Никогда

      «Сахар», «яблоки», «работа»…       Порой Шалль Фэн Шаллю казалось, что только из этих трёх слов и состоит лексикон Энн Халфорд. Отчаянная трудяга и мастерица, она была с головой погружена в любимое дело. Настолько сильно погружена, что Шалль иногда сомневался в том, имеет ли для девушки значение вообще хоть что-нибудь ещё в этом мире. Она не раз попадала в различные передряги, которые зачастую могли стоить ей жизни, однако и в этом случае девушка могла думать лишь о неоконченной работе. Да, определённо, слова «сахар», «яблоки» и «работа» были для неё самыми значимыми вне зависимости от всего остального… Но было и ещё одно очень важное для Энн слово, которое он всегда подсознательно опускал.       — Шалль! — высокий девичий голос сорвался с кухни, заставляя фейри отвлечься от своих мыслей.       Поднявшись со ступеньки крыльца, на которой он до этого сидел, Шалль отворил деревянную дверь. В просторной комнате, залитой светом лампад, работа шла полным ходом. Энн крутилась, словно юла, бегая от одного стола, с сахарной массой и небольшой книжечкой с заметками, к другому, с уже готовыми деталями. Её хвостики только и успевали подскакивать, еле как угоняясь за своей обладательницей.       — Не мог бы ты принести немного сахара из повозки? — не останавливаясь, пролепетала Энн, срываясь, чтобы подать своему помощнику большую, глубокую посудину. Рука соскальзывает, и Энн случайно задевает корзинку с яблоками, роняя её на пол. Плоды разбегаются в разные стороны, пока запыхавшаяся девушка, пытается переключиться, чтобы хотя бы понять, что произошло. — Вот же растяпа! — цыкает она.       Она уж было собралась наклониться, чтобы разобраться с образовавшимся беспорядком, но рука Шалля, аккуратно перехватившая её запястье, её остановила.       — Не переживай, я сам уберу, — спокойно говорит он, и девушка смиренно выдыхает.       Они перебрались в эту кондитерскую пару месяцев назад. Арендная плата оказалась весьма невысокой, потому что здание находилось на окраине небольшого селения, и хозяин уже слишком отчаялся в том, чтобы сдать его хоть кому-то. Энн же просто понравилась большая кухня. Слух о том, что на краю крохотной деревушки поселился мастер серебряного сахара быстро разлетелся по окрестностям, в короткий срок оживив этот обветшалый домишко. Отбоя от клиентов не было. Сюда приходили как простые люди, так и зажиточные дворяне из близлежащих городов. За последний месяц даже поступило три заказа от графских семей. Навалившаяся работа не позволяла девушке толком продохнуть, но, казалось, именно это и делало её живой. Без работы Энн тухла, теряла саму себя. И всё же порой ей следовало делать чуть большие перерывы хотя бы на сон…       Закончив с яблоками, Шалль размеренным шагом направился к повозке. Ему самому нравилось здесь — зачастую тихое и спокойное место, особенно в те дни, когда не поступают новые заказы и столпотворения перед дверями нет. Неширокие улочки, выложенные камнем, высокие фонарные столбы, стройные и вместе с тем изящные небольшие домики, в которых по вечерам так красиво поблёскивали жёлтые огоньки, и много зелени. Различные кустарники и деревья плавно перетекали в небольшую рощицу на востоке, сливаясь с ней, становясь будто бы единым целым. Их домик стоял как раз вплотную к этой рощице и отделяло их всего каких-то жалких несколько десятков шагов по тропике, вытоптанной местными ребятишками в зелёном лугу. Набрав сахара из одной из бочек, Шалль подметил, что скоро снова придётся ехать в город за яблоками, ибо запас постепенно подходил к концу…       Ночь, уже давно опустившаяся на улицы деревушки, даже при большом желании не казалась тёмной. Сияющие тут и там огоньки лампад и фонарей вместе с бликами светлячков и мерцанием далёкого множества звёзд превращали картину вокруг в удивительный пейзаж. Шалль бы, наверное, мог вечно наблюдать за всем этим, но ему постоянно чего-то не хватало… Нет, не времени. При всех частых поручениях Энн, времени у Шалля всегда было предостаточно. Это было что-то иное, что-то более значимое…       Дверь тихонько скрипнула, выпуская за порог лучики мягкого желтоватого света. В комнате было на удивление тихо… Глухие шаги высоких сапог по старым половицам оставались единственным звуком, наполнившим помещение. Пройдя чуть дальше вглубь и осознав причину такой непривычной для мастерской тишины, фейри так и замер на месте. В окружении почти законченных творений и мелких деталей, которые оставалось прикрепить, среди инструментов и свечей, которыми был уставлен стол, положив голову на сложенные руки едва слышно посапывала юная мастерица…       «Вымоталась», — выдохнул Шалль, и лёгкая улыбка коснулась его лица.       Поставив тару с сахаром на один из столов, он принялся задувать свечки и гасить догорающие лампады. До утра здесь уж точно работать никто не будет. Окончив с тушением огоньков, наполнявших кухню, Шалль подошёл к спящей девушке, которая непрерывно бормотала что-то во сне. Её светлые волосы блестели в голубом тусклом свете полной луны и подрагивающие ресницы отливали чарующим серебром. И всё-таки, что ни говори, Энн Халфорд была прекрасна… Всего через пару-тройку месяцев она станет совсем уже взрослой, и тогда-то уж точно отбоя от женихов не будет. Уже сейчас на неё заглядывались разные юноши из деревни, да и приезжающие дворяне её возраста не уставали сыпать комплименты… Шалль вздохнул. Кажется, в будущем придётся покупать дверь понадёжнее и нанимать кого-то на приём заказов… Нет, он не против новых знакомств своей, теперь уже бывшей, хозяйки, конечно же, это не так. Но, можно подумать, он отдаст её кому-то из этих снующих вокруг да около придурков!       — …Никогда, — едва слышно произносит он, склоняясь над её телом в попытке как можно аккуратнее взять девушку на руки.       Энн не так уж и редко засыпала прямо за работой, поэтому попытка эта, конечно же, оказывается удачной. Ловко подхватив девушку, Шалль направился к лестнице. Узкие деревянные ступеньки скрипели под ногами, заставляя Энн ёжиться и слегка сжимать пальцы. В такие моменты она казалась Шаллю особенно маленькой, а её тело — особенно хрупким…       Единственным недостатком арендуемого ими дома оставалась спальная комната. Пока кухня и кладовые занимали весь первый этаж, одинокая спаленка ютилась в крыше. Зимой здесь было прохладно, а летом по-особенному душно. Но Энн больше всего беспокоил размер. Комната была одна, и им втроём приходилось как-то уживаться в ней… Они смогли раздобыть вторую кровать, и ситуация казалась не такой уж плачевной, но девушка всё чаще задумывалась о том, чтобы найти помещение побольше, особенно сейчас, когда их денежное положение немного улучшилось. Сам Шалль считал это лишним. И он, и Энн спали слишком мало, чтобы переживать о тесноте комнаты. Она вообще зачастую оставалась по ночам во владении Мифрила, а для него это была не комната, а целые королевские хоромы, учитывая его размер. Но у Энн, видимо, было другое видение на этот счёт…       Шалль переступил порог небольшой комнатки, и пол предательски громко скрипнул, что не могло ускользнуть от чуткого слуха девушки. Она медленно разлепила веки, съёживаясь в его руках ещё сильнее.       — Шалль? — сонно выдохнула она, делая попытки разглядеть лицо фейри в полумраке. — Мне нужно работать…       — Тебе нужно отдать эти изделия только через два дня. Ты уже закончила большую часть работы, поэтому просто отдохни, — шепчет он в ответ, усаживая девушку на кровать и опускаясь перед ней на колени, чтобы снять обувь.       — Ты… думаешь, я успею, если… — зевает она.       — Конечно. Не думай об этом и просто засыпай, Энн. — Его голос звучит всё так же тихо, что заставляет девушку думать, будто происходящее только лишь сон. Расправившись с ленточками на её балетках, которые после были благополучно отправлены под кровать, Шалль потянулся к лентам на волосах, аккуратно расплетая их. Рука непроизвольно тянется и к ленте на шее, но он сам останавливает себя, вороша напоследок мягкие волосы сонной мастерицы. — Дальше сама.       Оставив девушку в комнате с непробудно спящим Мифрилом, Шалль вышел на балкон, и лёгкие струи ветра тут же всколыхнули его длинные чёрные волосы. Пожалуй, имение балкона было ещё одним важным плюсом… На улице стояло начало лета и про себя Шалль отметил, что в комнате жарковато и им надо бы оставить дверь приоткрытой перед сном, чтобы не задохнуться к утру от духоты. Повсюду здесь стояли цветочные горшки с какими-то цветами красного цвета. В одном из углов расположилось уютное старое кресло, на котором Энн забыла свой плед. Обязательно нужно будет его занести, на неделе обещали дождь… Отсюда окружающие дома казались ещё меньше, превращаясь в озеро мерцающих огней. Здесь было красиво. Ещё красивее, чем если смотреть на всё это стоя на земле. И всё равно чего-то не хватало…       Пение сверчков заглушило скрип открывающейся позади него двери. Энн полусонно глядела на фейри, потирая глаза. Кажется, сегодня она перетрудилась… Не то, чтобы работы было слишком много — как и сказал Шалль, ближайший заказ нужно было отдать через два дня, и девушке оставалось совсем ничего до того, чтобы закончить его. Но Энн всё равно не могла спокойно продохнуть, пока за плечами копились дела. А дела копились постоянно. При всей её любви к работе, в эту самую секунду она в самом деле чувствовала, что хотела забыть обо всём на свете и просто мирно постоять здесь ещё хоть самую малость.       Крыло Шалля переливалось в тусклом свете так красиво, что напоминало Энн произведение искусства из самого чистого хрусталя, хотя в её памяти всё ещё ярко жило ощущение его мягкости и животрепещущего тепла. Ей нравилось смотреть на него украдкой, изучая каждую прожилку, каждый изгиб… Да и что уж греха таить, заглядывалась Энн не только на крыло, но и на его обладателя. Как же неуместно высокая фигура Шалля смотрелась на маленьком балконе в окружении множества бальзаминов… Так неуместно, что ей казалось, будто картины прекраснее ей в жизни не увидеть. Словами не передать, как в эту секунду ей хотелось подойти и коснуться его. Но воспоминания о событиях, произошедших перед тем Рождеством предательски резали сердце. Она всё ещё помнила слова Лафаля. Она помнила их слишком хорошо и всё это время старалась давить в себе чувства, которые она так и не смогла прогнать. А сегодня… Наверное из-за дурманящей полудрёмы, она никак не могла сдержать подступающие к глазам слёзы. Почему же в её груди должно было возникнуть это чувство, если в итоге оно может принести только боль… Если в итоге оно никогда не обратится в жизнь…       — Никогда… — Тихий всхлип всё-таки добирается до уха Шалля, и он оборачивается, находя девушку застывшей в дверях.       — Пугало, ты чего здесь? — он окинул взглядом бывшую владелицу своего крыла, сдвигая брови. В одной ночной сорочке, съехавшей на одно плечо из-за незавязанной по обыкновению ленты, с руками прижатыми к груди и на трясущихся ногах, босая ещё и ко всему прочему какая-то уж больно бледная. — Ты заболеешь, если продолжишь здесь стоять.       Подцепив рукой оставленное на кресле одеяло, Шалль накинул его на её плечи, попутно поправляя съехавшую ночнушку и завязывая ленточку на шее смутившейся в мгновенье девушки.       — Я хотела сказать, что закончила и ты можешь заходить.       Она прятала глаза с застывшей в них солью, опуская взгляд в пол. Ну разве это не пытка? Для счастья ей нужно было только руку протянуть, но тем самым обречь себя на одно только страдание. Прогоняя эти мысли, девушка всё повторяла в голове их обещание в тот вечер у вершины рождественской сахарной ели. Они обязательно встретят других людей и разойдутся в разные стороны. Да, так будет правильно. Конечно же, правильно. Рука Шалля коснулась её подбородка, оборачивая лицо девушки на себя.       — Энн? — его взгляд казался обеспокоенным. — Ты…       — Устала немного, — выдавила улыбку она. — Не стой здесь долго, ладно?       С этими словами она скользнула обратно в комнату, оставляя Шалля одного. Его рука так и замерла в том месте, где всего секунду назад находилось её лицо. И что это спрашивается было? Одинокая слезинка, скатившаяся по её щеке, медленно проникала сквозь ткань перчатки. Она точно была бледной. И на «пугало» никак не отреагировала. Как бы правда не заболела… Простояв ещё с минуту, Шалль всё-таки зашёл в комнату, плотно закрывая за собой дверь. Похоже, от проветривания стоит сегодня воздержаться.

***

      Но это не помогло. В конечном счёте Энн заболела. Проснувшись утром, девушка поняла, что вся её кожа болит, голова кружится, а ноги совершенно не держат. Тут же поднявший панику Мифрил диагностировал простуду.       — А я говорил, что тебе нужно больше отдыхать и побольше дышать свежим воздухом! — верещал он, на что Энн лишь беспомощно улыбалась.       Вначале она ещё порывалась вернуться к работе, но никто не собирался ей этого позволять. В конце концов после угрозы просто-напросто обмотать её одеялом и привязать к постели, Энн всё-таки смирилась со своей участью. Ей давно нужна была передышка и сейчас, наконец, образовался повод, пойти против которого было сложно.       Лёжа в душной комнатушке, девушка разглядывала трещинки на потолке. Распахнутая балконная дверь не спасала — на улице было ничуть не прохладнее, ветра сегодня не было. Несмотря на то, что она была бережно укутана одеялом, её всё ещё морозило. Такое странное чувство, когда дышать почти нечем из-за духоты, а пальцы на руках и ногах вот-вот обледенеют от холода. Энн поёрзалась, с трудом переворачиваясь набок. И где только Шалль взял такое тяжёлое одеяло?       После того, как уж больно шумного Мифрила отправили в ближайшую аптечную лавку, Энн пребывала в комнате в полном одиночестве. Шалль гремел какими-то склянками внизу на кухне, и эти звуки вызывали у девушки вопросы и даже некоторую зависть. Она не знала, что он искал на кухне, где кроме сахара и небольшого количества яблок, как ей всегда казалось, и не было ничего, но она бы была счастлива порыться там вместе с ним, лишь бы только не лежать здесь. Только вот вряд ли бы у неё хватило сил даже просто спуститься с лестницы… Лежать здесь ей не нравилось и дело было даже не в скуке. По большей степени Энн напрягали терзающие её уже давно мысли. Их всегда было легко заглушить работой, домашними делами или другими, «более срочными» мыслями, посвящёнными близящимся срокам сдачи творения. Теперь же все эти стеночки выстроенной Энн плотины рухнули, выпуская стоки застоявшейся воды, от которой не было никакого спасения. Сколько ни прячь голову в подушку или под одеяло, сколько ни вздыхай, пытаясь заглушить всё вокруг.       Вчера она в пух и прах провалилась для самой себя. Все эти долгие месяцы Энн пыталась прекратить всё это безумие. Ей казалось, что она смогла нащупать ту самую тонкую грань дружбы, к которой держала курс. Выучилась «правильно» реагировать на его слова и прикосновения. Она будто бы сделала всё, чтобы оставить его важной частицей своего сердца, но при этом не нарушать допустимых границ. Но всё это оказалось ложью, и вчера, глядя на него из балконной двери, она понимала это слишком ясно. Едва ли её чувства изменились хоть на крупицу…       Шум с кухни затих, а спустя недолгие секунды послышались глухие скрипы деревянных ступеней. Энн похлопала себя по щекам, отгоняя ненужные мысли прочь. Как бы ей хотелось, чтобы это сработало… Дверь распахнулась и на пороге появился Шалль Фэн Шалль с тарелкой, из которой струился слабый пар.       — Спасибо, Шалль, я не голодна, — зарываясь в одеяло проговорила Энн. Вряд ли бы она смогла впихнуть в себя хоть что-то после всех этих мыслей, ещё и болезнь брала своё…       — Правда? — кажется, Шалль не собирался идти у неё на поводу. Тарелка с чем-то горячим и довольно ароматным опустилась на прикроватную тумбочку. — Скажи, Энн, когда ты нормально ела?       — Я… — быстрый ответ так и застыл где-то на полпути. А правда, когда? Кажется, во всей этой рабочей суматохе она совсем забыла, когда питалась не перекусами…       — Ты болеешь и тебе нужно хорошо питаться.       — Это лишнее, правда, — попыталась заверить она его, неохотно выкарабкиваясь из-под одеяла и принимая сидячее положение. Будто так она будет выглядеть менее болезненно… — Мне уже намного лучше!       Вот было бы славно, просто поверь он ей на слово. Но Шалль только вскинул бровью:       — Разве?       Лёгким движением чёлка Энн была запрокинута назад, а в следующее мгновение чужие тёплые губы прикоснулись к её лбу, заставляя девушку так и обмереть на месте. Странное тепло от этого прикосновения пробрало всё тело до мурашек, и она буквально ощутила, как её щёки постепенно наливались краской.       — Ш-шалль! — почти задыхаясь, вскрикивает она, когда он наконец отстраняется. Руки сами тянутся к пылающему лбу, а в голове крутится один-единственный вопрос: «Что это только что было?!» — Ты что делаешь?!       — Ты горячая, Энн, — тихо произносит он, совсем игнорируя её взгляд, полный нескрываемого смущения. — У тебя температура.       — Даже если и так… Почему ты!.. — её голос срывался чуть ли не на писк.       — Неужели твоя мама никогда не проверяла у тебя температуру таким образом?       «Но ты же не моя мама…» — эти слова тонут где-то глубоко внутри, так и оставаясь несказанными… В эту секунду Энн Халфорд поняла, что она снова облажалась. Она снова была перед ним открытой книгой, и не составляло никакого труда прочесть по её лицу, что его действие она приняла далеко не просто как обычную «дружескую» заботу.       Шалль глянул на остывающий на тумбочке суп, после чего вновь перевёл взгляд обсидиановых глаз на Энн.       — Я не уверен насчёт вкуса, но сделал всё точно по рецепту из поваренной книги. — В ответ лишь тишина — слабый акт протеста и жалкая попытка показать, что она вовсе не голодна. — Хочешь, чтобы я тебя покормил?       — Нет! — И без того красные щёки наливались ещё сильнее. — Я сама! Сама!       — Что ж, — он слегка пожал плечами. — Тогда я не буду тебе мешать.       Стоило двери за его спиной хлопнуть, как Энн выхватила из-под себя подушку и, вжимаясь в неё со всей силы, прокричала, или скорее пропищала, все накопившиеся за недолгое время эмоции. Какой же это всё-таки кошмар… Нельзя, Энн Халфорд, тебе нельзя его любить. Это неправильно, это ни к чему тебя не приведёт. К чему все эти мысли и переживания? Странный вопрос, она прекрасно знала к чему. Часто сама для себя это отрицала, спорила сама с собой, доказывая, что правдой это быть не может. А всё потому, что он тоже… тоже…       Пальцы сильнее вжимаются в подушку, и девушка выдыхает. От одной мысли, что её чувства могли и в конечном счёте оказывались взаимны, её бросало в дрожь. Конечно, вряд ли они испытывали одно и то же. Они были слишком разными, чтобы испытывать одно и то же… Но что-то общее, соединяющее их невидимой нитью, определённо было. Хотя девушка никогда не отбрасывала мысли о том, что это всё может оказаться лишь её предубеждением. Он же никогда о подобном с ней не говорил. Да и должен ли был говорить?       Тепло прижатой ко лбу руки лишь усиливало недавнее касание феи-воина, заставляя кожу чуть ли не плавиться. К глазам подступали ненавистные слёзы. Это всё определённо стоит прекращать… Потянувшись, Энн всё-таки взяла в руки тарелку, принесённую Шаллем и запустила ложку в рот. Зрачки округлились, а подступающие от нахлынувших чувств слёзы потекли по щекам, но теперь уже от смеха, смешенного с какой-то долей умиления.       — Пересолил, — констатировала Энн, чувствуя, как на губах расцветает кривоватая улыбка.

***

      В постели Энн пролежала до самого вечера. Вернувшийся Мифрил, так и не разобравшийся, какие лекарства нужны девушке, привёл с собой врача, который подтвердил простуду в лёгкой форме. Энн прописали постельный режим и парочку микстур, что отыскались в аптечке, найденной Шаллем в недрах кладовой. По настоянию врача, из комнаты всех велено было выпроводить, а Энн, спустя недолгое время пустых размышлений в душной комнате и вовсе уснула в образовавшейся тишине.       Глаза она открыла, когда было уже заполночь. Небольшие настенные часы мерно тикали и слабый ветерок колыхал полупрозрачный тюль у балконной двери. В комнате стало значительно свежее. Сладко потянувшись после долгого сна, девушка приподнялась, сбрасывая ноги на пол и попутно высвобождаясь из-под плена тёплых одеял. Немного отдохнув, она чувствовала себя значительно лучше. Оказывается, безделье может быть и таким приятным. Водя кончиками пальцев во гладкому полу, Энн наслаждалась его прохладой, глубоко вдыхая свежий вечерний воздух, пропитанный ароматом ночной фиалки, что цвела под окнами.       Оглядев комнату, Энн поняла, что её друзей всё ещё не было. Интересно, где же они могли быть в столь поздний час? Ах, да! Лёгкий укол совести быстро всколыхнул в памяти разговоры с врачом о покое и уединении. Должно быть, им пришлось ночевать внизу на расстеленных на полу одеялах…       Дав себе ещё совсем немного времени на раскачку, девушка всё же решилась подняться с кровати, делая первые неуверенные шаги. Ноги всё ещё казались слепленными из ваты… На прикроватной тумбочке очень кстати оказался таз, наполненный чистой водой, и Энн поспешила, насколько это было возможно в её состоянии, запустить в него руки. Как же приятно было умыть ещё тёплые ото сна щёки! Теперь она точно окончательно проснулась. И что же теперь? Всё-таки сейчас была середина ночи. Не пойдёт же она греметь посудой на кухне, чтобы закончить оставленную на столь долгое время работу. Энн вдруг представила, как она кружится от стола к столу, попутно аккуратненько обходя спящих на полу Шалля и Мифрила. Нет, конечно же она не будет заниматься творениями сейчас.       Побродив ещё немного по комнате, мастерица в конце концов скользнула за балконную дверь, предварительно накинув на плечи лёгкий плед. Босые ножки ступили на ледяную поверхность идеально гладкого пола. Распущенные, всё ещё мокроватые после умывания, волосы обдало слабым ветром. Энн редко выходила сюда по ночам. Это занятие больше нравилось Шаллю. Кажется, он находил нечто чарующее в ночных видах, открывающихся отсюда и, кажется, теперь девушка понимала почему. Здесь и правда было очень красиво. Так тихо и спокойно… Прекрасное место чтобы подумать или потеряться ото всех и вся на какое-то время. В голове почему-то всплывал образ Шалля в окружении ярко-красных бальзаминов. Энн не могла отделаться от мысли, что без него эти, вроде бы сами по себе красивые, цветы, кажутся уж больно одинокими. Сделав ещё пару шагов по площадке, девушка приблизилась к перегородке, проводя рукой по деревянному парапету. Было бы здорово, найди она его здесь сейчас… Глупая мысль заставляет ладошку сжаться и отступить чуть назад. Она ещё недолго постояла так, после чего вместе с ногами взобралась на мягкое кресло, расположившееся в уголочке, опустив подбородок на коленки. Странно, но при всей творящейся вокруг красоте, её мысли занимали лишь цветы и пустующее среди них место, которое могло принадлежать только одному живому существу в её представлении. Нет, неужели снова…       — Да когда же это уже закончится? — выдыхает она, предвкушая новую череду этих спутанных мыслей ни о чём и обо всём. О нём. Только лишь о нём. Будто Шаллю было мало места в её голове, и он теперь захватил её полностью. Это неправильно… Насколько же это неправильно! Ей нужно было как можно скорее прекратить это, а иначе… иначе…       — Что закончится? — тихий голос послышался сверху, заставляя девушку машинально вскинуть голову. Шалль смотрел на неё, облокотившись о спинку пошарпанного кресла. Обсидиановые глаза были по обыкновению невозмутимы, что бросало только в большее смятение.       — Шалль! — спустя несколько мгновений всё же выдавила из себя девушка. — Как… как давно ты здесь?       Он же не видел, как она… Нет, это не важно. Даже если видел, едва ли это имело значение. Она не сделала ничего странного. И слава Богу… Хотя её неловкие ужимки у парапета вряд ли могли смахнуть на обычное поведение.       — Не знал, что тебе одной можно смотреть на других исподтишка, — хмыкнул он, явно намекая на их вчерашнюю вечернюю встречу на этом же балконе.       Энн покраснела и отвернулась. Ей нечего было на это сказать, да и что тут скажешь… Пальцы посильнее сжали края пледа, в который она куталась. А он в общем-то и не ждал ответа. Умастившись на широкий подлокотник всё того же старого кресла, Шалль сложил руки на груди. Похоже, уходить он не планировал. Девушка поймала себя на ощущении радости от осознания этого факта, за что тут же принялась себя корить.       Сегодня здесь было так же красиво, как вчера. Нет, пожалуй, даже ещё красивее. Так думалось фее. Сегодня было теплее, сегодня раскрылось чуть больше красных бутонов, сегодня совсем не было облаков… Сегодня он был здесь не один. Полузакрытые глаза искоса поглядывали на сидящую рядом девушку, обхватившую руками худые коленки. Редкое зрелище — Энн Халфорд никуда не бежит. Её глаза блестели в сиянии фонарей, а распущенные длинные волосы спускались по плечам и спине, так мило подрагивая на ветру. Когда в последний раз он видел её такой тихой? Глядя на неё, такое странное, такое редко ощутимое, нежное тепло разливалось под кожей… Наверное, именно этого ему не хватало. Этого он так сильно желал и об этом так часто думал. О том, как сидит здесь с ней и просто молча смотрит на звёзды. Хотя взгляд всё равно постоянно тянулся только в её сторону. Но едва ли это мешало. Нет, так было даже лучше…       — Я хочу перебраться в другое здание ближе к осени, — сказала Энн, прерывая невесомое молчание.       — Делай, как посчитаешь нужным, — пожал плечами Шалль. Ему не принципиально, где они будут жить. Какая разница? — Но, думаю, здесь тоже весьма неплохо.       — Послушай, Шалль… — голос дрожит, а пальцы сжимаются всё сильнее от осознания того, что именно она собирается ему сказать. Девушка едва заметно рвано выдыхает. — Мне кажется, что дальше нам следует двигаться поодиночке.       Тишина в ответ казалась невыносимой. Энн боялась поднять глаза, зная, что если сделает это, наверняка пойдёт на попятную. Не сможет сдержаться, отшутится, наверное. Но боль засевшая глубоко в груди молила о прекращении. Девушка должна была прекратить всё это, пока не стало только хуже. А ведь становилось. Причём с каждой секундой.       «Скажи… Молю, скажи уже хоть что-нибудь»       — Я надоел тебе? — наконец роняет Шалль, заставляя её сердце рухнуть.       — Ч-что? Нет, конечно!       — Тогда почему? — голос кажется ровным. Интересно, какое у него сейчас выражение лица? Энн сглатывает.       — Это… Я просто подумала, что однажды мы встретим тех, кого назовём своей судьбой. И ты, и я… — горло ужасно сушило, заставляя девушку делать паузу через каждое слово. — Но тебе будет сложнее, оставайся ты до этого времени подле меня, разве нет? Ты ведь и из дома-то почти не выходишь… Как же, сидя здесь и только лишь выполняя мои поручения, ты сможешь…       — «Судьба»? — вскинул Шалль бровью, прерывая её монолог и всё же заставляя девушку на себя обернуться. — Пугало, ты что, собралась замуж?       — Нет! С чего бы это! — тут же вспыхнула она. И почему только этот вопрос из его уст её так смутил? — Когда-нибудь, наверное… но это не важно, я ведь совсем о другом!       — В таком случае, ты всё же прогоняешь потому, что устала от моего общества? — лицо и голос Шалля мало чем отличались от обычного, но Энн слишком хорошо видела, как от недовольства подрагивают уголки его губ…       — Это не так, — вздохнула она, качая головой. — Я не гоню тебя. Я действительно беспокоюсь о тебе и твоём благополучии. Я знаю, что ты не пропадёшь, если мы разойдёмся. Тебе будет даже легче без меня. Я ведь только хочу, чтобы ты был счастлив…       — Тогда мы просто можем оставить всё как есть. — Его глаза не отрываются от неё ни на секунду, светясь искренним непониманием. Они прекрасно жили всё это время. С чего бы вдруг теперь…       — Нет, Шалль, мы не можем. — Сердце сковывается от боли.       — Почему?       Да что же он заладил с этим «почему»? Потому что это невозможно! Потому что это ужасно! Потому что в противном случае она умрёт дряхлой старушкой на его молодых руках. Превратится в прах на его ясных глазах, оставив после себя лишь тупую боль и пустоту под сердцем. Она уже устала представлять, как старея, каждый день будет думать о приближающейся смерти, как он будет видеть это приближение, оставаясь неизменным. Разве мало было ему Лиз, выросшей и умершей на его руках, на его глазах… Оставаясь рядом с ним, Энн обрекала Шалля на жалкое повторение этой истории с трагичным концом. Истории, случившейся так много лет назад. Истории, что так и не отпустила его до сих пор…       Уже не скрываемые слёзы бежали по её щекам, а сердце разрывалось от осознания жестокости этой жизни. Зачем? Зачем всё это происходит с ней? Шалль молча смотрел на плачущую девушку и пазл сам собой складывался в его голове. Приходящее осознание продиралось сквозь оковы его счастливого неведения.       «И с каких это, спрашивается, пор, ты мучаешь себя этими мыслями, Энн Халфорд?»       Вскочив с кресла, он схватил её за плечи и буквально вдавил девушку в спинку, так, чтобы Энн не могла спрятать от него заплаканные глаза.       — Кто-то сказал тебе что-то? — требовательно спросил он, едва ли не крича. — Кто это был? Лафаль? Что он тебе наплёл? — нависшая над девушкой фигура и совершенно не соответствующая Шаллю, которого она знала, манера речи привели её в некий ступор, заставляя с силой вжиматься в спинку кресла и напрягаясь подтягивать к груди ноги. — Отвечай, Энн! Какую чушь он тебе сказал?!       «Да разве же это чушь?!» — проносится у неё в голове. Это была правда, против которой идти было невозможно. Чем дольше они находятся вместе, тем больше страданий это принесёт. Теперь, когда у неё наконец появилось время это обдумать, Энн слишком ясно это осознавала. Ровно как и то, что чувства к своему компаньону, которые она глушила работой, всё это время только росли…       Она замотала головой, ясно давая понять, что не хочет об этом говорить. Разве важно, кто ей это сказал? Шалль отступил, понимая, что его резкость приведёт только к тому, что она совсем замолчит, если вовсе не убежит от него, чего он, естественно, не хотел. Шалль Фэн Шалль приблизительно понимал, на чём строились мысли девушки, сидящей напротив. Он даже догадывался, кто её к этим мыслям подвёл. Резкое желание скрутить Лафалю шею глушилось только осознанием того, что он свернул её себе самостоятельно. Чёрт, как же бесит! Выдыхая, он опустился на пол. Теперь Шалль сидел рядом с креслом так, что Энн не видела его лица. Оно и хорошо — ибо такие выражения, которые беззвучно слетали с его губ, не то, что слышать — по губам читать — уши в трубочку свернутся.       — Ты на самом деле хочешь этого? — наконец выругавшись, произнёс он, всё так же не оборачиваясь.       Энн знала, что должна была ответить. Одно её слово — и он не посмеет ей возразить.       — Д… — но стоило Шаллю обернуться, и уверенность в ответе тут же испарилась. Обсидиановым глазам напротив так нагло врать она не могла. Слёзы, казалось, отступившие, навернулись вновь. — …Н-нет.       — Ты будешь счастлива, если я уйду?       — Нет, совсем нет…       — Зачем тогда просишь об этом?       И снова молчание в ответ. Наверное, его вопрос прозвучал слишком похоже на упрёк… Да, пожалуй, так, но что теперь изменишь? Пряча лицо руками, Энн судорожно стирала слёзы. Они же оба знают зачем. И она, и он. Так почему же ей было так неловко, будто она развела панику из ничего? Но какое же это ничего? Вдруг резко захотелось куда-то сбежать, закончить этот разговор, забыть о нём или, в конечном счёте, начать сначала… спокойнее, твёрже, увереннее. Нет. Вот чего-чего, а заново проходить эту пытку Энн не хотела. Вряд ли бы она смогла вести себя иначе… В конце концов она слишком его любила, чтобы быть хоть на йоту спокойнее, говоря о том, что им следует расстаться навсегда.       Понимая, что он вряд ли дождётся ответа хоть на один из заданных им вопросов, Шалль отвернулся, переводя взгляд на небо. Мерцание далёких звёзд почему-то казалось ему в тот миг невероятно холодным… Наверное, в чём-то Энн и была права. Но почему, почему, чёрт возьми, им нужно было резко всё перечёркивать, расщеплять то немалое, что между ними было, на крупицы из-за того, что может — только может — произойти в далёком будущем? Зачем вообще тогда жить, если постоянно думать о конце всему?       — Знаешь, Энн, однажды небо рухнет, — заговорил вдруг Шалль, заставляя девушку вздрогнуть и полностью переключить внимание на его слова. Неужели именно об этом он думал, так подолгу задерживая взгляд на небесной глади? — Обвалится прямо на людские головы. Поглотит всё во мрак. Это будет страшное зрелище, которое вряд ли кому удастся пережить. А даже если и удастся… Ему вряд ли можно будет позавидовать. Это существо будет бродить по тёмному миру в полном одиночестве с глубоким осознанием того, что все его близкие были забраны тьмой и его собственная жизнь не стоит ровным счётом ничего. Это ведь то, чего всем нам стоит бояться, не так ли?       Энн быстро закивала. Вещи, о которых говорил Шалль, и правда казались ей ужасными. Но едва ли она понимала, с чего вдруг он завёл эту тему.       — А если я скажу тебе, что произойдёт это через тысячи, миллионы лет, когда уже не будет ни тебя, ни меня. Когда исчезнут последние фейри и люди будут мало похожи на самих себя. Готова ли ты жить в страхе, воплощение которого для тебя не настанет?       — Ты же не можешь знать, когда это случится…       — Не могу, — согласился он. — Но и ты не можешь. Даже если это произойдёт в ближайшем будущем, вдруг, к тому моменту, как небо готово будет обвалиться, появится тот, кто сможет найти способ оставить его на месте. Тогда небо вовсе никогда не упадёт. И нужно ли нам всю жизнь провести в страхе перед тем, что не произойдёт никогда?       — Я не понимаю…       — Энн, тебе не нужно жить в страхе перед завтрашним днём, потому что ты всё равно не будешь знать, что он тебе принесёт. Думать о будущем бесполезно, если это не позволяет тебе жить настоящим. Правильных и неправильных поступков здесь нет, просто живи сейчас. Живи так, как искренне желаешь.       Сказав это, он поднялся на ноги и направился в сторону двери. Теперь Энн наконец поняла, что он имел в виду. Её в дрожь бросило от мысли, что она в самом деле готова была отречься от того, кто буквально занимал все её мысли, без кого она теперь уже и не могла представить свою жизнь, ради пустой неизвестности… Разве знала она, что произойдёт с ними за это время? К чему всё это приведёт? Так почему поверила словам о том, что впереди их ждёт только боль? Нет, боль была сейчас. Она душила Энн в настоящем и обязательно продолжит душить в будущем, если она отпустит его, позволит ему уйти.       — Шалль, я… — она подскочила с кресла и плед слетел с её плеч. Слова, что должны были быть сказаны уже очень давно, горели внутри нестерпимым пламенем, рвущимся наружу. — Я люблю тебя…       Он остановился. Девушку прошиб озноб. Неужели она ошиблась? Ей ведь казалось… Она была уверена, что… Как же стыдно теперь. Теперь он точно назовёт её дурой, будто мало было её недавней полуистерики… Но, когда Шалль, наконец, обернулся, Энн увидела, что на его губах играла довольная полуусмешка.       — Ха-а, я уж думал, ты никогда не скажешь.       В один шаг преодолев расстояние между ними, фейри обхватил рукой талию девушки, притягивая её к себе и заставляя невольно ахнуть. Вторая рука бережно коснулась её щеки, легонько приподнимая при этом двумя пальцами её подбородок, сокращая расстояние между лицами до жалких сантиметров. Энн неожиданно для самой себя поняла, что звук её собственного сердца перекрывает собой стрекотание сверчков, которое всегда казалось ей слишком громким, чтобы заглушить его хоть чем-то. Огромные карие глаза метались от губ к глазам феи напротив, а его имя так и застыло на языке, готовое сорваться в любую секунду.       — Можно? — шепчет он ей прямо в губы, обжигая тёплым дыханием, что дрожью проходит от ушей до самых кончиков пальцев, которые сами собой оказались на его груди.       — М-можно… — неловко произносит она, чувствуя, как краснеют в этот момент её щёки.       Больше Шалль не ждал ни секунды — удивительно мягкие губы накрыли губы девушки, увлекая Энн в первый в её жизни поцелуй. Мерцающие искорки вечерних огоньков поплыли перед глазами. Вмиг исчезли и сверчки, и свист ветра, оставляя лишь звук двух бьющихся в унисон сердец. Как долго они ждали этого момента? Сладковатый аромат, исходящий от губ девушки, кружил фейри голову. Он чувствовал, как она неумело пытается ответить на этот поцелуй, чувствовал, как дрожат её длинные ресницы… Тонкая талия девушки в его руках как никогда казалась хрупкой, отчего ещё сильнее хотелось прижать её к себе и не отпускать. Никогда-никогда не отпускать…       — Я люблю тебя, — повторяет он, отрываясь, покрывая лёгкими поцелуями её щёки, переносицу, лоб и снова возвращаясь к губам. — Люблю тебя… люблю…       Каждое прикосновение его губ к коже заставляло тепло разливаться по телу. Каждое его «люблю» отпечатывалось на самом сердце, и девушка невольно улыбалась, казалось, с каждой секундой всё ярче и ярче. Приподнимаясь на кончиках пальцев, тянулась к этим поцелуям, которые казались ей столь драгоценными, столь трепетно искренними. Энн знала, что она была единственной, кому Шалль посвящал эти прикосновения. Единственной, кто видел это трогательное, едва заметное смущение в его глазах.       — Ты тоже заболеешь, если будешь так долго находиться возле меня, — произносит она, когда смятение берёт своё.       — Ты же прекрасно знаешь, что это не так… — улыбается он, и Энн кажется, что в его таких близких глазах она видит целый океан звёзд. — А вот тебе точно станет хуже, если продолжишь стоять на холодном полу.       Только теперь Энн вспомнила, что была совершенно боса. Шалль вдруг подхватил её на руки и понёс в сторону кресла. Теперь Энн оказалась сидящей на его коленях. Всё произошло так быстро, что она даже не успела понять, в какой момент её тело было бережно обёрнуто одеялом.       — Шалль, если Мифрил… — попыталась было что-то сказать она, но тут же умолкла, получив новый поцелуй в щёку.       — Давай посидим так немного.       Они оба знали, что это «немного» растянется до утра… Сидя в тёплых объятьях, Энн чувствовала, как на неё накатывает облегчение. Странное ощущение того, что именно теперь всё складывается правильно заполняло мысли. И уже совсем было не важно, что ждёт их в будущем. Будто вместе они точно справятся с любой неурядицей, будто всё разрешится само собой… А сейчас ей было просто хорошо. И так хотелось, чтобы время остановилось…       На небосклоне мелькнула падающая звезда и Энн мысленно пожелала никогда не расставаться с Шаллем, а он, в общем-то, и без звезды уже давно решил, что никогда её от себя не отпустит…