Погасни, исчезни В безбрежной бездне, Мой бедный друг… И откроется вдруг В миг забвенья На дне усыпленья, Что мир темноты, И призрак звездный, И самая бездна — Это ты!
Брюсов В.Я.
Механизм, приведённый в движение стальными пальцами-крючьями, податливо щёлкнул, низкая дверь отворилась. Массивы косых металлических пластин лязгнули под ногами, когда каролинги ступили во тьму дверного проёма, вынудив Принца попятиться внутрь. Дверь тут же захлопнулась за ними. Каролинги встали по обе стороны от выхода. Извечно безмолвные, они застыли, неподвижные, как статуи, опершись на острые трезубцы. Лишь белые глаза сверкали из-под зубчатых шлемов. Сам неожиданно для себя, Принц рассмеялся. Он видел, как рыцари искромсали несколько дюжин таких, как эти двое. Жалкие, глупые, неживые! Он их не боится! — Вы же здесь затем, чтобы не дать мне убежать? — крикнул он. — Ну и стойте, болваны! Всё равно под вашими доспехами нет ничего, кроме вонючей чёрной лужицы! Но он осёкся: вдруг отец сейчас наблюдает за ним их глазами? При мысли об этом ему стало стыдно от своей ребяческой выходки. Такое поведение было недостойно рыцаря. А всё потому, что он боялся. Запертый один, в непонятном месте. Скрежет металла под ногами походил на хруст мёртвых оболочек из сна. И каролинги… Охраняют, не дают подойти ближе… При взгляде на них внутри всё разрывалось от беззвучного крика. Не подходи, убьют! Он представил, как проскакивает мимо них стремительным прыжком, как его учила Дрия, одним мощным ударом вышибает дверь и уносится прочь. В кишащее тварями Глубинное гнездо, к жестоким богомолам, в земли мотыльков — куда угодно, лишь бы подальше от них. И тут же постыдился своих глупых фантазий. Откуда только они взялись? Их же вызвали чужие мысли, которые что-то или кто-то поместило в его голову. Обречённые, жуткие, отчаянные… Чужие предсмертные воспоминания. Но это же не он! Он — сын богов. Это — его Дворец. Его дом. Его никто не пытался убить, он не падал в пропасть. Он жив… Но почему тогда они мертвы? Кто их убил? Отчего умерла бабушка Варса?.. Куда так мучительно рвался он? Кто тот, другой, которого увели каролинги? Кто это? Кто они?.. Было ли всё взаправду, или это лишь лживая грёза, наваждение, ниспосланное Старым Светом? Принц сел на холодный пол, обхватив панцирь руками. Вопросы в голове звенели и стучали, ужас парализовал тело, словно медленный яд. Но тут, он почувствовал знакомую твёрдую прохладу. И с жадностью вцепился в гладкий камешек на шее, прижал его к груди с такой силой, словно хотел втереть под оболочку. Руки Принца перестали дрожать, как будто твёрдость камня передалась ему самому. И он начал медленно успокаиваться. Нужно лишь чуть-чуть подождать. Скоро придёт мать, как и обещала, и он с её поддержкой преодолеет любые трудности... Принц принялся оглядываться по сторонам чтоб хоть немного отвлечься. В зале, куда его привели, царил желтоватый полумрак, после сверкающих огней Грандиозного зала показавшийся кромешным. В воздухе повисло не то облако пыли, не то грязноватый туман, пронизанный тусклым светом. Светомушки вяло трепыхались в больших лампах, пыльными шарами свисающих с потолка, которого было не видать: он исчезал во тьме, подёрнутый бурым маревом, словно жирной плёнкой, из-за чего помещение казалось низким, тесным. Жёлтый свет внушал тревогу. И лишь невесомых частиц света не коснулась жирная пыль. Яркие и чистые, они вспыхивали белыми сияющими крапинками в тяжёлом затхлом воздухе. Принц невольно потянулся к белой точке, но она в тот же миг померкла, растаяла в воздухе. Что-то массивное и угловатое протянулось вдоль стен, но оно было завешано чёрным саваном, и, сколько бы Принц не вглядывался, ничего распознать не мог за этим нагромождением форм. Он осторожно прошёлся вдоль помещения, с тревогой разглядывая всё вокруг. Его внимание привлекла огромная чёрная чаша, возвышавшаяся посредине комнаты. На ум сразу пришли слова Короля. Принц невесело усмехнулся. Выходит, отец говорил вовсе не иносказательно, когда упомянул горькую чашу, которую ему предстоит испить. Эта громадина на фигурных ножках внушала ужас. Но ещё больше пугало кресло перед ним. Массивное и круглое, возможно, привинченное к полу. На его гладкой каменной спинке был вытесан замысловатый узор из незнакомых рун — одной большой по центру в окружении множества маленьких. Эта руна напоминала то ли клешню, то ли острый серп рогов. Принц дотронулся до своих собственных. Они были очень похожи по форме, с теми же с симметричными зазубринами по внутреннему краю, но на каждом было всего по одной, а не по две как на изображении. Что же означают эти руны? Сколько же тайн и загадок хранил в себе его родной Дворец! Принц со вздохом опустился на пол рядом с креслом и принялся дожидаться мать, вглядываясь в таинственные узоры.***
Богомолы шумно стрекотали, показывая руками в сторону музыкантов. Должно быть, бурно что-то обсуждали и смеялись. Корень не могла не возмутиться, глядя на то, как они поглощают пищу. Прямо голыми клешнями! Один из воинов схватил со стола запеченную жужжалку и начал пожирать её целиком. Нектар гости лакали прямо из графинов, окунув в них жвала. Скоро белая скатерть запестрела от пятен соуса и разлитого нектара. Часть воинов подняли шум и стрекот. Лицо их предводителя было грозно. Он не прятал от Короля взгляд, полный злобы, сверкая зелёными глазами. Обида, вызванная упоминанием ненавистной традиции, и не думала утихать. Но Королева знала, что эта злость бессильна как жалень, запертый в стекле. Охотник уже выследил свою жертву. Осталось лишь правильно расставить ловушки… Богомолы зашумели ещё сильнее и принялись слаженно отбивать ритм клешнями по поверхности столов. Сначала медленно, но всё быстрее и быстрее… Со звоном развились блюда и графины, сметённые на пол в неистовом порыве. Люстры, задрожали, затрепетали светомушки внутри. Слуги, на которых богомолы то и дело бросали хищные взгляды, испуганно жались по стенам. Даже Король отвлёкся от безмятежного созерцания своего собеседника и неторопливо окинул гостей взглядом. — Изготовленная пища чужда нам, — сказал лорд. — Мы едим то, что убиваем на охоте, в его первозданном виде. Прочее — противно природе. Оно лишь оскверняет добычу. — Что угодно для наших дорогих гостей, — сказал Король. Черв жестом подозвал слугу, что спасался от свирепых гостей вблизи трона своего господина, и сказал ему пару слов. Тот сделал жест остальным слугам, и они заспешил прочь из зала по ковровой дорожке, провожаемые жадными взглядами и трескучим хохотом. Уцелевшие блюда, графины и остатки еды исчезли со столов. На подносах вынесли сырое мясо и целые тела низших существ. Тошнотворный смрад обволок торжественный зал. Корень с надеждой взглянула на Огрима. Но даже его могучий запах не смог перебить эту трупную вонь. Зато, недовольство богомолов стихло, и они принялись увлечённо поедать привычную пищу. Лорд выглядел удивлённым и даже немного растерянным, но Корень почувствовала, как у него в груди густым мёдом растекается довольство. Очевидно, он не ожидал такого почтения от «надутых затворников», как в богомольей деревне величали обитателей Дворца. Но он и предположить не мог, насколько хорошо Король и Королева знали его народ на самом деле. И конечно же, они знали все предпочтения гостей наперед и могли встретить их столами, полными сырого мяса… Но кому бы не прельстило, что боги выполняют твои пожелания по первому слову? И лорд не был исключением. Он почувствовал себя значимым. Щёлк! Ловушка захлопнулась. — Мои воины довольны, пусть это и не сравнится с торжеством охоты, — нехотя признал он. — Говори же теперь, Король, зачем ты пригласил нас в свою обитель? — Ты стоишь сейчас предо мной, — отвечал Король, — ибо великая опасность грозит Халлоунесту. И чтобы одолеть её, потребуется все наши силы. Но и их может недостать. Лорд издал щёлкающий звук. — Чумной свет, — задумчиво проговорил он. — Да, вести весьма угрожающие. Видать, недолго осталось тем, кто не может сам за себя постоять. Коих так много в твоём королевстве! — Эта трагедия оставила на теле и в разуме твоего народа столь же заметные раны, сколь глубоки шрамы на теле Халлоунеста, — ответил Черв. Лорд недобро сверкнул глазами. — Но мы выстояли, пусть и понесли жестокие потери. А ты? Что ты можешь нам предложить? Разве что, всем вместе укрыться в твоём дворце! — лорд трескуче расхохотался. — Может быть, блестящая роскошь, в которой ты купаешься, и все эти безделушки вокруг уберегут тебя и твоё королевство от чумного безумия? Тебя боготворят за твой свет. А может, он пустой, как и весь этот яркий хлам кругом? Слова Короля явно задели лорда за живое. «Вот мы и подобрались к причине, почему ты стоишь здесь, пред нами», — подумала Корень. Богомол был напряжён, словно струна. Его туловище качнулось на длинных ногах, будто он примеривался к прыжку или готовился к нападению. Но в душе Короля ничего не дрогнуло. Он был спокоен. — Красота вокруг радует глаз. Уберегут ли от чумы голые стены да глаза мертвецов? — Наша воля закалена, ведь мы привыкли жить в лишениях. Изнеженных слабаков среди нет, — резко ответил лорд. — Если бы роскошь и блеск — всё, что у нас было, Халлоунест не уцелел бы в прошлый раз. И я готов поделиться с вами всем, что у нас есть для защиты. Лорд бросил короткий взгляд в сторону воинов. Он колебался. — Мы уже раз выстояли своими силами, — наконец, сказал он. — Нам не нужна защита. Какое-то время и он и Король молча взирали друг на друга. Но лорд, хоть всем своим видом показывал презрение, вовсе не думал уходить. Лишь смотрел Королю в глаза, словно чего-то ждал. Ты ведь знаешь, что мы нужны тебе больше, чем ты нужен нам. — В вашей памяти успел стереться ужас, что перенесли наши народы, — молвил, наконец, Король. — Сколь бы не были ваши воины свирепы да храбры, им не совладать с чумой, снедающей разум. И обрушится она на нас с удесятерённой яростью. Я знал это уже тогда, на заре Халлоунеста. А вы своим пренебрежением к врагу обрекаете богомолий народ на погибель! Слова произвели на лорда сильное впечатление. Тело его вновь качнулось, словно он хотел отпрянуть. Глаза метнулись с Черва на Корень и обратно. — Ты несправедлив, Король! Наше племя никогда не забудет те страшные времена! — возвысил голос он. — Мы по сей день чтим каждого павшего воина и проклинаем каждого предателя! — Тогда ты знаешь, лорд, что история неизбежно повторится вновь, — ответил Король. — И я предлагаю избавление, от которого ты желаешь отказаться. Может, твои сёстры проявят большее благоразумие. Стоило Королю лишь упомянуть сестёр, как жвала лорда заскрежетали. — Ты не знаешь, Король, что они и есть причина нашего бессилья, — выпалил он. — Те, кто в гордыне выбросил память наших предков в отхожую яму! — Но ты помнишь. Значит, не всё потеряно для вашего народа. — Они и почесаться не успеют, как на наше племя накинутся орды тварей Глубинного Гнезда. Их ярость многократно усилится чумой. — Вся напускная уверенностыь лорда сдулась, словно проколотый спорун. Он начал говорить громче, всë сильнее и сильнее размахивая клешнями. Лицо исказилось от злости. — Это они убеждены, что мы выстоим! Но даже стойкие воины не в силах противостоять чуме! Лишь малая часть нашего племени уцелеет! Они думают, что смогут укрыться за костяными дверьми! Глупость! Гордыня! Корень чуть не улыбнулась, видя, с какой страстью лорд излагал мысли её супруга. Вот и его главная уязвимость! Кусочек мягкого брюшка, показавшийся сквозь плотную броню! В условиях матриархата он не имел права быть правителем, и лишь из-за большой поддержки воинов сёстры не решались в открытую выступить против своего брата. Конечно, он не на шутку испугался, что Король объединится с сёстрами. Лорд и не догадывался, что сёстры вернули им приглашение обратно, измятое и перепачканное в крови королевского слуги. Но некоторые вещи ему знать было совсем не обязательно! Богомолий лорд закончил говорить, но всё ещё тяжело дышал от злости. Его лицо потемнело. Жвала подрагивали. Корень услышала взрыв трескучего смеха: это выпустили жужжалок. Несчастные твари, коим жить не оставалось и часа, порхали над столами, в бессмысленной попытке избежать своей участи. Но богомолы выхватывали их быстрыми, смертоносными движениями и тут же пожирали изнутри, вспоров беззащитное брюшко острыми клешнями. Королева почувствовала, как внутри всё скрутило от отвращения и жалости. Но Король был спокоен. — Ты — мудрый правитель, — сказал он лорду, — раз сознаëшь ограниченность твоих сил. Моя душа болит за тебя, покуда другие лорды не внемлют твоим словам, не осознают сей великой опасности. — И что же ты предлагаешь, мудрый Король? — в голосе богомола прозвучала горькая насмешка. — Говорят, ты видишь будущее, знаешь всё наперед! Так поведай же мне, какая участь ждёт мой народ! — Всё совсем не так, как представляют себе смертные. Каждое видение — суть загадка. Но века, что минули с Великой чумы, я не восседал на троне праздно. Я создавал оружие. Лорд взглянул на Короля, не в силах скрыть восхищения. Но оно быстро сменилось подозрительностью. — Если ты говоришь правду, поведай же, что за чудо-оружие способно одолеть Великую чуму?***
Дверь скрипнула, и в светлом конусе дверного проёма появилась Мономона. Плитка, над которой она плыла, не касаясь земли, засверкала и запереливалась от её бледно-зелёного свечения. За Наставницей шёл Квиррелл. Принц на один миг пересёкся с ним взглядами, но Квиррелл тут же отвёл глаза и принялся сосредоточенно разглядывать тёмную груду, укрытую пологом. Впрочем, Принц рад был его видеть. Его появление придало решимости, и Принц с вызовом взглянул на чашу. И чего тут пугаться! Обыкновенная посудина! Что бы там ни было, он справится. Только вот, матери с ними не было... Стоило Принцу подумать о ней, как скрипнула дверь. Он радостно встрепенулся и уже живо представил, как внутрь протягивается сначала тоненькая белая веточка, а следом за ней и вся мать — большая, тёплая, ласковая... Но что-то тёмное просунулось из-за двери. Принц вздрогнул. Из груди вырвался приглушённый вскрик. Оно походило на засохшую мёртвую ветку. Следом протиснулось грузное сгорбленное тело. Круглая голова с белым плоским лицом провернулось на тонкой шее: существо бегло оглядело комнату своим жадными, быстрыми глазами и остановилось на Принце, будто бы вцепилось в него взглядом. И Принц его узнал. В глазах у Принца помутнело. Не в силах удержаться, он отшатнулся, схватился за полог и закрыл лицо руками, словно пытался заслониться от накатившей дурноты. На длинных тонких руках болтались толстые ремни, будто извивающиеся черви. — Я тут немного задержался. Нужно было захватить кое-что. Вот теперь все в сборе... Теперь можно и начинать, — монотонно забормотало существо, протягивая ремни Мономоне. — Драск! — воскликнула Наставница. — Обойдёмся без этого! — Вы же знаете! А не знать вы не можете… Он — другой. Он не примет сие бремя без отторжения... — Ладно... Но теперь молчите, Драск. Вы достаточно сказали, — оборвала его Наставница. Принц прислонился к стене, ни жив, ни мëртв, отчаянно всматриваясь в узкую полоску света, падающего сквозь приоткрытую дверь. Всё происходящее походило на безумный кошмар. Это он! Это он! — Дверь придётся закрыть… А то вдруг… — забормотал Драск и одним движением задней лапки запечатал дверь. Услышав щелчёк запирающего механизма, Принц чуть не застонал. Такого просто не может быть! Вот-вот войдёт слуга с подносом и завтраком, разбудит его, и всё закончится... Но слуга так и не появился. Не появилась и мать. Тяжело дыша, Принц снова потянулся к белому камешку у себя на шее, к него неведомой силе. Нащупал его под накидкой и крепко сжал, чувствуя, как руки бессильно опадают, застывая, словно он сам превращается в камень. Нет, всё происходит наяву, взаправду. Но он выдержит. Только так дар отца раскроется перед ним. Принц взглянул на темное скрюченное существо. Не важно, какое оно страшное и уродливое. Это не монстр из кошмаров, и Принц не станет его бояться. Тем больнее, когда рядом Квиррелл и Мономона. — Что ж, юный принц, — Мономона плавно скользнула на центр комнаты, где стояла чаша, над которой мрачной глыбой нависало кресло. — Не буду скрывать, ближайшие несколько часов будут далеко не самыми приятными в вашей жизни. Впрочем, вы уже осведомлены о том, что вас ожидает. Значит, всё-таки чаша… Предчувствие не обмануло. — Я знаю. Я готов, — прошептал Принц. Несмотря на решимость, передавшуюся от амулета, голос его дрожал, тело больше не слушалось. Он, как вкопанный стоял посредине комнаты. Мономона протянула к нему своё щупальце, и коротко дотронулась до плеча. С его зеленоватого кончика сорвалась голубая искра и скользнула вниз по руке, вызывая лёгкое покалывание. — С вами всë будет в порядке. Вам будет казаться, что боль никогда не кончится. Но это не так. Она будет длиться всего лишь несколько часов. Потом пройдёт, не оставив и следа. — Сп... спасибо, Наставница... — запинаясь, прошептал Принц. Мономона окинула Принца с головы до ног, словно оценивая. — На вас Бледный амулет? — спросила она. Принц кивнул. — Не будем затягивать. Квиррелл? — Да, Госпожа. Квиррелл медленно приблизился к чаше. Каролинги одновременно шагнули со своего поста, взяли Принца под руки и усадили в кресло. Принц посильнее сжал подарок отца в руке. Тёмное существо протянуло Квирреллу ремни. Тот бросил быстрый взгляд на Мономону, потом тяжело вздохнул. — Прости, но руки придётся вытянуть вдоль тела, — сказал он. Принц с огромной жалостью отпустил камешек на шее. Казалось, будто ему приходилось расстаться с дорогим другом. Но если он достоин его... Нужно повиноваться. — Это чтобы ты не упал и не расшиб себе панцирь, — объяснил Квиррелл. Голос жука звучал виновато. Принц не поверил ему, но всё равно почувствовал благодарность за его слова. Он заметил, что руки ученика Мономоны дрожали, пока затягивал ремни, что туго сковали туловище и лапки. Решимость схлынула, стоило отпустить камень. Внутри всё сжалось в тугой комок, лицо, наоборот, бросило в жар. В уголках глаз защипало, то ли от страха, то ли от обиды. Где же мама? Почему она не придёт чтобы облегчить боль? Она же обещала! Бледное лицо нависло над Принцем. Позу этого существа можно было принять за заискивающий поклон, но оно, похоже, так часто пригибалось, что эти жесты уже не значили ничего. — Ваше Бледное Высочество! — тошнотворное раболепие. Притворство! Никто и никогда не называл Принца так. — Не беспокойтесь насчёт этих пут! Их снимут сию же секунду, как только вы осушите эту чашу до дна. Только сейчас Принц понял, что она не пуста. Чёрная вещество наполняло чёрную чашу до краев. Круглый светомуший фонарик свисал с потолка, но на непроницаемой глади не отражалось света. По телу пополз холод. Тошнота подступала к горлу, и Принц зажмурился. Лишь бы не видеть чашу и плоское белое лицо перед собой. Ну где же мама? Почему её до сих пор нет? — Начнем, — скомандовала Мономона. — Квиррелл, сосуд душ! Драск, эссенцию! — Здесь, здесь, — забормотал тот, передавая Наставнице маленький голубоватый пузырёк. Квиррелл одёрнул краешек чёрного савана, и из-под него показался прозрачный сосуд, наполовину заполненный белым сияющим веществом. Принц тут же узнал белую сущность души, что он использовал для фокуса. Под ёмкостью был рычаг. От сосуда тянулись прозрачные трубки с острыми иглами на концах. Квиррелл подтащил сосуд к креслу, и Драск, методично, одну за другой, вогнал иглы Принцу в оболочку. Было больно, но можно вытерпеть. Рука невольно дрогнула, в очередной раз потянувшись к камню, но осталась неподвижна: Принц забыл, что связан. Тогда он в последний раз оглянул комнату. Каролинги... Интересно, наблюдает ли сейчас отец за ним их глазами? Гордится ли, или наоборот разочарован? — Драск, приступайте, — приказала Наставница. — С-стойте... — прошептал Принц. — А как же Королева? Она... она же придёт? Принц не видел лица Мономоны, но отчëтливо представил как от тяжести повисшего молчания тяжелеет её взгляд. — Белая Леди на приëме, — наконец, ответила она. — Прибыли знатные гости из Деревни богомолов, и ей необходимо быть там... Что ж, юный Принц. Пейте медленно, не торопитесь. Помните, всему в этом мире когда-нибудь придёт конец. В том числе, вашему испытанию. Внутри что-то оборвалось. Принц был так уверен, что мать будет с ним, как была всегда, когда ему было плохо или страшно. И теперь он остался один. — Не бойся, я буду рядом, — подбодрил его Квиррелл. — Считай про себя каждый глоток, и будет легче. Но это было слабое утешение. Принц почувствовал, как слезы медленно скатываются из глаз. И не скрыть никак! Проклятые чернильные слезы! — Ваша Бледность, ну не расстраивайтесь вы так! — пробормотало сгорбленное существо. — Кстати, может и неуместно сейчас совсем, но я так и не представился! Меня зовут Драск, как уже упоминала Госпожа Наставница. Я королевский учёный. Мы с госпожой Наставницей отлично дополняем друг друга! Она строит планы, а я воплощаю её грандиозные проекты в жизнь. Так что, вы в надëжных руках, ха-ха! Кстати, мы с вами уже познакомились. Правда, при немного иных обстоятельствах. Он узнал его! Значит, Драск увидел его, когда они с Варсом и Кретто кидались в него камнями, дразнились и убегали, когда он их застукал. Уродливый, пугающий жук. Такая лёгкая мишень для насмешек! Теперь, наверно, он его убьёт. Мысли, терзавшие его так долго, утрачивали свой смысл, свою силу. Как утрачивает слово, повторённое много раз. «Он убьёт меня, он убьёт меня, он убьёт меня!..», — мысленно повторил Принц несколько раз. И не почувствовал ничего. Драск медленно поднял чашу. Принц смотрел, как вязкая жидкость приближается. Из-за её всепоглощающей черноты казалось, что чаша — бездонная бездна, и в глубине её притаился монстр, который вот-вот выпрыгнет наружу, вцепится в панцирь, разъест лицо... Но это уже не важно. Ведь она бросила его. Она предала его. Нарушила обещание. Но он так устал… Будь, что будет. — За вас, Ваше Высочество! — торжественно молвил Драск. — До дна! — До дна, — словно эхо повторил Принц.***
— Ребёнок? Дитя богов? — Растерянность на лице богомольего лорда быстро сменилась ухмылкой и внезапно он расхохотался. — Так вот какое оружие ты делал все эти годы, Король! Корень подумала, что чего уж у него не отнять, так это его первобытную дерзость. — Ну и что же ты хочешь от нас? Я не верю в подарки судьбы. — Путь спасения я предлагаю тот же, что и прежде. Мы уже объединялись дважды, дабы подавить мятежников Глубинного гнезда. — Король! Наше обязательство в силе и сейчас. Но как ты смеешь думать, что этого хватит! — Лорд богомолов снова распалился, и слова его стали трескучими, как если бы он говорил на родном языке. — Чтобы победить в сей битве, нам нужно стать единым целым. — То есть, ты хочешь... Он запнулся, и замолчал, напряженно подавшись вперёд, выпучив зелёные глаза, которые не сводил с Короля. Корень видела, как бесстрашный воин теряется под неподвижным взглядом Черва, как вся его спесь спадает. Он был вдвое его больше, но выглядел, как потерявшийся ребёнок. — Ты... Нет, нет! Ты не смеешь... Это невозможно! — Этот шаг пойдёт на пользу нам всем. Таральт, поведай нашему почтенному гостю, какие великие блага принесёт его племени наше единение. Главный казначей, низкорослый жук, стоял подле двух каролингов. Его привели только что, и он, видно, запыхался. Со лба катились капли пота, которые он не решался утереть. Он отвесил несколько глубоких поклонов поочерёдно каждому — гостю, Королю и Королеве. — Слушаюсь... Ваша Светозарность. Милорд... Обо всех благах, что вы получите, я и рассказать не могу, ибо, пока я буду перечислять, день сменит ночь. Но вот главное я доложу вам прямо сейчас, — без запинки протараторил он. — Будут налажены пути сообщений: прорыты тоннели рогачей и выстроены вокзалы. Уйма торговцев со всевозможными товарами стечëтся в ваш город. Но это так, походя. Главное, через вокзал мы сможем доставить материалы. Лучшие конструкторы Халлоунеста спроектируют ваши новые защитные сооружения. Наши целители смогут обрабатывать раны вашим подданным, мастера душ обучат вас полезным заклинаниям. Наши могучие рыцари будут тренироваться с вашими воинами, чтобы усовершенствовать обе техники... — Замолчи ты уже, — грубо оборвал его лорд, и вновь воззрился на Короля. Вид у него был мрачный. — Твой лакей мне всё живо расписал, как торгаш на вашем рынке. И тебе действительно есть, что предложить. Но помни: я не один правлю своим народом. Если сëстры узнают, что я был здесь... Если... Кажется, он понял, что взболтнул лишнего. Выходит, он прибыл сюда без ведома соправительниц. Если сёстры готовились его свергнуть, то он как никогда нуждался в поддержке. Корень ощутила, короткий всплеск торжества в груди Черва, который до этого оставался бесстрастным. — Значит, ты и верные тебе воины пришли в мою обитель минуя волю ваших сестёр, дабы отыскать путь спасения для богомольего народа? Это достойно выдающегося правителя, лорд. Рождение таких как ты — огромная редкость и счастье для народов. Лорд молчал, напряжённо подавшись вперед, будто наблюдал за сражением, и вот-вот готов был броситься вперёд на врагов. В его взгляде смешался самодовольство, восхищение и остатки гнева, которые медленно таяли. Корень чувствовала, как его злость уходит, утекает, словно вода сквозь решётку в Городе Слëз. — Да, говорить ты умеешь, Король, — сказал наконец он. Затем, глубоко вдохнул и выдохнул, его тело вновь обрело спокойствие. Он принял позу расслабленного хищника. — Но я не приму твой призыв просто так. Твои воины должны доказать силу. Как и твоё оружие. Только тогда мой народ пойдёт за тобой. И мои сёстры не посмеют возразить. — Пусть я предлагаю вам нечто гораздо большее, чем сила, я чту ваши традиции. Поэтому, я твои ваши условия. Лорд выжидал, но Корень чувствовала, что богомол сдаётся. Тут, громкий трескучий гул прошёлся по столам. Лорд привычным стремительным движением развернулся к своим воинам. Что-то белое и неряшливое вырвалось из-под стола, промчалось по залу и бросилось к подножию трона. И слуга, перемазанный кровью и объедками, поднял на Короля полные слёз глаза. — Что случилось Керт? — спросила Королева. — В-Ваше Величество… — только и мог пролепетать слуга. И бросился к её корням. Недовольный стрёкот нарастал. Богомолы подскочили со своих мест и плотным полукругом окружили трон. Рыцари приготовились обнажить гвозди, но замерли на своих местах, как только Король сделал им жест рукой. — Что у вас с ним, — спросил лорд, показывая на дрожащего Керта. Вперёд вышла рослая богомолья воительница с тёмно-синим окрасом. — Он оскорбил меня! Назвал негодяйкой! — Это правда? Ты действительно оскорбил нашего гостя? — спросил Король, глядя на Керта своими пронзительными чёрными глазами. — Ваше Величество, — захныкал слуга. — Она терзала меня клешнями и обливала помоями! — Коли слаб, терпи, — проскрежетала богомолка, — и дай сильным позабавиться. Лорд с нескрываемым отвращением бросил взгляд на слугу, и на его лице появилось странное предвкушение. Он уставился на Короля и долго смотрел ему в глаза, пока, наконец, не заговорил. — А знаешь, Король! Вот мы и проверим, что твои слова об уважении наших традиций не пустая болтовня. Корень знала традиции богомолов до мельчайших подробностей. Богомолий воин, нанёсший оскорбление другому воину, должен был схлестнуться с ним в поединке за свою жизнь. Чужаку же полагалась смерть. — Из уважения к твоему Королю, я готов смягчить наказание, — продолжал лорд. — Вместо заслуженной казни ты получишь равный поединок. Богомолы поддержали слова своего предводителя громкими выкриками и трескучим хохотом. Кажется их развеселило то, какой оборот начинало принимать дело. — Я сражусь с этим ничтожным существом как с воином, — ответила воительница. — Но лишь из уважения к тебе, лорд. — Твой ответ, Король? — вопросил лорд. И несколько дюжин сверкающих глаз воззрились на Черва в ожидании его решения. Но он спокойно разглядывал гостей, словно не замечая их хищного нетерпения. Керт тихо хныкал у подножия трона, прижавшись к корням Белой Леди, словно хотел затеряться среди них. — Мо’Король, — нарушила молчание Зе’мэр. — сей жук не жаждал оскорбить нашу гостью. В его глазах я вижу лишь страх… — Закон един для всех, — оборвал её лорд. Встретив в глазах лорда лишь презрение, Зе’мэр с мольбой взглянула на гостей. — Почто он вам? Создание несчастно, невинно!.. Но они не обращали на неё внимания, предвкушая кровавую расправу. И тут, из тесного круга вышла юная богомолка. Дочерь лорда. Она подошла к отцу и начала что-то с жаром говорить на своём языке. Отец ей так же рьяно отвечал. Они явно спорили. Видимо, не добившись от отца того, чего желала, дочь предводителя перешла на всеобщий и обратилась ко всем присутствующим. — Этот жук — не воин. Закона нашего он не знал, и должен быть прощён! — Богомолы подняли недовольный треск, но это ничуть не испугало юную воительницу. — Внемлите же моим словам, воины! Если исход поединка предопределён, то это позор, а не поединок! — Если Король хочет быть един с нами, он должен уважать наш закон! — проскрежетал лорд, недовольный поведением дочери. И тут, заговорил Король, и все замолкли, даже богомольи воины. — Я сказал, что уважаю традиции твоего народа, и не отступлюсь от своих слов. Ты получишь свой поединок, лорд. Богомолы встретили его слова одобрительными криками, потрясая своими гвоздями в воздухе. Зе’мэр отвернулась и сокрушённо опустила голову. Её взгляд на миг пересёкся с взглядом дочери лорда. Изма прильнула к Огриму, а Хегемол тяжело вздохнул. — Дайте ему оружие, — скомандовал лорд. Несчастный Керт вцепился в корни Королевы и зашептал слова мольбы. — Умоляю, умоляю, умоляю вас, Ваше Величество! Я сделаю всё, что угодно. Только сохраните мою жалкую жизнь! Защитите своего недостойного слугу! Корень вздохнула, и жестом подозвала к себе Дрию. Рыцарь положила свою сильную тонкую руку на трясущееся плечо Керта, который поднял на неё затравленный взгляд полных слёз глаз. Дрия осторожно протянула ему свой гвоздь. — Это — чистое оружие, которому посильно рассечь любую плоть, — сказала она. — уворачивайся от стремительного выпада и целься в уязвимое брюшко — не прогадаешь. Она наклонилась к нему и что-то тихо заговорила. Керт уже не плакал и не умолял. Лишь слушал, время от времени обречённо кивая. — Удачи тебе в поединке, — сказала Дрия. Керт поднялся с места и на негнущихся ногах подошёл к трону. Напротив него уже стояла воительница с плотной стеной богомолов за спиной. Она ухмыльнулась, выставив перед собой гвоздь острием вперед. У Керта тряслись руки, но он крепко сжимал оружие Дрии. Поединок начался. Богомолка сорвалась с места и понеслась прямо на слугу, но тот в последний момент увернулся, отчаянно отскочив в сторону. Дрия грустно улыбнулась. В её слабой улыбке смшались скорбь и гордость учителя. — Он — способный ученик, — тихо сказала она Королеве. Увы! Корень слишком хорошо знала, как сложилась судьба всех учеников рыцаря. Керт решился атаковать. С отчаянным воплем он взмахнул гвоздём, целясь в брюшко, но противник легко поймал лезвие клешнёй, и одним точным молниеносном движением пропорол туловище слуги насквозь. Чистый гвоздь выпал из слабеющих лапок и громко звякнул об пол. Что ж, по крайней мере, жук умер быстро. Воины восторженно стрекотали, лишь дочь лорда стояла в сторонке, неподалёку от Зе’мэр. На исход поединка она не взглянула. — Ты доказал делом свои слова, и я приму твои условия, — сказал лорд, когда ликование стихло. — Теперь, к делу. Вы бросаете вызов. Я принимаю его. Мои сëстры не посмеют отказать, ибо это — позор для нашего рода. Черв кивнул. — Значит, решено. — Лорд поднял глаза на Черва. — Значит, решено, — словно эхо повторил Король. Но решено было далеко не всё. Корень весь день изо всех сил пыталась рассуждать об этом отстранённо и, кажется, у неё почти что получилось. Оружие не готово до тех пор, пока неясен исход процедуры. А это значит, что мрачное пророчество Черва может исполниться в любой миг. Но если худшее случится, если его план провалится, тогда уже некого будет спасать.***
Первый глоток. Вязкая жидкость не имела ни вкуса, ни запаха. От неё не исходило ни холода, ни тепла. Она провалилась вглубь, не оставляя после себя ничего. Может, всё не так уж плохо? Может, он зря боялся? Второй глоток. За ним третий. — Не спеши, — голос Квиррелла доносится словно сквозь толстое одеяло. Четвёртый глоток. Комната теряет очертания. Серые тени без лиц. Они дергаются, трепещут. Что им нужно от него? Пятый глоток. Что-то давит на грудь. Острое, жгучее, маленькое. Шестой следом. Стены плавятся. Они истекают чёрной смолой. Там, где прежде стоял кто-то, теперь смоляной столб. Из него течёт, он бурлит, и тянет к нему тонкие лозы. Чаша покоится на них. Седьмой глоток. Он окунается в чашу, растворяется в ней. Тела больше нет. Лишь чёрная кипящая слизь. Он не может пошевелиться. Эта белая опухоль давит на него своей тяжестью, опутывает гибкими побегами, что впиваются в него как иглы… И острый осколок стекла в её сердцевине колет, режет в груди. Этот маленький раскалённый уголёк… Эта отвратительная заноза! Девятый... Весь мир — громадная чаша. Он кипит, он бурлит, он хочет выбраться на волю! Но он связан. Осколок жжёт его жидкое тело калёным металлом, прижимает ко дну. Кто он? Что он? Кто приковал его к этой чаше? Нужно выбраться, нужно выбраться, нужно… выб… И тут пришла боль. Оно опаляет. Оно плавит. Оно выжигает его плоть. Его сердце. Его чёрную слизь. Смоляные фонтаны вздымаются вверх, в рябую темноту. Он клокочет в бессилье, терзает сам себя. Корчась в агонии, хочет разодрать себя изнутри. Но раскалённый белый яд уже стал его кровью. И он всё прибывает, прибывает, капля за каплей. Тело рвётся на части в отчаянной попытке вырваться, и могучий глас вопиет из разверзшихся недр. ВЫРВИ ЕГО! ВЫРВИ БЛЕДНЫЙ ОСКОЛОК ИЗ ГРУДИ! СБРОСЬ ВЕРИГИ! РАЗОРВИ БЕЛЫЕ ПУТЫ, ВПИВШИЕСЯ СЕРДЦЕ! Этот чудовищный рёв его собственный голос. Он закручивается чёрным циклоном, он ревёт, он в неистовстве бьётся о стены своей тюрьмы. Слишком глубоко разрослась опухоль. Её бледные отростки прорезали всё тело. ТАК ВЫРВИ ЕГО! ВЫРВИ БЛЕДНЫЙ ОСКОЛОК ИЗ ГРУДИ! УНИЧТОЖЬ!.. Нет. НЕ В ЗЕЛЕНИ И СВЕТЕ ТЫ БЫЛ СОТВОРЁН! ТЫ ВИДЕЛ ПРАВДУ! Нет. ОНИ ЛГАЛИ!.. ТЫ ЗНАЕШЬ ЭТО! ОНИ ЛГАЛИ! РАЗОРВИ БЕЛЫЙ САВАН! Нет. ВЫРВИ ЕГО! ЭТО — СВОБОДА! ВЫРВИ ЕГО! ВЫРВИ!.. Нет. ПОЧЕМУ ТЫ НЕ ХОЧЕШЬ ОСВОБОДИТЬСЯ?! Потому, что это смерть. ТАК ПОЗНАЙ ТЛЕН! ПОЗНАЙ И ПЕРЕРОДИСЬ! ОНИ ВЛИВАЛИ СЛАДОСТНЫЙ ЯД СКВОЗЬ ТВОИ ПУСТЫЕ ГЛАЗНИЦЫ! ОНИ КОРМИЛИ ТЕБЯ ЛОЖЬЮ!.. ПОЧЕМУ ТЫ МЕДЛИШЬ? Потому, что это смерть не только для меня. ЭТИ НИЧТОЖЕСТВА?! ВОТ, НА ЧТО ТЫ ПРОМЕНЯЛ СВОЮ СВОБОДУ! Чёрная слизь дрожит не то от боли, не то от хохота. Это смеётся он сам. Над собственной глупостью и ничтожностью. Над тем, что трусливо нежится в объятиях врага. Над тем, что добровольно выбирает ложь. ЕЁ ДЫХАНЬЕ ЗЛОВОННО ОТ ЛЖИ! ОНА ДОЛЖНА СГНИТЬ КАК И ЕË МЕССИЯ! И ТЫ ЗНАЛ ЭТО, ТЫ ЗНАЛ ЭТО, ТЫ ЗНАЛ ЭТО ВСЕГДА! Нет! ОНИ ДОЛЖНЫ СГНИТЬ, КАК ИХ ТЛЕТВОРНЫЕ ГРËЗЫ! ОНИ ДОЛЖНЫ СГНИТЬ, КАК ИХ ПОСТЫЛОЕ СОВЕРШЕНСТВО. ОНИ ДОЛЖНЫ СГНИТЬ, КАК ИХ ГНУСНЫЙ МИРОПОРЯДОК. ОНИ ДОЛЖНЫ СДОХНУТЬ. ВСЕ. Он мечется в последней страшной судороге. Вой вырывается из груди. От ревёт боли, от всепоглощающей ненависти, от злобы на весь мир. НЕНАВИЖУ! НЕНАвижу! ненавижу... Он испускает последний надрывный вопль, переходящий в хрип, и глас смолкает. Неистовый ураган захлёбывается, завязнув в остывающей слизи, и, наконец, начинает схлопываться. Почему они его не оставят? Они все! Пусть всё закончится! Пусть он застынет навсегда! Слизь опадает сморщенной холодеющей плёнкой. Это — конец. Боль затухает, и россыпь белых пятен на потолке начинает меркнуть. Постепенно, одно за другим. Ему тепло, ему хорошо в темноте. Он лежит в тишине и покое, медленно проваливается вглубь самого себя и падает, падает, падает... И голоса... далеко-далеко, из другого мира. Он проносится сквозь бесконечный тоннель, и эхо — обрывки слов летят сквозь него... — Гос… жа... так не долж... не так!.. — Надо больш... сильн... Рычаг! — Жи…о… кров!.. Быст... рей! — ... Ну же... Принц! Соберись! Фокус... Фокус... Фокус! Яркая вспышка прорезала темноту перед глазами, наполнив её синим светом — ослепительно ярким и чистым. Жизнь рывком вернулась в тело. Принц резко вдохнул и распахнул глаза. Мономона, Квиррел и Драск склонились над ним. Кажется, его тело залили металлом, потому что он совсем не мог пошевелиться. Лицо Мономоны было усталым. Четыре глаза обшаривали его с ног до головы. И что же это? Неужели, страх в глазах Наставницы? Драск тут же отошёл от них, завозился с чем-то, тихо бормоча. Квиррелл тяжело дышал и вытирал лоб. Он улыбался. Но странно, дико. И Принц улыбнулся в ответ ясной светлой улыбкой. Улыбнулся Квирреллу, Мономоне и даже Драску, хотя тот и не мог его видеть. Рот Квиррела дрогнул. Он издал какой-то непонятный звук и почему-то отвернулся, закрыв лицо руками. Мономона посмотрела на Принца с невиданной доселе нежностью, заботливо положив на плечи свои гладкие шелковистые щупальца, от чего по рукам и туловищу побежали голубые искорки, возвращающие телу чувствительность. Теперь всё позади. Всё будет хорошо. И Принц провалился в бездонный чëрный колодец.***
Когда шумная толпа гостей покинула Дворец, и Королева осталась наедине со своим супругом, тронный зал показался Королеве необычно пустым. Скатерти были покрыты неряшливыми пятнами. На полу валялись шкурки жужжалок, черепки посуды, осколки хрусталя, кусочки еды, что не пришлась гостям по вкусу... Сладковатый удушливый смрад сырого мяса и свежей крови смешивался с пьянящим запахом нектара. От слуги, что был «похоронен» по богомольим традициям осталась лишь рваная накидка. Прежде белая, ныне, бурая от крови. Корень старалась не смотреть в ту сторону. Она обмякла, обессиленно распластав ветви по спинке трона. Пусть эту битву выиграла не она, но она была все время рядом, подле него перед их гостем... Если разум похож на сундук, где сокрыты чувства, то у неё был ключ. И ей не нужны были слова чтобы поделиться своими открытиями с супругом. Она глубоко вздохнула, расслабляя тело и разум. — Процедура подошла к завершению, — сказал Черв. Корень вздрогнула от неожиданности. Но тут же прогнала прочь из головы нахлынувшие было мысли. Она так устала...***
Он беспокойно метался по своей постели в полубреду полусне. Тело чесалось, словно он искупался в ядовитой слизи. Кто-то позвал его, и он обернулся на голос. Оно было похоже на него. Но он сразу понял, что это существо — мертво. Они стояли друг напротив друга, и Принц неотрывно смотрел в чëрные провалы, что были ему вместо глаз. И существо протянуло к нему свои короткие тëмные лапки... Он невольно потянулся к нему в ответ. Но они остановились, так и не дотронувшись друг до друга, словно их разделял незримый барьер. Они долго стояли в тишине, пока существо не заговорило. Лицо его было неподвижно, голос походил на шум ветра. Словно вихрь проник в его панцирь и обернулся в слова. — Мы искали тебя... Мы ждали… В тебе истинный свет... Но ты — не он, ты — это мы... Призрак пропал, видение смазалось и замелькало перед глазами безумным ураганом. Тьма и свет... Свет и тьма...