Согревание замёрзших рук

      Фил упомянул, что в каждой игре игрок будет нести свои ошибки с собой, и, честно говоря, он был прав.       К концу Уилбур понимает, что он доведёт всю эту игру до конца, прокручивая и переворачивая её в голове, пока она не обретёт для него смысл. Пока он действительно не сможет понять, в чем именно он ошибся.       Он совершил там все возможные ошибки. Его главная проблема заключалась в том, что он слишком медленно реагировал и пропустил мимо себя игрока не один и не два, а три раза, а затем, на том, что могло бы стать четвёртым, впал в отчаяние настолько, что попытался остановить их. Конечно, в итоге он подал навесной и был отправлен в штрафную. SMP пришлось играть с одним игроком на льду меньше, и это дало им преимущество, необходимое для того, чтобы забить ещё раз.       Он хотел бы вернуться в прошлое и начать игру с самого начала — или даже вернуться к перерыву, когда Фил бросил один взгляд на лихорадочно красное лицо Уилбура и натянутые нервы и спросил, не нужно ли ему отсидеться — но он не может, и как бы он ни был поражён мыслью о том, что его снимут с игры, он чувствует себя еще хуже, когда раздаётся финальный свисток и SMP проигрывает со счётом 4:1.       Вернувшись на Гипиксал, после проигрыша в раздевалке было бы, мягко говоря, напряжённо. Этого следовало ожидать: ни одна команда не любит проигрывать, и никто никогда не становится бодрым после того, как это происходит, но они были другими. Они искали, кого бы обвинить, и Уилбур жил как лёгкая мишень.       Теперь это действительно его вина, поэтому, когда он встаёт со льда, вдобавок к дрожи, лихорадке и тому, что все вокруг кажется просто ужасным, он ещё и встревожен.       Он входит с ними в раздевалку, и шаги Сапнапа сливаются с шагами Ричарда, ворчание Шлатта перекликается с ворчанием Дэниела, напряжение в выражении лица Техно совпадает с выражением Джекса. От этого и без того напряжённая грудь Уилбура сжимается сильнее в предвкушении боли, от слов: "Сут, иди сюда и расскажи нам, какого хрена ты вообще делал в той игре, кроме того, что занимал место?"       Джордж закрывает свой шкафчик, вот что это значит — громкий хлопок, даже не настоящий хлопок, заставляет Уилбура подпрыгнуть и открыть рот. — Извините, — выпаливает он. Они все бросают свои дела и смотрят в его сторону. Уилбур изо всех сил старается дышать, — извините. Эта... эта игра за моей спиной. Я должен был быть лучше.       Наступает тишина, напряжённая тишина, в которой они все как бы смотрят на него, а потом друг на друга. — Да, — внезапно говорит Джордж, и Сут вздрагивает. (Да, ты проиграл нам по крайней мере два из этих голов. Да, говоря как твой партнёр, ты был у меня на пути. Да, почему ты вообще в этой команде?) — Да, я чувствую то же самое. В некоторых из этих игр я был не так быстр, как мог бы. Я уронил мяч — извините за это, ребята.       Уилбур ошеломлённо смотрит на него. — Я тоже, — вздыхает Квакити, садясь на пол со скрещёнными ногами, — я действительно был отвлечён всю игру. Один парень продолжал нести чушь и... Тьфу, это выбило меня из колеи. Больше этого не повторится. — Я слышал кое-что из этого, — говорит Сапнап сквозь стиснутые зубы, — вот почему я получил своё наказание. Это всё равно не оправдывает этого, даже если ударить того парня было действительно приятно.       Кью смеётся и шлёпает Сапнапа по ноге, и напряжение, сковывавшее их всех, спадает. — У всех нас есть вещи, о которых мы сожалеем из-за той игры. Я не был настолько усерден, насколько мог бы, в том, чтобы поддерживать всех нас на одной волне, — признаётся Техно, — но мы все также делали хорошие дела там. И, кроме того, поражение — это не конец света, да? Мы сыграем снова. — Мы должны сказать некоторые из них, — говорит Джордж, глядя на Техно так, словно пытается передать это секретное сообщение, — некоторые из хороших моментов, которые мы сделали в этой игре.       Взгляд капитана перебегает на Уилбура, а затем обратно на Джорджа. Что-то вроде понимания мелькает на его лице. — Да. Да, ты прав, Джордж. Единственное, что мы хорошо сделали в этой игре, начав с Уилбура.       Всё точно так же, как и раньше, за исключением того, что на этот раз Уилбур искренне ни о чём не может думать. Он устал, и ему гораздо больше хочется положить свою хоккейную клюшку и никогда не поднимать её обратно, чем пытаться убедить себя, почему он должен продолжать идти. — Я не знаю, — тихо говорит он, съеживаясь, — я ничего не могу придумать. Простите. — Я могу что-нибудь придумать, — говорит Шлатт. Он находится в другом конце раздевалки от Сута, и он не мог смотреть Уилбуру в глаза с той единственной тренировки, поэтому, когда он говорит, его взгляд направлен на свои наколенники, но... — Когда мы взяли тайм-аут, ты передал мне мою воду. И этого было достаточно, — глаза Уилбура расширяются.

«И этого было достаточно. И этого было достаточно.»

      Уилбур не сыграл по-крупному и не забил победный гол. Они даже не выиграли вообще. Уилбур просто был товарищем Шлатта по команде. И этого было достаточно. — О, — говорит Сут. И это всё, что он может сказать на самом деле. Так же просто. Так же пронзительно.       Джордж и Техно обмениваются улыбками.

____

      Уилбур знает, что все они обеспокоены позже, особенно когда он немного отстаёт от них, когда они следуют за Филом через ресторанные дворики. Честно говоря, он чувствует себя гораздо более отстранённым, чем это — ему кажется, что он плывёт позади самого себя — вот насколько он устал.       Если бы у него была возможность, он, вероятно, отключился бы и пошёл отдохнуть. Найти достаточно безопасное место, чтобы свернуться калачиком и поспать. Наконец-то отключить свой мозг на мгновение. — ...лбур. Уилбур, — Сут моргает и видит Техно, стоящего перед ним с озабоченным выражением лица, — Уилбур? — Извини, — автоматически произносит Уилбур, — Я... я пропустил то, что ты сказал.       Техно хмурится. Он протягивает руку, нежно сжимая локоть Уилбура. — Мы собираемся пойти поужинать, — говорит розоволосый, — ты в состоянии прийти?       Уилбур думает, что отправился бы в любую точку мира с SMP, если бы ему дали шанс, и эта мысль приводит его в ужас.       „Да, — проносится у него в голове, — кто знает, сколько ещё таких штучек они захотят провести с тобой,” — но, Боже, как же он устал. — Мы можем подбросить тебя до отеля, если ты хочешь отдохнуть, — предлагает Техно, быстро пробегая глазами по лицу Уилбура, — мы могли бы тоже остаться — заказать еду и просто расслабиться. — Нет-нет, я не хочу тебя беспокоить, — Сут качает головой. Розоволосый хмурится ещё сильнее, но Уилбур не хочет, чтобы его успокаивали, — Я думаю... не мог бы меня подвезти? Думаю, мне просто нужно немного отдохнуть.       Так вот что они делают.       Они высаживают Уилбура у отеля, и Техно не обязан этого делать, но он провожает парня наверх и смотрит, как Сут ставит свою спортивную сумку. — Уилбур, — внезапно говорит он, выглядя немного смущённым, но в то же время решительным, — ты же знаешь, что можешь обратиться ко мне за чем угодно, верно? Ко мне, или к команде, или к Филу?       Уилбур делает паузу. — Я знаю, Техно. Спасибо тебе.       Техно, кажется, хочет сказать что-то ещё, но не делает этого. Он отступает назад, неловко улыбается и уходит. Уилбур вздыхает, ложится в постель и молится о сне.

____

      Позже дверь комнаты открывается.       Уилбур какое-то время то погружался в сон, то выходил из него, засыпая только для того, чтобы проснуться немного позже, просто чтобы проделать всё это снова. Это невесело, но он отдохнул больше, чем за последние недели, так что сейчас он не собирается жаловаться. — Чёрт, — слышит он, как Сапнап входит, затем повторяет это тише, как будто, сказав это тихо, он забирает обратно громкое. Уилбур сдерживает улыбку и поворачивается, чтобы сесть, зевая, — о. Уил, ты проснулся? — М-м-м, — Уилбур трёт глаза, наблюдая за тем, как Сапнап скидывает ботинки и куртку, — как прошёл ужин? — Ну, — фыркает брюнет, — тебя там не было.       Уилбур понятия не имеет, что сказать, когда Сапнап говорит такие вещи. Он просто... он не понимает, что этот человек имеет в виду. Он не знает, что хотел сказать в ответ. К счастью, брюнет продолжает. — Но в остальном всё было вкусно. Мы принесли тебе палочки с моцареллой — Техно заставил нас также подать тебе брокколи или что-то в этом роде. Скучно. И, о да, Кью расстроен, что мы живём в одной комнате, — вздыхает он. Уилбур слегка морщится. — Ох. Извини, я думал... — Нет, он хотел поселиться в одной комнате с тобой, — Сапнап останавливается у термостата. Сут моргает, переваривая услышанное, — эй... Тебе не холодно? — Я в порядке, — Сапнап неодобрительно оборачивается. — Уилбур, тебе холодно? — Сут колеблется. — Немного.       Сапнап поворачивается и начинает агрессивно тыкать в коробку. Когда он удовлетворён, то поворачивается обратно. — Вот. Дай мне знать, если тебе всё ещё будет холодно. Я собираюсь пойти в душ, хорошо? — Уилбур молча кивает, глядя ему вслед.       К тому времени, как готовится Сапнап, Сут доедает палочки моцареллы и брокколи и, честно говоря, готов снова лечь спать. Брюнет тоже, судя по гигантскому зевку, который он испускает, и по тому, как он рушится на свою кровать. — Уил, — говорит он приглушённым одеялом голосом, — разбуди меня утром, ладно? Будильник недостаточно хорош.       Уилбур негромко смеётся, сворачиваясь калачиком и устраиваясь поудобнее. — Ладно, Сапнап. Спокойной ночи. — Спокойной ночи.       Но, конечно, Уилбур засыпает не сразу. Он мог бы поспать подольше, он чувствует себя достаточно уставшим для этого, но в конце концов просто смотрит перед собой, моргая. Он обхватывает себя руками, пытаясь вернуться к тому приятному ощущению, которого у него не было даже час назад, но что-то в присутствии Сапнапа делает это невозможным.       Ему хочется плакать. Почему он не может спать в одной комнате с SMP? Он всегда будет таким? — Уилбур? — Сапнап говорит немного позже, его голос дрожит. Вероятно, его разбудило ворочание Уилбура, — ты в порядке? Тебе холодно? — Уилбур переплетает пальцы в ладони. — Эм. Немного. Хотя всё в порядке, я...       Сапнап смещается, и на мгновение Уилбуру кажется, что он возвращается к термостату слева от него, но затем он перекатывается. Брюнет встаёт прямо у кровати Сута, и Уилбур пристально смотрит на него. — Сапнап, что ты...       Сосед по комнате прерывает его, забираясь в кровать Уилбура и обхватывая его руками и ногами. Уилбур напрягается. — Сапнап... — брюнет утыкается лицом в изгиб шеи Уилбура. — Спокойной ночи.       Уилбур моргает. Через мгновение, когда Сапнап не двигается, он расслабляется, позволяя себе расслабиться. Брюнет тёплый — блаженно тёплый — и он наполовину лежит на Уилбуре, почти накрывая его, как одеялом. При любых других обстоятельствах тяжесть, навалившаяся на Уилбура, вызвала бы панику, но — ну, это другое дело. Здесь он знает, что это тяжесть Сапнапа, и ничья больше. Это ладони товарища, вцепившиеся в его рубашку и ноги переплетённые с его собственными, и дыхание Сапнапа, со свистом соприкасающееся с его кожей. Хватка, которую Сапнап оказывает на него, почти защитная, и Уилбур понимает...       Он тёплый и безопасный с ним вились вокруг него, как это.       Здесь его ничто не достанет. И при этой мысли глаза Уилбура трепещут и закрываются.

____

— Что? — Сут моргает, — прошу прощения? — Ужин, — повторяет Квакити, всё ещё улыбаясь, как будто он не потрясает весь мир Уилбура, — моя мама принимает гостей. Это первый из многих, надеюсь, но я всегда хотел иметь такой, просто у меня никогда не было команды, которую я мог бы пригласить. Теперь есть! — И... и ты хочешь меня? — ошарашенный Уилбур спрашивает.       По выражению лица Кью пробегает какая-то тень, но она исчезает прежде, чем Уилбур успевает понять, плохо это или нет. — Конечно, Уилбур. Что ты имеешь в виду? Ты часть команды. Я хочу, чтобы команда была там. — О. — Это — это нормально? — Кью хмурится. — Ничего страшного, если ты не хочешь... — Нет! — Уилбур выпаливает, щеки у него горят, — нет, я... да, пожалуйста. Я бы с удовольствием. Я бы с удовольствием... — («быть частью этой команды, быть приглашенным, быть допущенным»), — поужинать с вами, ребята!       Вот так пару дней спустя Уилбур сидел в углу тёплой желтой кухни матери Квакити и наблюдал, как Техно пытается вымыть посуду, пока она шлепает его по руке кухонным полотенцем. Кью, как всегда, стоит рядом с Сапнапом и разговаривает с Карлом, перед которым на кухонном островке разложена стопка настольных игр. Они пытаются сделать выбор между "монополией" и "катаном", и Уилбур продолжает слышать слова, что "катан даже не настоящий" — за которыми следует "и монополия тоже", они обе вымышленные настольные игры!" Джордж заснул в гостиной после ужина, и было очень мило с его стороны, что команда выключила свет, приглушила звук телевизора и без лишних вопросов переместила комнаты.       Уилбур, честно говоря, все это время был просто ошеломлён. В доме тепло и всё ещё пахнет удивительными блюдами, которые подавала мать Квакити, и его живот был тёплым и полным, и он чувствовал, что вот-вот расплачется от того, насколько всё это было удобно. Смутная головная боль подкрадывалась к затылку, а в носу чувствовалась заложенность, но даже надвигающаяся простуда не могла испортить его хорошего настроения. — Я чувствую себя неловко, — говорит Техно, всё ещё пытаясь протиснуться к полной раковине, — мы уже съели всю вашу еду — вкусную еду, между прочим, просто потрясающую, и мы очень благодарны — но я чувствую, что должен... — Вы съели всю мою еду, потому что вы мои гости, — настаивает мать Квакити, отталкивая его руками. Она невысокая женщина, почти такого же роста, как сам Кью, поэтому забавно наблюдать, как она пытается оттолкнуть розоволосого парня от раковины, — Фил слишком хорошо вас воспитал, вы слишком вежливы для вашего же блага.       Это заставляет Техно колебаться и краснеть.       Уилбур сдерживает улыбку. Он не может представить, что когда-нибудь сделает это с Гипиксалом. Конечно, он хотел, чтобы его приглашали на их собрания и пикники, но, думая об этом сейчас, он не может представить, что ему там когда-нибудь будет весело. Он никогда не чувствовал себя комфортно на тренировках или потасовках. Он всегда держался напряжённо рядом с ними, просто ожидая, когда упадёт следующая туфля — или удар достигнет цели — поэтому ему всегда приходилось иметь дело с противоречивыми эмоциями благодарности за то, что его не любят.       Здесь его пригласили, и он гораздо менее напряжён, и ему тепло. Он бы не зашёл так далеко, чтобы сказать, что его любят, но его, безусловно, по крайней мере терпят, а это гораздо больше, чем Уилбур мог бы попросить у Гипиксал.       И он невредим. И он оставался невредимым с тех пор, как впервые вышел на тренировочный лёд SMP. Он просто — хочет, чтобы его мозг получил памятку. — Сажа, — зовёт Шлатт. Уилбур оглядывается. Парень стоит, прислонившись к дверному проёму, с пивом в руке, весь расслабленный и небрежный, — хочешь прогуляться?       Инстинкт Уилбура подсказывает сказать: "нет, пожалуйста", — но также: "да, спасибо", — потому что это действительно первый раз, когда Шлатт обращается к нему напрямую за недели, но также это то, что Гипиксал сделал с ним. Это то, что они отняли у него: способность иметь мысль, не противодействуя ей. Способность хотеть чего-то, не боясь этого в свою очередь. Шатен никогда бы не причинил ему вреда намеренно, и это доказывается тем, что мужчина понёс своё полубессознательное тело на помощь и крепко прижал его к себе, как будто Уилбур был всего лишь частичкой его сердца, которая каким-то образом вырвалась из груди. Это также подтверждается тем, как он ходил на цыпочках в своём собственном пространстве только потому, что Уилбур был рядом. — Конечно, — Сут заставляет себя сказать и мысленно повторяет: "Шлатт не причинит мне вреда, Шлатт не причинил бы мне вреда", — просто чтобы нейтрализовать постоянный комментарий типа: "он хочет, чтобы ты вышел на улицу, он хочет, чтобы ты был подальше от остальных, где-нибудь, где тебя не услышат, где его большие руки смогут сомкнуться на твоём горле и выдавить из тебя крики, прежде чем они разнесутся по воздуху". — Только позволь мне взять пальто... — Не нужно, — Шлатт бросает ему фланель, — возьми это. Мне всё равно тепло, — он поднимает пиво в качестве объяснения, затем не даёт Уилбуру возможности возразить, потому что поворачивается и выходит.       Уилбуру ничего не остаётся, как броситься следом.       Шатен садится на ступеньки крыльца, а Уилбур нерешительно плетётся за ним, держа в руках шерстяную фланель. Он чувствует себя не в своей тарелке, слишком высокий в дверном проеме, но слишком маленький, чтобы сидеть рядом со Шлаттом. — Я не собираюсь просить тебя сесть рядом со мной, но ты мог бы, если бы захотел.       Уилбур колеблется, затем соскальзывает вниз по лестнице и сворачивается рядом со Шлаттом. Он оставляет между ними приличное пространство, но не потому, что он боится. Просто для Шлатта. На всякий случай. — Что, эм, что происходит? — спрашивает Сут.       Шлатт выглядит немного смущённым. Теперь, когда ему нужно поговорить, кажется, что он сожалеет о том, что позвал Уилбура сюда. — Я хотел тебе кое-что сказать. Кое-что важное. Но я не знаю, как это сказать, — Уилбур колеблется. — Я могу подождать. Если это поможет? Я могу просто... подождать, пока ты сам во всем разберёшься.       Шатен морщится, и некоторое время они сидят в дружеской тишине, пока он подыскивает нужные слова. Сут любит смотреть на небо — из дома матери Квакити видны все звезды, и это прекрасно. — Я... — внезапно начинает он, и Уилбур переводит взгляд со звёзд на профиль Шлатта, — я знаю, каково это — чувствовать... боль. О. — Не моей командой. Не моими тренерами. Но... кем-то, кто должен быть важен. Кем-то, кто не должен трахаться... — он резко вздыхает, — ты знаешь. Люди всегда, блять, делают то, чего не должны делать.       Уилбур складывает руки на коленях, затем кладёт на них подбородок. Шлатту не нужно, чтобы он говорил. Шлатту нужно, чтобы он слушал. Поэтому он будет. — Я даже не знал, что тренеры и товарищи по команде могут вытворять такое дерьмо, которое с тобой сотворил Гипиксал, но, честно говоря, я, блять, не понимаю, почему я удивлён, — фыркает он, — видеть тебя на тех первых двух турнирах больно, Сут. Правда. И... и практика, когда я бью тебя... Чёрт, я не хочу быть похожим на них, — он делает паузу, затем, помолчав, признаётся, — я не хочу быть похожим на своего отца. О.       Уилбур хмурится и поджимает губы. — Шлатт. А ты... нет. — Ты этого не знаешь наверняка. — Я знаю, каково это, когда тебе причиняют боль, — прямо говорит Уилбур, заставляя шатена вздрогнуть, — и я знаю, на что это не похоже. Ты... ты так себя не чувствуешь. — Сут, ты, блять, не можешь спать рядом со мной, — Шлатт набрасывается на него, — не притворяйся, что я не заметил. Ты... ты вздрагиваешь и вся напрягаешься, и... и ведёшь себя как я раньше, и если я заставлю тебя почувствовать хотя бы часть этого, тогда...       Уилбур не знает, как объяснить, почему его организм стал сверхбдительным, чтобы обезопасить себя. Он так долго целенаправленно причинял себе боль ради других людей, что просто больше не доверяет. Даже помимо его собственной воли. Если бы у Сута внутри был диск или настройка, которая могла бы включить SMP всегда в безопасности, он бы нажал на него. Он бы нажал. Ради них он позволил бы разбить свое собственное сердце. — Я тебе скажу, — внезапно говорит Уилбур. Шлатт смотрит на него, — если ты заставляешь меня чувствовать себя так же, тогда я скажу тебе, Шлатт. Я обещаю.       Противоречивое выражение появляется на лице шатена, затем... — Я хочу быть в безопасности для тебя, Сут. Все причинили тебе боль, и я хочу — я хочу быть местом, где ты можешь спрятаться.       Уилбур борется с желанием расплакаться. Вот он здесь, снаружи, на прохладном воздухе, телу тепло, потому что он завернут Шлаттом, сердцу тепло, потому что он завернут Шлаттом — ему уютно под звёздами. «Я хочу быть местом, где ты сможешь спрятаться», — видит Бог, Уилбуру не помешало бы одно или два таких. И он знает, что если Шлатт один из них, то он будет в безопасности долгое время.       Вместо того чтобы заплакать, Уилбур придвигается ближе, позволяя их коленям соприкоснуться, а бёдрам прижаться друг к другу. — Так и есть, Шлатт. Я обещаю, — он делает паузу, затем продолжает, — и я буду таким для тебя.       Шлатт не отвечает словесно, но он протягивает руку и обхватывает Уилбура за шею и притягивает его ближе, и Сту приятно вздрагивает изнутри, практически мурлыкая от этого прикосновения. Это чувствительное место, его шея, и он защищает её больше, чем где-либо ещё, но когда прикосновение сопровождается словами: «Я хочу быть местом, где ты сможешь спрятаться», — Уилбур не чувствует необходимости так сильно прижиматься к ней.       Он понимает, что мог бы оставаться здесь до конца своих дней, если бы ему позволили. И он не уверен, но думает, что Шлатт позволил бы ему.

____

      Сначала, когда Уилбур слышит этот голос, ему кажется, что он видит сон.       До их следующей игры остаётся десять минут — слава Богу, местная, несмотря на то, что Уилбур любит путешествовать, все это вызывало у него стресс — и он находится в одном из боковых залов рядом с катками, потому что просто хотел отдышаться перед игрой.       Он нервничает, поэтому ходит взад-вперёд и считает пальцы, складывая их, пытаясь расслабиться. Парень поворачивается, делает четыре больших шага, затем возвращается, чтобы сделать ещё четыре. Он совершает свой третий оборот и наконец начинает успокаиваться, когда... — Ну, посмотри, что у нас здесь есть.       Уилбур резко останавливается. Он медленно поворачивается, и, может быть, это драматично, но ему кажется, что он попал в фильм ужасов, когда он видит зачесанные назад светлые волосы, собранные в конский хвост, льдисто-голубые глаза и широкие плечи, закутанные в зелёно-белое. — Сут, — говорит Джекс, и на его лице медленно расплывается ухмылка. Уилбур, у которого внезапно отнялся язык и задрожали колени, отшатывается назад, когда другой подходит ближе. Это больно и жестоко, когда его поясница ударяется о стену коридора и не даёт ему больше двигаться. Это больно и жестоко, когда его сердце подступает к горлу, останавливаясь там и не давая ему позвать команду, которая, как он знает, находится прямо за углом. Джекс, конечно, знает, как выглядит Уилбур, охваченный ужасом, и поэтому его ухмылка становится только шире. — Ты ничуть не изменился, да? — Что... что ты здесь делаешь? — выдавливает Уилбур, пытаясь свернуться калачиком, насколько это возможно, но это сложно, когда Джекс продолжает приближаться, — пожалуйста, не... не надо... — Я здесь, чтобы поиграть в грёбаный хоккей, Сут, — резко говорит Джекс, ударяя кулаком по стене прямо у уха Уилбура, заставляя его резко вздрогнуть. — В моей новой команде, потому что твоя сучья задница не смогла справиться с жёсткой любовью.       Любовь..? Любовь? Даже несмотря на страх Уилбура, что-то в нём недоверчиво отзывается на это слово. Тяжело это или нет, но то, как относились к нему на Гипиксале, не было любовью. Он думает, что знал это ещё тогда, но последние пару месяцев укрепили это в нём. Разделывать картошку фри с Кью, или сворачиваться калачиком под Сапнапа, или быть втянутым Техно в тёплый дом. Это и есть любовь. — Нет, — тихо говорит Уилбур, внутри него словно разгорается маленький огонь. Джекс повторяет его, угрожая и вопрошая, как о? Продолжать? Но Уилбур отказывается, чтобы его заткнули. — Нет. Это была не любовь. Это было не жёстко. Это было жестоко, и вы, ребята, были больны. И... и я этого не заслужил.       Джекс на мгновение кажется ошеломлённым, и из-за этого Уилбур получает, может быть, полсекунды триумфа. Это, конечно, происходит как раз перед тем, как выражение лица Джекса становится жёстче, и его сжатый кулак вонзается Уилбуру прямо в живот. Сут задыхается, хватаясь за руку, весь воздух со свистом выходит у него из живота. Почему-то это хуже, чем удар кулаком. Оно сильнее. Уилбур задаётся вопросом, то ли он просто привык к тому, что его не бьют, то ли Джекс стал сильнее за время их разлуки. Что бы это ни было, это заставляет боль проникать глубоко. — Заткни пасть, Сут, — рычит Джекс, — ты не можешь уничтожить свою команду, а потом смеяться над этим. — Вы, ребята, — хрипит Уилбур, заставляя себя выпрямиться и обхватывая себя руками, — не моя команда.       Джекс свирепо смотрит на него, но вместо того, чтобы ударить снова, он отступает назад, его самодовольная ухмылка вернулась на место. — Знаешь что? Ты прав. Мы больше не в одной команде. Я с нетерпением жду этого матча. Ты не поймешь, что на тебя нашло.       А потом он уходит, и Сут остаётся в коридоре, держась за руки дрожащими руками.

____

      От боли у Уилбура кружится голова.       Он теряет время — он знает, что теряет, — потому что в один момент он наблюдает, как Сапнап завинчивает крышку на своей бутылке с водой после того, как наполнил её, а в следующий уже лежит на льду, моргая, как будто только что проснулся. Это был даже не особенно сильный удар, у него бывали случаи и похуже, но — чёрт возьми, если это не шок — снова оказаться на льду и испытывать боль после того, как в этом так долго не было необходимости.       И особенно учитывая враждебную ухмылку Джекса чуть поодаль от него, Уилбур хочет, чтобы эта игра закончилась сейчас. Он хочет пойти к себе домой — или, ещё лучше, к Сапнапу. Ему хочется зарыться в диванные подушки этого человека и слушать, как Кью топчется на кухне, или придвинуться ближе, пока он не прислонится к Шлатту настолько, что парень придётся обнять Уилбура за плечи и притянуть его к себе, чтобы тот успокоился, или сесть за стойку на кухне Джорджа и смотреть, как он моет капусту и режет картошку. Он хочет пойти за Техно к Филу и послушать, как тот рассказывает истории о первом голе Техно или о первой паре коньков, в то время как Блейд притворяется смущённым. Он хочет быть где угодно, только не на льду, он хочет делать что угодно, только не играть в эту игру.       Звучит свисток. Игра начинается.       Первые двадцать минут это довольно стабильная игра. Уилбур дрожит, но с каждой секундой, которая проходит без Джекса, который просто бросается на него, как бык, он расслабляется. SMP, как всегда, хороши, и поэтому внимание Джекса переключено на игру в настоящий хоккей и удержание их от продвижения по зонам и забивания голов.       Сапнап забивает свой первый гол, и Уилбур переводит дыхание. По движениям Сапнапа он может прочесть, что тот чувствует себя сегодня хорошо. Что, даже если один из них отвлечется, Сапнап не отвлечётся. Так что дрожащие конечности Уилбура и опущенные плечи не должны помешать SMP выиграть.       Это означает, что Уилбур может полностью сосредоточиться на явно растущем волнении Джекса.       Когда игрок получает шайбу, он прокладывает себе путь по льду к защите Уилбура.       На прошлой тренировке они часами отрабатывали работу ног: Фил расставлял конусы и заставлял их соревноваться друг с другом в беге по фигурам. К концу матча между ним и Кью была ничья, и они сравняли счёт, решив разделить приз — не нужно было убирать каток к концу тренировки.       Квакити был рад, что у него появился еще один игрок, с которым можно было соревноваться в скорости, и Сут не мог уклониться от похвал, которыми он осыпал его. «Ты двигаешься, как вода, — сказал он, сверкая глазами, — как будто тебе просто нужно бежать.»       Итак, Уилбур знает, что он умеет кататься на коньках. Что он грациозен и утончён на льду. Вот почему так удивляясь, когда он поворачивается, покачивает бёдрами и чуть не сбивается с ног от безрассудного движения Джекса.       Вот что Уилбур скажет о падении: ему повезло, что у него был шлем, иначе он бы уже не поднялся.По большей части с его головой все было в порядке, но в тот момент, когда у Уилбура помутилось в глазах, он забыл, что всё остальное его тело вообще на месте, и результатом этого была острая боль, пронзившая ребро.       Что-то хрустит, и он ахает, крепко сворачиваясь калачиком на льду. Вокруг него раздаются свистки и вопли людей. „Фил, — думает он, — громко проклинает судей, и, возможно, Сапнап, проталкивающий своё тело через другую команду, чтобы попытаться добраться до меня”, — но голова Уилбура откидывается назад, кувыркаясь от боли.       Вот почему он почти не чувствует этого, когда Джордж опускается на колени рядом с ним и обхватывает его лицо руками без перчаток, помогая снять шлем, чтобы заглянуть в его прикрытые веками глаза. — Уилбур, — зовёт Джордж. Звук похож на дождь. Всё вокруг кажется водой, — Уилбур, сосредоточься на моём голосе. Мне нужно, чтобы ты лежал спокойно, хорошо? Они собираются привести тренера, чтобы он осмотрел тебя и убедился, что тебе безопасно передвигаться, но мы будем прямо здесь.       Глаза Уилбура затрепетали. Ему стало трудно дышать без острой боли. Она исходит из его груди при каждом вдохе, неотвратимая, как будто это такая же часть его самого, как и его сердце. Это почти поглощает его, захлестывает, как волна, и, к ужасу, бежать от этого некуда.       Чья-то рука сжимает его руку, другая нежно поглаживает спину, но Сут слишком далеко, чтобы уловить эти прикосновения.       Кажется, что проходят часы, но также и секунды, прежде чем тренер опускается перед ним на колени и проводит пальцем по затуманенному зрению Уилбура. Он запинается на вопросах, на которые отвечал миллион раз, вроде этого: как вас зовут? Кто президент? Какой сейчас год? Вы знаете, где находитесь?       Тренер немного отворачивается, чтобы поговорить с Филом, который внезапно появляется там, плавая по краям поля зрения Уилбура, с выражением лица, похожим на приоткрывшийся фонтан. — Если вы поможете ему добраться до моего кабинета, мы сможем достать ему бинты и лёд для рёбер — я сильно подозреваю, что его нужно осмотреть, просто чтобы убедиться, что повреждение не серьёзнее трещины. — Хуже, чем... — Фил сглатывает, затем качает головой, беря себя в руки, — ладно. Хорошо. Хорошо, Техно?       Уилбур моргает, и внезапно рядом оказываются и Техно, и Шлатт, и капитан тихо говорит, и шатен тянется вниз, и Сут, даже испытывая боль, понял бы, что эти руки означают только безопасность, поэтому он неуклюже цепляется за них.