Petit arc

      Лыже-биатлонный комплекс Лиллехаммера за последние года три стал мне практически родным домом. Я тренировалась здесь регулярно и частенько подолгу жила, не возвращаясь в город, вот как сейчас. Мне были хорошо знакомы и здешние трассы, и все лесные тропки, значительно сокращавшие путь из одной части комплекса в другую. Стрельбище я тоже давно уже изучила вдоль и поперёк, и, думаю, поэтому добилась почти идеальной процентовки и стоя, и лёжа при любой погоде. На соревнованиях в других местах стрелять получалось не лучше и не хуже остальных, так что я искренне верила в помощь родных стен.       Разумеется, здесь круглый год тренировались местные и не только спортивные клубы, проводились соревнования разных уровней, вплоть до международного. То есть я практически никогда не оставалась одна, и большое количество людей вокруг меня совсем не напрягало.       Однако с приездом французов что-то пошло не так, хотя среди них были не только совсем уж посторонние. А может, как раз из-за них, тех кого давно знаю, я вдруг начала испытывать непривычную для себя скованность и неловкость.                     Прямо с утра мне предстояла стрелковая тренировка с девушками. И после бессонной ночи накануне, а также после пережитого вечером стресса от первой встречи я уснула так крепко, что чуть её не проспала.       Я поставила будильник на семь, но благополучно его проигнорировала, не глядя нажав отбой. Только через полчаса я перевернулась на другой бок, лицом к окну, и неожиданно проснулась сама от бьющих в глаза ярких солнечных лучей. Из-за спешки всё валилось из рук, самые обычные утренние действия, занимавшие от силы минуту-другую, растягивались минут на пять-десять, нужные вещи куда-то попрятались.       Как я ни старалась, до стрельбища к нужному времени добраться не удалось. Я прибежала туда, когда большинство девушек уже стояли или лежали на ковриках. Парней нигде в округе видно не было. «Может, они на пробежке сейчас», — подумала я. На моё негромкое приветствие почти никто не отозвался, только тренер добродушно улыбнулся и чуть укоризненно покачал головой, от чего мне ещё сильнее стало стыдно за опоздание.       Получив патроны, я зарядила обойму и заняла свободный коврик. Рядом оказалась Лу Жанмонно. Я восхищалась тем, как уверенно и стремительно она ворвалась в основу сборной, французскую женскую эстафетную четвёрку теперь сложно было представить без неё — отличной лыжницы и меткого стрелка. Подтверждая свою репутацию, Лу вновь быстро и точно закрыла все пять мишеней. Впрочем, не в гоночном режиме, при нормальном пульсе, я тоже легко могла это сделать.       Было почти безветренно, лишь редкие порывы слабо колыхали флажки, когда я, прицелившись, решительно нажала на спусковой крючок. И по звуку поняла, что мишень не закрылась. У меня был выбор: продолжить стрелять в прежнем ритме или дальше уже выцеливать каждый выстрел. Будь я здесь одна или с ребятами из местного спортклуба, я наверняка выбрала бы первый вариант. Но сейчас, когда вокруг оказались те, с кем очень хотелось бы стать одной командой, я побоялась ударить в грязь лицом и сосредоточилась на прицеле. Следующие три пули попали куда нужно, а вот последняя опять немыслимым образом улетела чуть выше.       Мои собранные в высокий хвост волосы совсем не скрывали мои горящие от необъяснимого стыда уши, я точно знала, какие они ярко-красные, и от этого осознания уши горели ещё сильнее. Как ни странно, Жан-Пьер пожурил меня лишь за скорость стрельбы, а на планшете я увидела, что все мои промахи и попадания смещены вправо и чуть вверх, что называется, на два часа.       Я снова зарядила обойму и, устроившись на коврике, сделала поправку. Рядом опять оказалась быстрая и точная Лу. Я решила брать пример с неё и начала палить по мишеням почти как из пулемёта. Ничего хорошего, к сожалению, из этого не вышло: только два выстрела в цель, остальные — мимо. После этого на меня напали растерянность и неуклюжесть, и стойку я тоже позорно провалила. Особенно тяготило то, что Симон наверняка наговорил коллегам про меня много хорошего, а я совсем не оправдала его похвалу.       Стараясь ни на кого не смотреть, я поспешно удрала в свой домик и больше не хотела никому показываться на глаза сегодня. Даже на обед не пошла, соорудив его на скорую руку из того, что было в холодильнике. Пропавший после утреннего позорища аппетит вернул мне, конечно же, добрейший Симон Фуркад. Как раз в тот момент, когда я собралась немного поплакать, жалея и ругая себя, от него пришло сообщение: «Не расстраивайся, малыш! Всё обязательно получится. Ждём тебя на тренировку в три***». Я чуть не расплакалась от его неравнодушия и заботы.                     Даже в июле в Лиллехаммере, на моей памяти, никогда не было изнуряющей жары. Лыжероллерные тренировки во второй половине дня всегда доставляли мне удовольствие, и я рассчитывала исправить впечатление от неважной стрельбы, показав хороший ход. Оказалось, на этот раз мужская сборная вышла на трассу одновременно с женской.       Собрались ещё не все. Я поприветствовала присутствующих намного громче и уверенней, чем утром, и, услышав в ответ почти дружное «Привет, Вик!», немного успокоилась. Наверное, я зря себя накручивала, и всем на самом деле плевать на мои удачи и неудачи. Однако, натолкнувшись на откровенно насмешливые взгляды некоторых девушек, я снова заволновалась. От дальнейшего развития внутренней паники меня спас Оскар, который сам подъехал и обнял меня в знак приветствия. Через его плечо я увидела приближающегося Эрика. Он кивнул мне, медленно моргая. Я на несколько секунд зависла, наблюдая за его неторопливыми пока движениями.       Первыми на дистанцию отправились мужчины, их круг на некоторых участках отличался от женского, а спустя несколько минут, когда последний из них скрылся за ближайшим поворотом, стартовали и мы. Я решила не рвать с первых метров, спокойно идти своим темпом, но всё-таки не отставать от общей группы. И то, что пока я шла последней, ровным счётом ничего не значило.       Это была моя трасса. Я помнила наизусть каждый подъём и спуск, каждый поворот и даже вид за каждым из поворотов. Я знала, на каком участке могу показать наилучшую скорость, приложив минимум усилий. Поэтому уже на втором круге, когда девушки немного растянулись по дистанции и частично перемешались с парнями, я постепенно, не делая резких движений, пошла в атаку. Остались позади Жилонн и Софи, а затем и мой пример для подражания в стрельбе — красотка Лу.       Довольно далеко впереди показалась Жюлия Симон, перед ней, метрах в пятнадцати-двадцати, катился младший Клод. Жюлия быстро приближалась к нему и вскоре достаточно легко обогнала. Хотя дистанция между мной и Эмильеном тоже заметно сократилась, обогнать его я не успевала, он свернул на другую часть трассы, предназначенную сегодня только для мужчин.       Я устремилась вслед за Жюлией и довольно быстро оказалась у неё за спиной. Она обернулась. Судя по движению бровей, она была немало удивлена такому сюрпризу и сразу же, как будто испугавшись, попыталась от меня убежать. Но я и не подумала отставать, без особого труда выдерживая её скорость, а на следующем спуске, одном из моим любимых, мощно накатила и вышла вперёд.       Конечно, я вовсе не дура и не настолько поверила в себя, чтобы иметь наглость надеяться, что сама Жюлия Симон, обладательница Большого хрустального глобуса, просто так отпустит какую-то там никому не известную Вик Аркетт. Она вцепилась в меня бульдожьей хваткой и через считанные секунды со мной поравнялась. Но и я, поймав кураж, уступать не собиралась, пусть это была не реальная гонка, а только тренировка.       Я снова вырвалась на шаг вперёд, заходя справа, и тут случилось нечто странное. Мне показалось, что палка Жюлии на миг коснулась моего левого роллера, и вдруг земля ушла у меня из-под ног. Точнее, правая нога ещё катилась вперёд, перед глазами мелькнула левая, а сверху опрокинулось небо, обрамлённое макушками деревьев. Я инстинктивно вытянула руки назад, пытаясь смягчить неминуемое падение. Из глаз вылетел сноп бледно-жёлтых искр, потом наступила темнота. Я беспомощно растянулась на асфальте.       Вначале боли не было, затем ссадины начали ощутимо саднить. Я открыла глаза, каждый вдох отдавался такой болью в правом боку, что я не сдерживала стонов. Неподалёку валялись обломки палок. Я приподнялась на локте, чтобы посмотреть, целы ли роллеры, и отстегнуть их, и едва не взвыла. Роллеры оказались невредимы, а на асфальте под моей рукой остались следы крови. Я пожалела, что не накинула олимпийку, в кармане которой обычно валялась дежурная упаковка влажных салфеток, можно было хотя бы стереть песок со ссадин, да и рука пострадала бы меньше.       Послышались шуршание колёс и стук палок. Я потратила почти все силы на отстёгивание лыжероллеров и на то, чтобы оглянуться, их пока не хватало. Чуть повернув голову, я увидела, как мимо пронеслась Лу Жанмонно. Она словно бы не заметила меня. Практически следом за ней появилась Софи Шово. Софи меня определённо заметила и даже удостоила слегка испуганным взглядом, но не остановилась и не спросила в чём дело.       Надо было переместиться на обочину, чтобы не мешать следующим мимо проезжающим, которых будет ещё много. Используя по большей части левую руку и ногу, я стала потихоньку переползать к траве. Я настолько сосредоточилась на процессе, что, увидев прямо перед собой Эмильена Клода, нервно вздрогнула. Правый бок вновь отозвался болью. С внезапной злостью я подумала, что этот насмешник Клод остановился только за тем, чтобы поржать надо мной и моим невезением.       Однако хмурился он с явной тревогой.       — Вик, что случилось? — Эмильен подставил мне плечо, закидывая мою руку себе на шею, и помог подняться.       — Фиг знает, — ответила я как можно твёрже, — думаю, камушек под колесо попал или, может, шишка...       — Ясно... — он критически осмотрел мои окровавленные руку и ногу. — Тебе надо в медпункт.       Возразить ему было нечего.       Оставив меня на траве, Эмильен собрал наш спортивный инвентарь и вернулся.       — Идти сможешь? Я провожу.       — Смогу, — выбора у меня не было.       Я уцепила Клода-младшего под локоть, и он двинулся было вдоль трассы.       — Стой.       — Чего? Больно?       — Не, норм, — почти не соврала я. — Просто вон по той тропинке намного ближе получится.       — Пойдём.       Эмильен медленно зашагал в указанном направлении, а я заковыляла рядом, стараясь дышать неглубоко и нечасто.                     Местный доктор со сложным норвежским именем, которое за всё время я так и не удосужилась выучить, промыл и продезинфицировал мои ссадины. Я упорно стискивала зубы, чтобы не завизжать. Док, поддерживая меня сочувствующим взглядом и иногда — добрым словом, наложил стерильные повязки и только потом попросил задрать футболку, чтобы осмотреть бок.       Я, убаюканная его ласковым обращением, смело дёрнула низ футболки правой рукой и громко ахнула.       — Тихо, тихо...       Кажется, увиденное понравилось доктору ещё меньше, чем мой вопль. Он осторожно ощупал пальцами проступивший кровоподтёк, задумчиво шевеля губами. Я замычала от боли.       — В больницу тебе нужно, на рентген. Чего там с рёбрами...       На этих словах дверь кабинета открылась, и вошёл Симон Фуркад.       — Что с ней?       — Рентген нужен, — так же коротко и без «здрасьте» сообщил доктор.       Симон, нахмурившись, посмотрел сначала на доктора, потом на меня. Не знаю, что он увидел на моём лице, но взгляд его смягчился. Он вдруг подмигнул мне и почти весело сказал:       — Поехали, Вик.       На моё счастье, рентген мне сделали довольно быстро. Оставалось дождаться снимка и заключения врача. На время ожидания меня оставили в палате и предложили полежать, чему я была несказанно рада. Меня намазали какой-то мазью и дали таблетку, так что боль меня пока не беспокоила, но я так устала от всех этих перемещений и суеты, что с удовольствием растянулась на удобной больничной койке. В палате было прохладно и тихо, жалюзи на окне приглушали вечерний свет с улицы. Некоторое время я бездумно смотрела в потолок, потом закрыла глаза и сама не заметила как задремала.       — Вик... Проснись, малыш...       Я увидела перед собой Симона, который осторожно теребил мою ладонь.       — Что? Нам пора? — я дёрнулась, пытаясь подняться.       В ногах кровати стояла симпатичная, довольно высокая женщина в белом халате, не похожая на типичную норвежку, а похожая чем-то на Саманту Скугранд. В руках она держала тонкую папку с бумагами и смотрела строго. У меня по спине пробежал холодок испуга. Неужели там всё серьёзно?       — Что ж, Виктуар, — заговорила доктор неожиданно низким, но мелодичным голосом, — будем считать, тебе повезло. Ни переломов, ни трещин в рёбрах, к счастью, нет. Только сильный ушиб. Вот список лекарств, необходимых для скорейшего твоего выздоровления, — она улыбнулась и протянула лист бумаги Симону. — А ещё, конечно, минимум неделю полный покой и никаких тренировок.       Наверное, все мои эмоции сразу отразились на лице.       — Да-да, полный покой, — доктор кивнула. — Я бы рекомендовала остаться у нас хотя бы до завтра...       — Нет! — не дав ей договорить, воскликнула я и вцепилась в руку Симона, словно умоляя поскорее забрать меня отсюда.       — Спасибо, — Симон ослепительно улыбнулся, обращаясь не столько к доктору сколько к женщине. — Думаю, мы справимся.                     Домой мы вернулись уже на закате. Я видела, что Симон вымотан не меньше меня, и мне стало его жаль. Домики, где жил он и другие тренеры, находились совсем в другой стороне, поэтому нам было не по пути.       Я решительно взяла у него из рук пакет с лекарствами, который Симон до сих пор благородно нёс:       — Не провожай, я сама. Спасибо тебе за всё... И извини, пожалуйста, что из-за меня без ужина остался, — на последних словах я едва не заплакала, испытывая к нему искреннюю благодарность.       — Наверстаю, — Симон хитро ухмыльнулся. — Сама-то поди тоже проголодалась?       Я энергично помотала головой.       — Тогда прими таблетку и сразу в постель. Никаких танцев и прыжков, — он по-отечески погладил меня по голове. — Спокойной ночи, Вик.       — Ага... Спокойной... — пробормотала я.       У дверей домика меня поджидал Оскар, в руках он, как и я, держал какой-то кулёк. Мне стало смешно.       — Вик, привет! Как ты?       — Всё отлично, чувак! — преувеличенно бодро ответила я. — Заходи, гостем будешь.       — Ага, — Оскар протиснулся в дверь следом за мной, — я как раз с гостинцами.       Я прошла в комнату, бросила пакет с лекарствами на постель и сняла пропахший больницей спортивный костюм. Хотелось в душ, но я ограничилась тем, что переоделась в домашнюю одежду. Из-за этих мазей мне, похоже, предстоит много лишней стирки.       Тем временем Оскар разложил на столе в моей крошечной кухне всё, что умудрился, видимо, спереть на ужине: бутерброды, несколько йогуртов и фрукты.       — Вот спасибо великое! — не сдержала я радости. — Садись, пожрём.       — Да я уже, — засмеялся Оскар, но компанию составил.       Мы немного поболтали о том, о сём, я поныла ему о своём сегодняшнем невезении, он добродушно посоветовал не париться об этом и соблюдать рекомендации врача, чтобы быстрее вернуться к тренировкам. Ушёл Оскар уже затемно.       Где-то в начале одиннадцатого я, не погасив ночник, наконец улеглась в постель. Несмотря на усталость, сон не шёл. На самом деле нужно было ещё опять намазать синяк на боку и принять предписанное симпатичной врачихой снотворное. Но мне было лень. Моя узкая и достаточно жёсткая кровать была не такой удобной, как больничная койка, поэтому я долго устраивалась так, чтобы лишний раз не давить на больные бок, руку и ногу. Подниматься совсем не хотелось.       Прокручивая в голове все события прошедшего дня, я почти уже задремала, когда в дверь негромко постучали. Я даже предположить не могла, кого принесло на ночь глядя, но, откашлявшись, крикнула:       — Входите, открыто!       В темноте на пороге появилась фигура высокого мужчины. Когда он приблизился, я решила, что всё-таки сплю.       — Привет, Вик, — произнёс Эрик с мягкой улыбкой.       — Амг... эмг... — промямлила я, широко раскрыв глаза.       — Как себя чувствуешь? — он внимательно осматривал меня, задерживая взгляд на моих повязках.       — Великолепно, — я постаралась взять себя в руки и улыбнулась.       — Я могу присесть?       «Можешь даже прилечь!» — коварно пискнул мой внутренний голос, а я только молча кивнула.       Эрик присел на край постели и неожиданно с осторожностью погладил моё забинтованное предплечье. Я замерла и едва не перестала дышать, не понимая, что происходит.       — Не болит?       Наконец я осмелилась взглянуть ему прямо в глаза: в них было столько неподдельного участия и нежности, что у меня мгновенно закружилась голова. Я почувствовала, что подо мной не подушка и матрас, а лёгкие воздушные облака, и я бесконечно проваливаюсь сквозь них куда-то вниз, вниз, вниз...       Ладонь не дождавшегося ответа Эрика так и осталась на моём предплечье, и я, опустив взгляд, снова, как и раньше, залюбовалась его длинными тонкими пальцами, подходящими больше пианисту, чем биатлонисту.       — Ладно, Вик, я пойду. Поздно уже, отдыхай, — Эрик коротко пожал мою ладонь и встал.       Я не сдержала разочарованного вздоха, как будто у меня украли чудо, и с улыбкой выдавила:       — Спасибо, что зашёл.       — Спокойной ночи.       Дверь за Эриком закрылась.       Я погасила ночник и осталась одна во тьме с бешено колотящимся сердцем и мыслью: «Какого вообще хрена происходит?!»