ЗОЛОТЫЕ КРЫЛЬЯ

И вот я смотрю на своего собеседника, а в ушах только собственное сердцебиение. Я не смею просить его объяснить все еще раз, потому что ни вторая, ни третья попытка не сделала услышанное яснее. Что же мы имеем: Максимилиан Мосад не кто иной как наследник темного престола (что бы это не значило), планировавший жениться на принцессе светлых (и тут я тоже не совсем поняла, что за царство такое), дабы улучшить отношения между семьями. Здесь я призываю на помощь Шекспира и мысленно переименовываю Максимилиана в Ромео. Однако, Джульетта оказалась своенравнее своей литературной версии и, заявив, что жених ей не по нраву, сбежала… Не знаю, каким именно взглядом смотрю на господина Мосада, но тот не меняется в лице. Разве что выглядит еще более нетерпеливым, чем до этого и считает меня еще глупее, чем десять минут назад, потому что я все же решаюсь уточнить: — А белые и темные… это… как в шахматах? — Читали ли вы Библию, мадмуазель ДюБуа? – со вздохом отвечает мой собеседник. Сосредоточенно подыскивая ответ, я все же оставляю идею заполучить его как клиента, но теперь уже не знаю, как вежливо выставить его вон. — Любой, даже тот, кто никогда не открывал ее, знает основную мысль. — Ну что ж, вот вам основная мысль, – подытоживает Максимилиан, — Дабы сохранить баланс вещей и позволить всем вокруг понимать, что хорошо, а что плохо, Бог, – мистер Мосад делает многозначительную паузу, — создал отложенную иерархию, позволяющую наказать падших и вознаградить чистых и невинных. Я понимаю каждое слово, но все равно не могу уловить смысл. Если так, то передо мной сидит наследник… самого дьявола. — О, он не так ужасен как его малюют, – лениво отзывается мужчина, словно прочитав мои мысли, — Однако, вам понятно, чем я… — Погодите, погодите, – прерываю я, едва поборов желание с визгом вскочить на ноги. Я не из кисейных барышень, но учитывая то, что оказавшись в одном кабинете с мужчиной внушительных размеров, чье психологическое состояние оставляет много вопросов, я понятия не имею, как выкрутиться, можно простить мне эту маленькую слабость. Мы встречаемся взглядом, и господин Мосад похоже, окончательно разочаровывается в собственном выборе. — Только не говорите, что полагали будто вы одни… со странностями. Многозначительное замечание побуждает меня нахмуриться. Всю свою жизнь я смотрела на других людей в попытке понять, почему именно мне повезло родиться такой «особенной». Простая жизнь всегда манила меня, как манит все то, чего мы иметь не в силах. Тем не менее, за все свои девятнадцать лет я так не натолкнулась ни на одного настолько же «особенного» как и я. Если не считать, конечно, шарлатанов, предсказывающих будущее по картам или линиям на руках. Те, не спешили найти во мне родственную душу. Наоборот – я служила бельмом на глазу каждого из них. Непонятно откуда появившаяся заносчивая девица, уводящая лучших клиентов. — Так вы хотите сказать, что… – я доверительно наклоняюсь вперед, словно в пустой комнате, на двери которой и так красовалась слово «медиум», разговоры об усопших могли кого-то напугать. — тоже видите их? Не знаю, почему, господин Мосад усмехается. Как по мне, в моем вопросе нет ничего смешного. — О нет, ничего подобного, – фыркает он, откинувшись на спинку стула. Трость так и остается приставленной к столу. — Разговаривать с этими прокаженными не в моей компетенции. — Прока… Прокаженными? – возмущенно уточняю я. Каждый дух, призрак, как хотите назовите, с которым мне посчастливилось иметь дело, был обременен чем-то – нераскрытыми тайнами, недосказанными словами, потерянными или специально спрятанными вещами. Каждому из них тяжело жилось среди живых, но незаконченные дела не позволяли покинуть этот мир. Некоторые страдали настолько, что после разговора со мной разрождались горючими слезами. Вот вы сами многих призраков с крокодильими слезами перевидали? Вот и я о том же. Поэтому-то пренебрежение господина Мосада так больно укололо меня. — Ну знаете, те, что ни вниз, ни вверх. Ни к нам, ни к ним. – добавляет мой собеседник. — То есть вы с такими даже разговаривать не беретесь? – на этот раз фыркаю я. Неужели самому наследнику темного престола (допустим, такой он и есть) легче заплатить мне, чем самому спросить у пары-тройки застрявших, в каком направлении умчалась его суженная? Почему-то с каждой минутой я понимаю эту девицу все больше. — О, не смотрите на меня с таким осуждением, мадмуазель ДюБуа, так устроен мир. Даже если бы захотел, не смог с ними связаться, Для этого и существуют такие как вы. — Такие как я? – стоит ли расценивать это как оскорбление? Что-то вроде грязной служанки, что должна передать крысам, живущим в подвале, чтобы те выметались? Видимо, на моем лице написано все, что я думаю о сложившейся беседе, потому что Максимилиан Мосад как-то сосредоточенно обводит меня взглядом и прищуривается. — Проводники, – отвечает он медленно, растягивая слово. — Вам же известно, кто вы такая, мадмуазель ДюБуа? Этот вопрос я задавала себе вот уже много лет. Я явно имела на то все причины. По ночам, проснувшись, я могла почувствовать холодок, ползущий от плотно закрытого окна, а грохот посуды или скрип половиц уже давно перестали пугать. Я настолько глубоко и профессионально пропиталась желанием ужиться с самой собой, что теперь даже призраки не смели заходить в мой кабинет без предварительной записи. С волками жить по волчьи выть. Ну или завывать, в темном коридоре, распугивая случайных зрителей. — И какое же место в вашей четко выстроенной иерархии занимают эти самые проводники? – решаю уточнить я. Неважно, насколько сумасшедшим или заносчивым кажется мне господин Мосад, я не желаю по собственной глупости упустить шанс узнать кое-что, чего раньше не знала. По крайней мере. Сидящий напротив меня мужчина не подвергает мой «дар» сомнениям. Он не пришел сюда по рекомендации подруги, скучающей аристократки, у которой скорее слишком много свободного времени, чем проблем. — Весьма почетное, – как ни в чем не бывало отвечает господин Мосад. — Поскольку вы являетесь связующим звеном между верхом и низом – будто я не могла отличить одно от другого, мужчина показывает нужное направление длинным пальцем. — Проводники обогащают ад и рай, поскольку решив проблему прокаженной, застрявшей души, они отправляют ее прямиком по назначению. — Я, что же, как продавец билетов на трамвай? – бурчу себе под нос. Пока что ничего особенного нового господин Мосад мне не сказал. Возможно, я просто теряю свое время, ведь кроме того, чтобы любоваться его ярко очерченными скулами, больше мне в этой беседе заняться нечем. Максимилиан, сцепив длинные пальцы в замок, и криво усмехнувшись, продолжает: — Я бы с удовольствием справился без вас, мадмуазель ДюБуа. Не говоря уже о том, что ваши «таланты» вызывали во мне искренние сомнения. Полагаю, самое время представить, как одна из книг, стоящих на полке, в пыльном шкафу, летит в эту красивую идеально уложенную голову. Каким бы привлекательным этот мужчина не был, он являлся ярким представителем этого поколения. Верящий в превосходство мужского пола, смотрящий на работающую женщину так, будто в поисках кастрюли она случайно ошиблась дверью. — Как вы вообще узнали обо мне? – спрашиваю я то, что хочется узнать больше всего. Клиенты приходили ко мне по рекомендациям тех, кому уже посчастливилось со мной работать, из-за объявления в журнале, за которое я, кстати, заплатила кругленькую сумму. Некоторых просто привлекала надпись на двери. Однако Максимилиан Мосад не походил ни на одного из них. Такого мужчину вряд ли могли заставить делать что-то, чего он не хотел. — Неважно, – бросает он равнодушно, — главное то, что я успел убедиться в вашем предназначении и готов доверить вам поиски своей невесты. Ох, как благородно. — Так вы следили за мной? Как? – отказываюсь я сдаваться. Ну уж нет, если и соглашусь на это дело (в чем пока что очень сомневаюсь), то только будучи полностью уверенной, что не беру в клиенты какого-то умалишенного маньяка. — Вы всегда задаете так много вопросов, не относящихся к делу? – отзывается господин Мосад. Похоже, моя прямолинейность выводит его из себя. А чего он ожидал? Возможно, как проводник, за которого он меня принимает, я должна была присесть в реверансе и внимать каждому его слову, но то, что я открыла собственное дело, уже должно было его предупредить, что не будет никаких краснеющих щек, опущенных глаз и томных вздохов, которыми так славятся представительницы…. Обычного женского пола. — Хотите вопрос, который относится к делу? – вызывающе смотрю прямо в его голубые холодные глаза. — Как насчет того, чтобы рассказать мне, почему это вашей невесте вздумалось пуститься от вас наутек? Линия челюсти Максимилиана Модаса, которая и до этого была хорошо видна, то и дело привлекая мое внимание, становится еще более очерченной. Похоже, я задела его за живое. На такие случаи нужно ставить стол поближе к двери и уж точно не так, чтобы на пути пришлось встретиться с разъяренным клиентом. Сдержанный господин Мосад, опомнившись, наклоняется в мою сторону. Я слегка отодвигаюсь к спинке стула. Возможно, мне не стоило давать волю собственной вспыльчивости. Посидев еще несколько долгих секунд в тишине, внимательно рассматривая меня, мужчина наконец громко выдыхает и сдается. — Речь идет о наследнице белых. Будто это должно все объяснить, я не свожу взгляда с господина Мосада и тот, еще раз напряженно выдохнув, продолжает: — Мы были обручены, дабы наладить… отношения между сторонами. — Такое еще в моде? – вырывается у меня, когда я удивленно вскидываю брови. Тот факт, что я слушаю его, побуждает меня признать, что я верю в существование и белых и темных. Потому что не хочу оказаться одной из тех ограниченных, что не верили мне, называя сумасшедшей. — Все намного сложнее, мадмуазель ДюБуа, – вам лишь стоит понять, что я пришелся не по вкусу своей избраннице, так что она не нашла лучшего выхода, кроме как пуститься в бега. — Нашла вас слишком… мрачным? Раз уж Максимилиан Мосад применил ко мне все стереотипы о женщинах, я могла попробовать сделать то же самое и для него. К примеру, наследница белых или попросту ангелов, как их называли люди, должно быть, была куда веселее моего собеседника. А если формулировка «не сошлись характерами» была недостаточным оправданием, то как начет того, что мадам жизнерадостность должна была (вероятно) после свадьбы переехать к семье мужа. Библейские мотивы известны каждому. Так какой ангел захочет жариться в котле пусть и с таким привлекательным кавалером? Чем больше я думаю, тем больше у меня возникает вопросов, поэтому я предпочитаю проигнорировать довольно злобный взгляд господина Мосада и продолжить: — Если вы еще не заметили, я вполне вправе отказаться, сославшись на женскую солидарность. Дама имеет право избегать нежеланного брака, даже если эта дама… белая. Не знаю, почему чувствую себя полнейшей идиоткой, произнося это слово. — Насколько мне известно, вы занимаетесь данным видом деятельности не по доброте душевной, – парирует господин Мосад, — да и я прошу вас оказать мне услугу не за просто так. Насколько хорошо он осведомлен о моей жизни? Да, как и многим в этом городе, мне нужны деньги. Однако, это еще не значит, что я приму его предложение… — Пятьдесят тысяч франков, – слышу я и не могу совладать с собственными эмоциями. Однако, на лице сидящего напротив меня мужчины, не дергается ни одни мускул. Он все также невозмутим и к тому же уверен, что завел разговор в нужное русло. Да чтоб ему провалиться… к его семейке. — Господин Мосад, я не думаю, что… — Шестьдесят. Прошу прощения, следовало набавить за отказ от остальных клиентов. — Отказ от остальных? – кажется подобные цифры замедляют мою мыслительную деятельность. — Я не отдаю никому приоритетов, господин Мосад. Все становятся в одну очередь и… — Мадмуазель ДюБуа, мое дело не терпит отлагательств. К тому же, я не знаю, куда вас могут завести поиски, поэтому не берусь обещать, что ваш прелестный кабинет останется в зоне досягаемости. Поэтому дабы не разочаровывать вашу клиентуру пустыми обещаниями, да и гарантировать самому себе быстрое продвижение, я готов заплатить вам и семьдесят тысяч. Я с трудом сглатываю. Стоит ли продолжать торговаться, когда я уже готова выбросить белый флаг? В попытке сохранить товарное лицо, я все же спешу заявить: — Обещайте мне, что когда ваша невеста найдется, вы не причините ей вреда. Господин Мосад лишь кивает, но не как остальные. В этом кивке скрыто что-то такое, что побеждает меня поверить в его серьезность. — Мне нужна вся имеющаяся у вас информация, все, что вы можете рассказать, начиная с имени и заканчивая тем, где пропавшую видели в последний раз… Я не сказала «да», но Максимилиан Мосад не глуп. Уголок его рта ползет вверх, когда я добавляю: — Также я потребую предоплату, желательно, половину обещанного.