чтобы глупо сдохнуть.       Лив взяла фонарь, рассмотрела. Внутри сидела пикси. И душераздирающе орала. Требовала, чтобы её отпустили. Лив слышала, что пикси может наградить, а может и зло подшутить, ничего не дав за своё спасение.       — А теперь мы пойдём сквозь тьму, куда глаза глядят, — проговорила Лив и подняла фонарь повыше. — Кто отстанет, тот сам дурак.       — Твои шутки нравятся мне всё меньше и меньше, — проговорила Карлах.       Лив снова посмеялась. Она не шутила.       Итак, они бредут сквозь владения Шар, богини не только мрака, но и потерь. Странно, но Лив ощутила её присутствие не хуже Шедоухарт. И не просто присутствие, а будто брошенный на неё взгляд. Верно, к Шар обращаются те, кто перенёс страшную потерю и не могут сжиться с болью. Те, кто не могут эту боль ни перерасти, ни преодолеть. На что они надеются? Со слов Шедоухарт, Тёмная леди принимает в свои объятья всех несчастных, ей отдают боль и получают покой. Но Лив не верит, что всё на самом деле так. По её мнению, ищущие утешения отдают Шар намного больше того, что даёт взамен она. Но всё же Лив очень любопытно, каково освобождение от боли и бремени, которое дарует Шар? Не оно ли воплотилось в проклятье? В пространстве без света и надежды. Всё вокруг пусто и мёртво под пологом её тьмы. Тут холодно. И чёрный ветер разносит запах безнадёги. Настолько уныло, что вновь хочется смеяться.       Однако воспоминания Лив чуть прояснились, стоило погрузиться во мрак. Она потеряла нечто очень дорогое. Будто разом огромный кусок от неё отрезали. Оборвались все связи, все ниточки и мосточки, связывающие её с миром и желанием жить. Было очень больно. Но потом вдруг… исстрадавшись, Лив захотела всё отпустить. Освободиться. Ничего более не брать в голову. Не страдать. И ей почти это удалось… Теперь эмоции носятся вольными ветрами, залетая в пустое тело и вылетая. Больше не будет боли. Вместо сердца у неё чёрная дыра.       

***

      «Она окончательно свихнулась», — с ужасом подумал Астарион, идя следом за Лив.       Казалось, что окружающая тьма одинаково давила на всех. Даже ему, вампиру, привыкшему к теням, здесь было неуютно и страшно. Но не Лив. И то, что она не испытывает страха, пугает Астариона всё больше и больше. Как и этот её безжалостный смех. Что у неё в голове? И не пора ли сместить эту ненормальную с поста лидера? Пока она всех не угробила. Судя по напряжённым взглядам, которыми Астарион обменялся с Гейлом и Карлах, ход их мыслей был примерно таким же.       Какое-то время отряд блуждал во мраке и сражался с монстрами, стараясь не прислушиваться к тревожным звукам, скрипам, вздохам и шёпоткам. Когда они вошли в заброшенный город, факелы погасли. Все кучнее собрались вокруг Лив. К счастью, она отдала фонарь Карлах. И все выдохнули с облегчением. С Лив сталось бы ещё разбить его, чего доброго. Просто потому что она «могла это сделать».       — Внутри кто-то есть, — проговорила Карлах, указав на здание таможни. — Я слышу тяжёлые шаги. И звон.       — Но нам ведь нет нужды лезть в каждое здание? — спросил Астарион.       — Боишься? — вкрадчиво спросила его Лив и нагло ущипнула.       Ещё пара таких выходок и он оторвёт ей руки! Перед выходом в проклятые земли Лив не только продолжила спать в его палатке, но и вновь стала к нему приставать. И больше Лив не позволяла ему доминировать в постели. Астарион ощущал себя её собственностью, к которой прикасаются как хотят и когда хотят, не заботясь о том, что чувствует и хочет он. Однако он боялся ей возразить и только после этой отвратительной сцены с гоблинами понял, почему. Эта сумасшедшая дроу и правда легко избавится от него, если он её выбесит. Она опасна. Но и сильна. В этом вампир тоже убедился, наблюдая за её поступью в проклятых землях. Лив вела себя так, будто решила и в лицо проклятью посмеяться.       — А я вот слышу, что в здании таможни звенят монеты, — продолжила Лив. — Вдруг настоящие?       — Наплевать! — огрызнулся Астарион и схватил её за руку, не дав отойти.       Лив с интересом уставилась на его руку. Что ж, с таким взглядом, пожалуй, чужие руки отсекают, но Лив задорно улыбнулась и шагнула к нему, обняла и задрала голову, чтобы посмотреть Астариону в глаза.       — А ты милый, когда волнуешься, — сказала она. — И такой осторожный.       — Радость моя, я бы не прожил двести лет, если бы был неосторожным, — немного натянуто улыбнулся он в ответ.       Лив схватила его за воротник и заставила нагнуться к ней, после чего прошептала на ухо:       — Хочу тебя прямо сейчас.       Астариона мороз продрал по спине. Чокнутая!       — Сейчас не время! Хватит так шутить!       Лив притянула его ещё ближе и поцеловала. Астарион вздрогнул, заметив в её глазах бирюзовые отсветы, но на поцелуй ответил. Нельзя её потерять, никак нельзя. Не сейчас. Лив прикусила ему губу, до крови, облизнулась и оттолкнула его. Вампир опешил. Что она только что сделала?..       По необъяснимой причине никто из отряда тоже до сих пор не оспорил её лидерства. Может быть, Лив такой же стылый и парализующий страх вызывала и у всех остальных? Сейчас все хмуро наблюдали за ними и молчали.       «Что же с тобой происходит? Во что ты превращаешься?»       Они прошли город насквозь и упёрлись в забор кладбища, раскинувшегося вокруг местной больницы. Их привлёк знакомый детский голос.       — Кто-то на проклятом кладбище просит о помощи детским голоском, — усмехнулась Лив и всмотрелась в темноту за оградой. — Нужно проверить! Путешествие идёт слишком скучно.       — Прости?.. — не выдержал Гейл.       — А вдруг там и правда кто-то, кого мы знаем? — всё ещё веселясь, спросила Лив.       — Долго же этот кто-то там продержался, среди мрака и теней, в самом сердце проклятых земель, — крайне скептически проговорила Шедоухарт.       — Но нельзя же отбрасывать такую возможность… — заикнулся было и Уилл.       Астарион схватил Лив под руку и оттащил от ограды.       — В таком-то месте лучше держаться подальше от любых подозрительных голосов, — мрачно проговорил он.       «У меня мороз по коже от этого места! Ноги моей там не будет!»       Но Лив вдруг вырвалась из его хватки, а затем и освещённую фонарём область покинула. Вокруг неё плетями поднялись тени, а затем Лив просто пропала.       — Что за…       — Какого…       — Это теневая телепортация! — первым опомнился Гейл. — Хотя ума не приложу, как она это сделала… Не замечал… или не знал, что она владеет таким заклинанием.       — Нужно её найти! — метнулась с фонарём Карлах. — Пока эта балда не стала тенью!       «Или кем-то похуже», — передёрнув плечами, подумал Астарион. Чутьё кричало об опасности, но он не понимал, что же на самом деле происходит с Лив.       Они ворвались в больницу, увидели перед собой жутковатого вида нежить-медсестёр в чепцах, надвинутых на глаза и нос, и приготовились к бою, но их вежливо попросили встать в очередь на приём к доктору и не шуметь. От этого все опешили ещё больше, только Астарион нашёлся, что сказать:       — Да вы посмотрите, как я исхудал! Не могу я в очереди торчать!       — Ох, и бледность-то какая мертвенная! — в ужасе проговорила медсестра, каким-то образом присмотревшись к нему. — Срочно к доктору. Прямо и в амфитеатр. Спасение близко.       Не было никакой уверенности, что они обнаружат Лив там: в больнице было до ужаса тихо, если не считать бормотания медсестёр и чьих-то приглушённых расстоянием криков. Но если эта чокнутая просто больше не может смеяться…       Астарион отогнал от себя эту мысль и первым ворвался в амфитеатр, на ходу прислушиваясь к голосу и воплям. Перед глазами предстала жуткая картина. В центре зала стоял операционный стол, к нему был прикручен какой-то ещё живой бедолага, весь истерзанный и окровавленный, а вокруг него «на лекцию с практикой» собрались медсёстры и доктор. Доктор — двухметровый некротический уродец на механических ходулях, — вальяжно вышагивал туда-сюда перед операционным столом и разглагольствовал об учении Шар, а в первом ряду за партой преспокойненько сидела Лив и задавала какие-то вопросы до жути серьёзным тоном. Отряд опешил.       — Ещё студенты? — воодушевлённо спросил доктор.       — Да они аудиторией ошиблись, не обращайте на них внимание, доктор. Лучше скажите, в чём состоит ваше лечение? Отрезаете беспокойство? Вскрываете страсть? Сцеживаете надежду?       — Я дарую высшую милость Шар. Сёстры, скажите мне, в чём заключается истина Шар? — обратился он к помощницам.       — В отсутствии, — монотонно прошелестели они.       — Верно, — похвалил он их. — Отсутствие есть излечение! Если свет — это надежда, то во тьме кроется отсутствие. Надежда — это болезнь. Её следует удалять, как опухоль, дабы не манила и не мучила пациентов, — сказал он и непринуждённым движением выколол «пациенту» глаза. Судя по слабым воплям, кричать этот бедолага уже устал.       — Что за ужас тут творится?.. — содрогнулся Гейл.       — Он маньяк, прямо как Касадор, — с омерзением отметил Астарион. От запаха застарелой и грязной крови его замутило.       — В теории он прав, конечно… — проговорила Шедоухарт, с трудом сохраняя невозмутимый вид.       — Нужно положить конец этому издевательству! — Уилл обнажил рапиру.       — Но всё же, доктор, — продолжила Лив, подперев голову руками, — я не понимаю, как именно вы лечите. И вашим ученицам тоже нужен пример. Кто, как не вы, сумеет развеять мрак невежества?       — Что она делает? — спросила Лаэзель.       — Предлагаю ей не мешать… — тихо ответил Астарион, наблюдая за гротескной и уродливой сценой.       — Покажите мне истинное отсутствие, доктор! Чтобы я уверовала и тоже захотела исцелиться! А ваши последователи должны на ком-то практиковаться. Послужите примером.       — Что ж, как я могу отказать такому рвению, — развёл руками доктор.       Астарион до последнего не верил, что доктор послужит примером. Однако он прирезал пациента, сбросил его со стола и улёгся на него сам, велев сёстрам приблизиться и сдать экзамен. После того, как забрызганные фиолетовой кровью медсестрички забили своего доктора и мирно разошлись по больнице, Лив коротко и крайне зловеще рассмеялась, поднявшись из-за парты.       — Спасибо, доктор. Забавное вышло представление, — проговорила она, чуть наклонившись над телом уродца. — А теперь посмотрим, что полезного у вас было при себе.       — Она… и правда совсем… свихнулась? — шумно выдохнув, тем не менее тихо спросила Карлах.       — Как ты уцелела? — спросила Шедоухарт, с подозрением осматривая Лив.       — Защитила себя от негативной энергии.       Карлах посветила на неё фонарём, но ничего странного в её внешности не проявилось, никаких следов проклятья.       — Давайте побыстрее отсюда уйдём, — взмолился Гейл, стараясь не смотреть на изувеченные трупы.       — Пошли, — легко согласилась Лив и забрала у Карлах фонарь. Удивительно, та не стала спорить, но уже через миг выглядела удивлённой и будто бы не поверившей в то, что позволила чокнутой дроу забрать спасительной источник света. — Мне кажется, что здесь есть ещё что-то интересное.       Лив вывела отряд через задний вход на кладбище, а с него на тропинку, ведущую к угрожающего вида усыпальнице. Насчёт чего-то интересного Лив не ошиблась: у входа в усыпальницу стоял Рафаил. Услышав, как дьявол читает стихи, Лив оглушительно расхохоталась. Рафаил поморщился — и от звука её голоса, и от бестактности.       — Снова ты! Ну и паршивый же у тебя поэтический вкус, — выдала Лив. — И выражение хромает.       У дьявола дёрнулась бровь. Астарион поспешил вылезти вперёд и заткнуть Лив рот рукой.       — Не обращай внимания, она чокнутая, — проговорил вампир.       — Едва ли ты представляешь, насколько… — угрюмо ответил Рафаил и вперил в Астариона задумчивый взгляд. — Я чувствую, что ты хочешь задать мне вопрос. Очень личный. Вопрос твоей жизни и смерти.       — Всё так.       — Я хотел предупредить тебя об опасности, таящейся глубоко во тьме под этой усыпальницей. Там приготовлена сцена…       Лив укусила вампира за руку, он ослабил хватку, шипя, и она сразу же этим воспользовалась:       — Утомил! Давай к делу или вали отсюда!       Астарион с хлопком залепил мерзавке рот, стукнув её ладонью по губам, и крепче прижал дроу к себе.       «Я тебя сейчас придушу, если ты сорвёшь мне сделку!» — пригрозил он, использовав ментальную связь.       — Прошу прощения, я её отшлёпаю потом за излишнее хамство.       Рафаил усмехнулся.       — Твоё положение вызывает сочувствие, вампирёныш. Я расскажу о твоих шрамах, как только зло, сидящее под усыпальницей, будет повержено вами. Не дайте ему шанса вырваться. Иначе все последующие разрушения будут на вашей совести.       После этого дьявол исчез. Астарион отпустил Лив, взволнованно думая над тем, что наконец сможет узнать, что Касадор вырезал у него на спине.       — Ну что? Довольно плутать во мраке? — спросила Лив, вдруг совершенно серьёзно. — Шедоухарт, уж не здесь ли находится храм, который ты искала?       — Да, я тоже так чувствую… Богиня привела меня сюда. Давайте же не будем терять времени.       

***

      Они разбили лагерь в самом сердце владений Шар. Астарион назвал темноту огромного храма «домашней», чем чуть не довёл Шедоухарт до сердечного приступа. Лив же будто бы наконец ощутила то самое отсутствие, о котором говорил доктор — безумный почитатель Шар. Ощутила внутри себя. Но ничего успокаивающего в этом не было. Гулкая пустота, в которой множится любой звук, создавая эхо. Поэтому последователи Шар так ценят шёпот? Но в их тайнах, переданных этим самым шёпотом, на самом деле нет ничего особенного.       На верхнем ярусе, где располагалась усыпальница Тормов, отряду попались записи Кетерика и Бальтазара. Из записок некроманта стало ясно, что секрет неуязвимости Кетерика спрятан здесь, глубоко в Вызове Шар, и храм так просто этот секрет не отдаст. А вот дневники Торма были полны тоски, уныния и печали. Он пытался познать отсутствие. Забвение, в котором бы боль от потери отступила. Всё напрасно. И он обратился за исцелением к другому богу — Миркулу. Внутри Лив что-то отозвалось на такое откровение. Гнев? Удивление, смешанное с испугом? Робкий интерес. И снова боль. Пронзительная, как укол, но короткая. Кетерик обратился к Миркулу, чтобы вернуть того, кто был ему дорог. Свою дочь. Почувствовал ли он облегчение? Как бы то ни было, теперь он обязан платить по счетам. Да ещё и Миркулу. Нет, чем позволить так испачкать надежду и свою любовь, лучше и правда ничего не чувствовать. Но как этого добиться, если даже объятья Шар не помогли унять боль?       Лив было важно найти ответ для себя. Может, она и пуста, но всё равно что-то её терзает. Пуста ли она тогда? И отличается ли чем-то от своих спутников, что-то отчаянно ищущих во тьме проклятых земель?       Карлах надеется нагнать тифлингов и кузнеца, но что-то подсказывает Лив, что это бесполезно: часы её всё равно сочтены, не сейчас, так через неделю или две.       Гейл должен исполнить поручение Мистры и погибнуть, уничтожив Абсолют. Очень удобно, но как-то слишком просто.       Шедоухарт мечтает пройти путём тёмных юстициаров и стать ближе к Шар, но богине наплевать на неё. Если жрица оступится, Шар её бросит. Забудет, как и многих других своих верных служителей. Записи жрецов Келемвора не врут на её счёт.       У Лаэзель простая цель — выжить здесь и встретиться с Воссом во Вратах Балдура. Она будет сражаться. Никаких сомнений, никаких преград. Даже завидно.       Хальсина терзает глубоко личная боль. У него дуэль с проклятьем. На что он надеется?       Уилл бежит спасать своего отца. И всё скулит о том, как хочет разорвать контракт с Мизорой. Хотя буквально пару дней назад говорил, что ни о чём не жалеет. Но кто он без дарованных сил? Равно как и с ними.       И наконец любимый Астарион… он встретил во мраке дьявола, который поманил его лучом надежды. Только нет никакой надежды, есть грязная работа и заготовленная сценка для зрителей.       Лив будто бы наблюдает за всеми со стороны. Бесстрастно. Уже зная наперёд, что от боли не избавиться. Так к чему надежда? Почему бы не показать всем, что надежда — пустой звук? Что бы ты ни получил, это будет совсем не то, чего ты хотел или ожидал. Лучше ничего не ожидать. И смеяться над всем, что тебя окружает. И над болью, и над опасностями, и над трудностями. Всё ничто перед пустотой, в которую всё рано или поздно вернётся.       Когда отряд устроился отдыхать, Лив по обыкновению забралась в платку к вампиру. Астарион мрачно уставился на Лив. Каждый раз он о-о-о-очень хочет выставить её вон, но терпит. Он как хорошо выдрессированный пёс, который и скалится-то с опаской, потому что знает, что хозяин у него суров и жесток. Лив безумно нравится щекотать ему нервы. В некотором роде он единственный якорь, который удерживает её от новых отчаянных попыток объять тьму, расползшуюся внутри неё. Достичь отсутствия не получилось — в темноте всё ещё что-то есть.       — Почему проклятье на тебя не подействовало? — требовательно спросил Астарион. — Там, в больнице.       — Повезло, наверно, — отмахнулась Лив.       — Не увиливай. Кто ты такая? Тоже шаритка? Маг теней? Некромант? Какая-то экспериментальная нежить?       Лив фыркнула и подобралась к нему, обняла за шею и чмокнула в губы.       — Разве я похожа на нежить, дурачок? Я ведь тёплая. Ты же знаешь, — промурлыкала она, уткнувшись губами ему в шею. — Хотя я и правда ощущаю себя заплутавшей во тьме…       — Что?..       — Ничего, — ухмыльнулась она и забралась ему на колени, зачесала вампиру наверх белоснежную чёлку и стянула с себя рубашку. — Ты ведь голоден? Пей, сколько хочешь.       Его никогда не надо было просить дважды. Вампир опутал Лив руками и привлёк к себе, укусил. Лив запрокинула голову, в очередной раз ощущая острое, ни с чем не сравнимое удовольствие. В его объятьях… нет, в нём самом она бы с радостью растворилась. Может быть, он выпьет её до дна, когда она перестанет быть нужной? Когда он освободится и от личинки, и от хозяина.       Астарион оторвался от её шеи, с наслаждением облизал губы и притянул Лив к себе, поцеловал, разделив с ней вкус её крови.       Внезапно у Лив появилась идея. Натянув рубашку, она выбралась из палатки и, покачиваясь, добралась до их походного сундука со всякой всячиной. Покопавшись в нём, Лив нашла подходящую ткань для непроницаемой повязки на глаза. Порвав ткань на широкие ленты, Лив вернулась к Астариону. Он напрягся, кинув на неё всего один проницательный взгляд. Сообразительный пёсик. И послушный, конечно же.       — Сегодня мы будем тонуть во тьме вместе, — сказала Лив и сначала стянула с него рубашку, а потом завязала глаза чёрной тканью.       Астарион содрогнулся, но снова стерпел. Лив нежно погладила его по груди и наложила внутри палатки «Тьму». Пусть останутся только ощущения. Раздевшись и представив, что топит Астариона в собственном мраке, заполнившем всё пространство вокруг, Лив свалила вампира на подушки, забралась на него и провела по коже сначала руками, а потом, наклонившись, и кончиком языка. Вампир конвульсивно дёрнулся, издав звук, подозрительно похожий на всхлип. Лив не остановилась, тогда ещё через миг Астарион схватил её за волосы и сбросил с себя. «Тьма» развеялась, Астарион стянул с глаз повязку и с лютой яростью и ненавистью посмотрел на Лив. Вот сейчас он правда готов её убить. А она испытывает немой восторг от его ярости и притаившегося за ней испуга. И отвратительный голод внутри неё от этого только возрос. Но Лив не знала, чего хотела сейчас больше: чтобы вампир её убил, или же доломать его своими руками, такого красивого и хрупкого. И вместе с тем непостижимо сильного… Таким она его видела.       — С меня довольно, — проговорил Астарион срывающимся голосом. — Больше я не позволю тебе издеваться надо мной. Я не твоя игрушка!       — Не так важно, кто ты, важно, что мой, — ответила Лив с улыбкой.       Ярость вспыхнула в его взгляде с новой силой. А вместе с ней обида.       — Я могу за считанные секунды вырвать тебе глотку. И никто тебе не поможет, — угрожающе прошипел вампир. Лив показалось, что у него и волосы сейчас дыбом встанут, как у разгневанного зверя.       — Вырывай, если хочешь. И забирай отряд себе. Но они, вряд ли оценят столь дикий поступок. Так что лидерство твоё будет не очень долгим, если ты меня убьёшь. Хочешь, устроим бой? Жестокий, насмерть.       После такого предложения Астарион уставился на неё уже со смесью ужаса и недоумения. Лив подползла ближе, заглянула ему в глаза.       — А хотел ли ты когда-нибудь избавиться от страха? — спросила она, завороженно смотря вампиру в глаза. Астарион знает, что такое боль. Он и терпит её, и борется с ней, и подавляет, и превозмогает. Ненавидит и опять же боится. Всё же боится, страдает… — Не убить того, кто вызывает у тебя этот страх. Того, кто причиняет тебе боль. А освободиться… не чувствовать… ничего…       — Я и так давно почти ничего не чувствую, — надломленно ответил он. — Я двести лет провёл по уши в полном дерьме. Двести лет! Я хочу чувствовать себя живым. Я хочу отвоевать себя! Я хочу, чтобы во мне видели личность! А не инструмент или игрушку!       — Твоё отчаяние так прекрасно, как себя сдержать? — подавшись к нему, прошептала Лив, отчего Астарион снова испуганно вздрогнул. А она заткнула ему рот новым поцелуем, вцепилась пальцами и в его лицо, и в шею, по-паучьи, насколько хватило длины.       Она хотела вытянуть из него душу или довести до полного исступления, уничтожить, чтобы не привлекал, или свести с ума. Он замер, застыл, пока она настойчиво исследовала его рот языком, пока посасывала его губы, покусывала и чуть оттягивала зубами. Глаза у вампира стали совершенно стеклянными. Боги, ему даже ничего делать не надо, чтобы она в нём заблудилась и утонула. Но она никогда не получит того, чего хочет.       Лив свалилась на бок, утянув его за собой, и подставила шею под его зубы.       Один укус, чтобы всё кончилось…       Но Астарион сбросил с себя оцепенение и попытался подняться. Лив вцепилась в него, повисла на нём, опутав руками и ногами, ощущая, как её накрывает отчаяние. И чувство беспомощности.       — Отпусти меня, сумасшедшая! — прошипел он, но почему-то не стал ни кусать, ни грызть её.       — Нет! — упрямо воскликнула Лив. — Ни за что! Не хочу!       Он сел на неё, придавил к земле и с огромным трудом всё же смог отцепить от себя руки Лив. И так застыл, держа её за предплечья и мрачно смотря ей в лицо.       — Если ты меня оттолкнёшь, я не буду помогать тебе с убийством чудовища, о котором говорил Рафаил! — выпалила она.       Астариона перекосило. Наконец он отпустил её и упёрся руками в пол по обе стороны от неё.       — Хорошо, — буквально процедил он сквозь зубы. — Чего ты хочешь?       Она потянула к нему руки, снова коснулась лица и ответила тихо и нежно:       — Тебя.       

***

      «Я не знаю, сколько ещё я это выдержу…»       Лив заснула, почти по-детски подложив под голову ладони, и казалась такой безобидной и беззащитной… Астарион же ощутил, что образовавшаяся в нём огромная трещина, как в стекле или зеркале, стала больше: Лив наносит по нему удар за ударом, трещина растёт с мерзким скрежетом. Быть с этой сумасшедшей ужасно и мучительно. А ещё страшно. Она начинает пугать Астариона не меньше Касадора, только страх она вселяет другой... И ему сложно его описать или в полной мере распробовать. Сложно понять. Это что-то иррациональное. Словно Лив множество крюков в него вонзила. Или гарпунов. Прямо как китобой какой-нибудь. Но она выбрала его. Почему? Астариону хотелось проорать этот вопрос ей в лицо. Почему она выбрала его? Почему она мучает его? И почему… так нуждается в нём? Напускного в её поведении, когда они наедине, нет, зато изломанного, искажённого, непонятного много.       Кажется, чтобы разобраться, нужно нырнуть в мрак, которым затянуты её разум и сердце.       «Не чувствовать ничего, сказала она? — задумался Астарион, накрыв Лив одеялом. — Вряд ли ты представляешь, что это такое… Вот же дура, не могущая справиться со своими эмоциями…»       Астарион заметил, как менялось выражение лица Лив, когда она читала записи Кетерика. Она… сопереживала и осуждала одновременно. Возможно, с ума её свели не какие-нибудь опыты, а банальная потеря. Астариону не понять таких сантиментов. Вещи и золото куда надёжнее всех, кто способен хоть как-то соображать, а значит, и решить тебя предать. Чем зацикливаться на ком-то одном, не лучше ли найти замену получше? А лучшее исцеление — это месть. Астарион и Лив обязательно отомстит за то, как она с ним обращалась. Если она будет к тому моменту в состоянии понять, что ей отомстили…       Пока же он пристроился рядом с ней. Под одним одеялом. А вспомнив, как она внезапно исчезла в тенях, придвинулся и обнял. Эта зараза как-то сумела весь отряд втянуть на край пропасти. Если сорвётся вниз она, полетят и все остальные. Нужно держаться. Нужно выбраться отсюда. И не дать отчаянию всех поглотить. А прежде всего как-то подействовать на саму Лив. Среди вороха пугающих ощущений и предположений, есть одно о том, что Лив стремительно теряет себя с того момента, как оказалась в проклятых землях. Что-то в ней умирает. Или же она сама убивает в себе нечто важное. Она меняется. Взять хотя бы состояние, в котором она сейчас. Это должен был быть транс… но не был. Тогда что это? Сон? Сновидение? Влияние личинки? Астарион не знал.       Лив прижалась к нему, что-то пробормотала ласково. Астарион же снова почувствовал боль.       «Ну почему ты даже сейчас липнешь так, будто жить без меня не можешь?»