Глаза

Говорят, голубые глаза у людей зачастую холодные, как вековой лед. Это не совсем ложь, я тоже встречала такие. Например, в далеком тысяча девятьсот четырнадцатом, когда Химворде был оккупирован Германской империей, и всем жителям маленького бельгийского городка, включая меня, приходилось уживаться бок о бок с немецкими солдатами. Они старались всячески притеснить бельгийцев и заявить о своей власти, а местные жители решительно и самоотверженно отстаивали свои права и свой дом, зачастую даже не задумываясь о последствиях. Стычек и незначительных, но неприятных столкновений никому тогда избегать не удавалось; будь это драка в таверне, незаметно подставленная на улице подножка или чья-то ядовитая речь - каждый раз я вынуждена была смотреть в эти прищуренные, неприятные глаза, взгляд которых прожигал насквозь. Они действительно напоминали лед - его острые осколки, колючие яростные снежинки, холодную толщу, под которой где-то глубоко - или совсем близко - крылась и плескалась темная вода. Ступишь на такой, и едва под ногами разверзнется трещина, не успеешь опомниться, как рухнешь вниз и окажешься во власти стихии. Среди беспросветного сковывающего холода, тянущего тебя на самое дно, в объятия тьмы - в объятия такие же мягкие и ласковые, как давно позабытые материнские. Но только доверишься, покоришься, отдашься, как поймешь, что над тобой уже смыкается огромная черная пасть. А наверху, в еле заметном просвете - лишь бескрайний серо-голубой лед. Не совсем ложь, но и не вся правда. В том же году, в том же Химворде, среди той же самой армии немецких солдат, я встретила человека, чьи голубые глаза никак нельзя было назвать ледяными, неприятными или пробирающими до костей, как февральская вьюга. Встретившись взглядом с Фридрихом в самый первый раз, тогда, в переулке, я на мгновение просто замерла, не имея ни возможности, ни желания отрывать взгляда от его лица. До этого я ни у кого, ни разу в жизни не встречала таких чистых и добрых глаз - глаз, в которых видно всю полноту искренности его души. В этих глазах я всякий раз находила утешение, когда сердцем овладевала отчаянная безысходность, свой смысл, когда целая жизнь вокруг его теряла, и обретала полный покой даже тогда, когда во всем мире бушевала, горела, страдала война. Они были моим якорем, моей надеждой, за которую я цеплялась из последних сил, когда больше не оставалось ничего другого. Моим прибежищем. Моей тихой гаванью, которой и я поклялась для него быть. Каждый раз, когда я смотрела в них, вокруг замирал мир. Казалось, будто тебя заботливо заворачивают в одеяло, сотканное из нежности и голубой тишины. Они улыбались, когда он улыбался, и расцветали весенними незабудками. И темнели, когда он хмурился или грустил, и наполнялись тихим дождем. Не было на свете глаз более чистых и красивых. Я не умела писать стихи, только сухие статьи, но мне страстно хотелось научиться только для того, чтобы воспеть эту несулышанную, чистую, искреннюю красоту в какой-нибудь поэме, которая обязательно будет иметь огромный успех по всему миру. "Д-дора... Почему ты так на меня смотришь?" Ох, Фридрих, да потому что люблю. Говорят, глаза - зеркало души человеческой. И это уже куда больше похоже на правду.