Верь мне, Шинджи

Котонэ старалась держаться подальше от госпиталя Тацуми с той самой злополучной октябрьской ночи. Она бросила все силы на клубные активности и учебу днем и борьбу с тенями в Тартаре ночью, после чего ей, выжатой, как лимон, оставалось лишь упасть на кровать без сил и проспать до утра. Котонэ запрещала себе думать о том, что случилось с Шинджиро. До тех пор, пока она не узнала правду обо всём, что происходило с ней с самого её перевода в старшую школу Геккоукан. Стоя в больничном коридоре перед дверью с табличкой «Посещения запрещены», Котонэ переминалась с ноги на ногу. Ей бы зайти в палату, пока медсестры её не поймали и не прогнали, но она не решалась. — Давай, Шиоми, где твой боевой дух? — пробормотала себе под нос Котонэ. Собравшись с мыслями, она открыла дверь и шагнула в палату. О том, что Шинджиро был еще жив, напоминал лишь писк подключенных к нему машин. Котонэ захотелось зажать уши и выскочить обратно в коридор, но усилием воли она заставила себя остаться в палате. На ватных ногах она подошла к его койке. — Привет, сенпай, — тихо произнесла Котонэ и вздохнула, собираясь с мыслями. — У нас всё… Хорошо. Фуука-чан снова напортачила, пытаясь приготовить для всех ужин. Коро-чан всё ещё охраняет храм, несмотря на то, сколько всего на нас навалилось. Акихико-сенпай… Повзрослел будто. Как и Кен-кун. Мы… Справимся… Голос Котонэ предательски задрожал, к горлу подступил ком, в уголках глаз защипало. Она не хотела плакать и старалась держаться, чтобы не подрывать боевой дух команды, она ведь была лидером. Но она больше не могла держать всё в себе. Откровения Рёджи-Фароса будто что-то сломали в вечно позитивной и боевой Котонэ. Но она не могла ничего сказать своим друзьям в SEES — они и так были на взводе и сомневались в том, что делать дальше. Котонэ даже не могла поделиться своими переживаниями с другими своими друзьями — обычным людям было невозможно объяснить всё, что происходило в течение последнего года, так, чтобы не показаться сумасшедшей. И вот она здесь — в больничной палате Шинджиро, вход в которую посетителям запрещен. Но Котонэ не сомневалась, что она была не первым гостем, Акихико не мог не прийти к своему другу детства хотя бы раз. Как она и не сомневалась в том, что Шинджиро услышит всё, что она ему скажет, пусть в ответ она и услышит лишь писк бездушных машин. — Знаешь, а мы ведь узнали всю правду, — тихо сказала Котонэ, опустившись на краешек больничной койки. — О Темном часе, Персонах, Тартаре, Синдроме Апатии… С самого начала всё шло к Концу. К Падению, которое уничтожит нас всех. И это я его принесла. Всё это время наш главный враг был во мне, он жил во мне, рос во мне, становился сильнее вместе со мной, пока наконец не смог от меня отделиться. Котонэ сделала паузу, переводя дыхание. Слова давались ей тяжело, но она должна была высказаться, чтобы осознать происходящее до конца. Чтобы принять окончательное решение. Не сломаться окончательно. Будь Шинджиро в сознании, он наверняка бы дал ей всё время на свете для того, чтобы она собралась с мыслями и всё рассказала, выслушал бы, не перебивая. Это были лишь домыслы Котонэ, основанные на месяце, который им довелось провести вместе, но от этого ей становилось легче. — Если бы я не приехала на Тацуми, всего этого не было бы. Всё окончательно пришло в движение, стоило мне привести Предвестника Никты сюда. Если бы меня не было, всё действительно могло кончиться после того, как мы одолели двенадцатую Тень. «Если бы меня не было, ты бы не был сейчас в коме», хотелось добавить Котонэ, но она вовремя прикусила язык. От этих слов никому не стало бы легче, и Шинджиро точно не хотел бы их услышать от той, кого среди прочего уважал как сильного лидера. — Теперь мы вынуждены сделать тяжелый выбор: рискнуть всем, жить до самого Падения в страхе, попытаться одолеть Никту и, вероятно, погибнуть, или просто… Забыть обо всем этом, жить до Падения в счастливом неведении и погибнуть. Я виновата, Шинджиро. И мне страшно. В какой-то момент Котонэ услышала, как в её мыслях пронеслось «Не будь дурой, Шиоми, откуда тебе было обо всём этом знать?», произнесенное голосом Шинджиро, и, наверное, именно это он бы ей и сказал. Умом она и сама это понимала, но душу продолжало терзать чувство вины. — Да, я не могла этого знать, но… Сейчас всё зависит от меня. Окончательное решение за мной. Я считаю, что мы должны рискнуть. И так думаю не только я, но… Я не хочу, чтобы ребята страдали вместе со мной. Из-за меня. Если нам всё равно суждено исчезнуть, быть может будет лучше, если мы не будем об этом знать? Котонэ снова замолчала, словно надеясь получить ответ на свой вопрос. Шинджиро ей не ответит, ничего не изменилось в писке подключенных к нему машин. Но она знала, что он бы с ней согласился, был бы за то, чтобы дать Никте бой. Знала, что остальные как минимум не хотели убивать Рёджи. Они пойдут за ней в самое пекло, если потребуется. Но имела ли Котонэ моральное право подвергать ребят такой опасности? Во всей этой ситуации не существовало правильного решения. Но теперь Котонэ, кажется, начинала понимать, что считала правильным лично она. — Всё равно мы так или иначе умрем, — наконец, сказала Котонэ, и про себя удивилась решительности, наполнившей её голос. — И в таком случае мы можем умереть сражаясь. Знаешь, Шинджи, — подхваченное у Акихико обращение выскользнуло раньше, чем она смогла осознать, — я верю в чудеса. И в то, что шанс есть всегда. И будет неправильно лишить всех остальных этого шанса. Только у нас есть возможность что-то изменить, и кто знает? Быть может, мы сможем спасти мир от Падения, а потом устроить большой праздник. «В конце концов, это моя ответственность», добавила про себя Котонэ. Она привела Смерть к Никте — ей последствия и разгребать. Немного помедлив, Котонэ осторожно взяла Шинджиро за руку и чуть наклонилась к нему. — Я обещаю, Шинджиро, что не сдамся, — тихо, но твердо сказала она. — Я сделаю всё, чтобы спасти нас. Я буду защищать этот мир до последнего вздоха. Пока я дышу, у нас будет шанс. Ты же веришь мне, Шинджиро? Котонэ была готова поклясться, что Шинджиро едва ощутимо сжал её ладонь, пусть здравый смысл и говорил ей, что вряд ли это было возможно. Но ей хотелось верить. Верить в то, что Шинджиро услышал её и верил ей. Котонэ поднялась на ноги, поправила юбку, повесила ремешок школьной сумки на плечо и направилась к выходу. Уже в дверях она остановилась и через плечо в последний раз взглянула на Шинджиро, улыбнувшись, прошептала прежде, чем уйти: — Верь мне, Шинджи.