Казнь

Смотреть на казнь явился весь город. Не только Кабуки, нет, помимо привычных запыленных, отмеченных щедрой печатью нужды и безнадеги, можно было рассмотреть и бледное, заплаканное лицо опальной ныне принцессы Сое, и почти скрытое телохранителями грузное тело уважаемого бизнесмена, владевшего почти половиной недвижимости во всем Эдо. К бедру бизнесмена прижимался хрупкий мальчик с серебряными растрепанными волосами, и стоило лишь улыбнуться тому, как выросла эта семья — всем своим составом. Но, конечно, в основе своей тут собрался Кабуки. Грязный, отвратительный, шумный, вульгарный Кабуки в полной красе. Здесь выстроились безобразные трансы. Они размазывали крупные слезы вместе с косметикой, причитали тонкими голосами, и трагедия прямо на глазах превращалась в фарс. Он оценил дружеский жест от монстра-Сайго: действительно, после таких вот проводов оставалось лишь улыбаться. Рядышком, по уже заведенной традиции, сверкали улыбками и печальными очами прекрасные хосты, способные соблазнить кого угодно. Их предводитель осторожно подбирал драгоценные меха, чтобы подойти к огороженному месту поближе и попрощаться, но ему это не удавалось: девочки из кабаре, возглавляемые Отаэ, преградили ему путь. Как всегда, началось выяснение, кто должен подойти к обреченному первым, кто самый популярный клуб в Кабуки, и кому руководить городом после того, как единая серебряная нить, наконец, лопнет. Бездомные собрали свои коробки и устроились в отдалении. Он мог сказать, что они выбрали лучшее место для наблюдения, и, кажется, кто-то очень похожий на Хасегаву уже разносил напитки и закуски. Даже сложно было вообразить, сколько могло стоить угощение в это время и в этом месте. Наверняка, когда все закончится, Хасегаве хватит денег на то, чтобы перестать быть Мадао. Пришли пожарные и цех кузнецов, пришли вооруженные до зубов мафиози и очаровательные, хрупкие, но не менее вооруженные гейши. Пришли здоровые и больные, пришли торжествующие и убитые горем, враги и друзья. Смотреть на казнь явился весь город. И это так сильно напоминало нападение четырех королей Кабуки друг на друга и замену главного героя золотым роботом одновременно, что хотелось плакать. Никогда и ничего в его жизни не могло пройти тихо, мирно и без свидетелей. И все же сегодня все шло совсем не так, как обычно: и ниндзя уже стояли среди правительственных войск, и виноватый взгляд Зензо обо все говорил без слов, и связанное тело Сарутоби причиняло себе вред, но никак не могло вырваться из пут и прийти на помощь. И войск здесь было достаточно для того, чтобы смести весь город с лица земли, и привычные рожи Шинсенгуми угадывались среди скромных серых и коричневых одеяний, а никак не среди форменных мундиров. И бледная Отосе крепко сжимала ладони Шинпачи и Кагуры, с неженской силой удерживая этих двоих на месте. Ей не стоило этого видеть и не следовало сюда приходить. Гинтоки, когда ему позволили попрощаться, едва ли не умолял бабку хватать детей и уходить как можно дальше. Она не послушала, но Гин подозревал, что причина крылась именно в Шимпачи и Кагуре. Упрямые мелкие отказались уходить, и теперь старушке предстояло потерять еще одного любимого человека, и прямо на своих глазах. Выстроились влиятельные самураи клана Ягю, и Гинтоки довольно кивнул, увидев, что их молодой предводительницы поблизости не оказалось. Угрюмый перец в правительственных одеждах принялся скучно и уныло перечислять многочисленные прегрешения Гинтоки перед тем, как в последний раз объявить ему приговор. «Неужели они думают, что я настолько туп, что с первого раза не понял?» — удивился Гинтоки. С трепетом в сердце заметил длинные темные локоны, выбившиеся из-под монашеского покрывала, уставился в темные глаза. Покачал головой. Он просил, всех их просил не приходить сюда. А если уж пришли, ни за что не вмешиваться. Он знал, что у них не было сил сражаться с целой продавшейся страной и целым космосом заодно. Он знал, что его смерть на несколько лет вернет в мир покой и хрупкое равновесие, позволит зализать раны, поможет закончить одну эпоху и начать совершенно другую, быть может, вовсе без войн. Он верил, что они сумеют, наконец, оставить его позади и отправиться дальше, как им давно уже нужно было сделать. В миг, когда свистнул меч палача, прозвучал первый выстрел. Толпа заволновалась, забушевала и вдруг из многих разрозненных кучек оборванцев, сброда и проходимцев превратилась в единую волну, мощную и неотвратимую, словно бы цунами. Тогда и он рванул на себе путы, бросился вперед, ушел от смертельного удара и кинулся в битву. Этот город явился смотреть на его казнь — весь, в полном составе. И единственным, чем он мог ему ответить, было смотреть, как Кабуки, как весь Эдо скрывается в огне. Смотреть и делать все, чтобы люди пылающего города смогли спастись. Дураки на то и дураки, что не понимают, когда пора остановиться.