***
14 января 2024 г. в 12:34
Примечания:
на оригинальность не претендую :)
просто зарисовка, ага
— Mosi Gusha-a-a-a, — конечно, я вкладывал в эти слова совсем иной смысл, дрейфуя в теплой бухте близ Тростниковых островов на своем кожаном чемодане.
Стараюсь лишний раз не шевелиться, обхватив руками своего верного спутника, и мечтая, что слабым течением меня куда-нибудь унесет в сторону Инадзумы. Вот только течение несло меня к песчаному берегу, за которым проглядывалась полоска зеленой, пиксельной травы. Даже скалы, если хорошенько приглядеться, просвечивали, чего уж тут говорить по деревья.
— Olah! — доносится с берега. — Olah!
— Olah, — отзываюсь слабо, подняв руку. Чувствую под ногами мягкий, рыхлый песок.
— Beru Si? — хиличурл преследует меня по берегу, обеспокоенно оглядываясь на спящих в высокой траве соплеменников.
И правда, а что я делаю?
— Mi muhe Lata! — произношу не без гордости, идя по дну маленькими, аккуратными шажками, ведь игрой как-то не предусматривалось, чтобы хиличурлы умели плавать.
— Dada, — хлопает в ладоши хиличурл.
Хиличурлианский был довольно примитивным языком, где все слова и сказанные фразы воспринимались буквально.
Выхожу из воды под урчащие, глухие смешки своего соплеменника. Отряхиваюсь. И как бы я не старался походить на местных хиличурлов, все равно выбивался из толпы своими размерами, маской и проколотым ухом, походя больше на какого-нибудь изгоя, кои никогда не водились на просторах ветреного Мондштадта или гео-региона Ли Юэ.
Хиличурл манит меня за собой, в сторону высокой травы. И мне ничего не остается, как последовать за ним. Растолкав своих соплеменников и довольно пританцовывая, достает из маленького, тканевого мешочка два камушка кремния, чтобы развести костер.
— Olah, — отзываются сонно те, приветствуя меня.
— Olah.
Хиличурлов всего трое, маленькое племя, обосновавшееся рядом с каменными вратами.
— Odomu? — спрашивает один из них. — Ika?
— Odomu, — отвечаю глухо, дергая левым ухом. — Вэй, — хлопаю себя по груди когтистой ладонью, представляясь первым.
— Ому.
— Фумо.
— Тору, — отзывается довольно сидящий у кострища хиличурл, похлопывая по клочку измятой травы рядом.
Тору подкидывает в кострище сухие ветки, пока я достаю из чемодана завернутые в листья лопуха ягоды можжевельника, собранные у подножия Драконьего хребта.
Приподняв маску до носа, бросаю в рот несколько крупных ягод. Протягиваю лопух подкравшемуся сзади Фумо.
— Mosi, — стараюсь говорить спокойно, неторопливо.
Фумо берет ягоду. Крутит ее, вертит так и сяк, привыкая к диковинке смежного, более холодного региона. Я же, пока есть такая возможность, наедаюсь до отвала, греясь у костра. Доставать походный чайник или котелок, не спешил, как и остатки жареного мяса. Хватит пока и кислых ягод.
Ому хватает сразу горсть ягод, пробуя. Плюется сразу под едкое фырканье своих соплеменников. Тору садится рядом со мной, толкаясь. Достает откуда-то закатник, ломая его пополам. Протягивает одну половинку Ому, вторую — Фумо. Облизывает липкие от сока пальцы, приподняв края маски.
— Dada, — хмыкаю одобрительно, разделив оставшиеся ягоды вместе с Тору.
Общаясь интуитивно, я поведал им, что держу свой пусть с конца большого края, каким-то неведомым образом очутившись на краю мыса Веры, в районе склона Песни ветра, с неизменным чемоданчиком в руках. Вместо нормальных волос — грива, вместо лица — глиняная маска. Тело непропорционально длинное, худое, неудобное и уродливое. Не человеческое. Не родное.
Понял, что попал, но вот в кого еще, куда? И собственно: а на хрена?
Это потом меня нашел хиличурл-разведчик, внося немного ясности в сложившуюся ситуацию, сжалившись над своим глупым собратом, поделившись кусочком горькой редиски и сопроводив в своё племя. Где я и понял, что ничего не понял.
В племени уже шептались о древнем, четырехкрылом драконе украдкой; о переменчивом, колючем ветре.
И случайно вогнав в палец занозу, осознал, что все это не игра, а самая настоящая жизнь. И боль никакая не эфемерная, не выдуманная. Что сердце стучит в груди, как и у всех. И что есть хочется, как и спать. Не может ведь быть так, чтобы игровая непись хоть что-то чувствовала, калечась и умирая взаправду. Так не бывает.
Оказывается, что бывает. И еще как.
Вперед меня гнал страх.
А уже потом и любопытство. Детское, открытое. Мир-то огромен на самом деле, хоть местами и плохо проработан.
Повезло переродиться в Странном хиличурле не менее странному человеку.
Мондштадт я обошел вдоль и поперек, путешествуя свободным кочевником. Пропал отчего-то иероглиф на маске, а одежда истерлась. Чемодан отчего-то стал больше и крепче. И не узнаешь теперь.
От племени к племени, дальше и дальше, к промерзшим землям Драконьего хребта. К вечному холоду. Я нигде не останавливался дольше, чем на день. Ведь мне нигде не было места.
Ветер нес перемены, но мир отчего-то оставался прежним.
И оступившись на склоне, потянувшись за стеклянным колокольчиком, и рухнув в воду, я не умер. А значит, не все еще потеряно.
— Nye mita da ye mosi zido!