Бокал стаута на двоих

— Что в этот раз взял, эстет? — Гозе. С чернилами каракатицы. — Господь-господь, блевать с этого буду в твою сторону. И сценарий всегда один: она заведомо разочаровано спрашивает про неведомый пивной напиток, который Доминик берёт себе. Он отвечает ей названием, что заставляет её насупиться, протягивает ей бокал, а она аккуратно принюхивается к содержимому и чуть болтает бокал в руке, оценивая вязкость напитка. — Они тебе точно не нефти плеснули? — Эльжбета не особо воодушевлённо оценивает вязкость чёрной гущи в бокале Доминика, не спешит пробовать. — Ага, гуаши с водой разбавили и за 15 евро разливают, — Доминик усмехается, не торопит девушку, наслаждается милым колечком на её безымянном пальце, контрастирующим с её кастомной и побитой жизнью кожанкой. Шнуры на её рукавах уже распушились, а некогда яркие рисунки угадываются лишь под правильным падением приглушённого света бара. От шутки она слегка улыбается, приоткрывая ряд белоснежных зубов. Улыбка ей всегда была к лицу, Доминик любил её улыбки, потому что они искренними и не наигранными. Первое время её нахождения в отряде ему было крайне интересно увидеть хоть сколько-нибудь счастливое лицо полячки. Теперь этот академический интерес стал полноценным исследованием, в котором Брунсмайер очень даже преуспевал. Ровно как и в рисовании. Босак светилась счастливым и озорным огоньком каждый раз, когда направляла его ни разу не изящную руку по холсту в только ей понятном узоре. Но её движения в такие моменты Доминик будто бы предсказывал и его рука чуть наперёд шла вперёд за ней. Интересная же у него по итогу сложилась семейная жизнь. — Фу, гадость! Дрянь! — Эльжбета была готова плеваться от напитка Доминика, срочно заливает в свой рот тёмного стаута из рядом стоящего бокала, а мерзость возвращает мужу, — Ты серьёзно будешь пить это?! — Ну да. Это вкусно, — Доминик со спокойным лицом делает смачный глоток из бокала, — Лепота, месяца два мечтал о бокальчике гозе. — Тогда с поцелуями не лезь, пока не отмоешь рот от этой мерзости, — Босак поджимает губки, переключает своё внимание на ароматную пивную тарелку, которую им только что принесли, атакует чесночные гренки, от которых всегда была без ума. — Да уж не я тут тактильная катастрофа, когда выпью. Кто бы говорил, — мужчина слегка усмехается, — Мариус будет до конца дней шутить, что ты ему и Монике чуть рёбра не сломала, поздравляя их с двумя полосками на тесте беременности. — Монике было бы жалко, она ж славная старая, а вот Мариусу, видимо, в жизни маловато было острых ощущений. Он языком всегда пытается нарваться на неприятности? — последнее предложение тараторит как можно быстрее, чтобы наконец приняться за закуски. Жеваться и болтать неудобно и некрасиво. Про этикет Босак не забывала даже после испытаний огнём, водой и медными трубами. — Ну вообще язык ему не враг, а провокационные шуточки он отпускает только в адрес тех, кого считает близким. Да и ты, вроде как, никогда ему всерьёз табло снести не хотела, — Доминик пожимает плечами, продолжает блаженно потягивать свой странный напиток, — Он искренний, заботливый, для нас, может, чересчур активный, но лично мне без него уже жизнь и представить сложно. Скучновато было бы. — Тут ты, пожалуй, прав. Быть откровенным и открытым требует столько сил, что сойти с ума, — Эльжбета подпирает голову рукой и глядит куда-то в темень окна, — Я б так не смогла. Доминик повторяет за возлюбленной, смотрит на таунхаусы через дорогу от бара и их светящиеся в ночи окна. Задаётся в голове вопросом о том, а кто живёт там в светящихся окнах, что они будут делать завтра? Может, там живёт счастливая простая семья? Отец семьи поедет на какую-нибудь не самую дурную работу, получив поцелуй от жены в щёку на прощание и объятия маленькой дочки, которая скажет ему о том, что будет скучать весь день? А может, в том окне грустным вечером сидит некто одинокий, что не получает от мира уже никаких положительных эмоций? Последняя мысль начинает немного подъедать Брунсмайнера и лёгким покачиванием головы откидывается куда подальше. А глоток самой что ни на есть амброзии чёрного цвета в его бокале возвращает хороший расклад духа. — Завтра убираюсь в гараже и иду за пивоварней, — звучно опускает ладонь на свою закинутую ногу мужчина, будто бы наверняка вколачивая в себя план на завтра. — Только не говори, что теперь весь холодильник будет забит твоими чернилами каракатицы. Чтоб дальше гаража эта отрава не уходила, — самый что ни на есть наигранный бубнёж Босак. Но так Доминику даже нравится больше. Всегда такая игривая и бурчащая, но не менее нежная внутри. Просто обращаться с такими нужно уметь. И самому быть с тараканами, которые умеют сводить такое в шутку или подобие умиление с забавного кота, например. — Можешь попробовать порисовать ими, когда сварю первую партию. Вдруг они лучше тех красок по цене крыла самолёта, — усмехается Брунсмайер. — Ой, а мы будто голодаем, — качает Эла головой, — Сам за месяц пару штук выложил за пиво, от которого в половине случаев плевался. — Ну зато теперь я знаю, что мне такое не вкусно, — так просто отмахивается Доминик, а сам копается в телефоне. — Балда, — детское ругательство от Элы сказано так заботливо, словно "И я тебя люблю". Подпирает голову кулаком и попивает свой стаут. Изгибает бровь когда затвор камеры на телефоне Доминика щелкает в её сторону, — Насколько от одного до десяти кислая морда получилась? — Спрошу у Штрайхера сразу после того, как он скинет каталог крыльев самолёт, — ехидно усмехается Доминик, улыбка расплывается по его лицу. — Э, смысле?! — Ну ему же нужно знать в лицо покупателя самолётных запчастей, подобрать их там по вкусу, всё такое, — Доминик откровенно стебётся. — А ну, дай сюда, — ловким движением Эльжбета оказывается рядом с Брунсмайером и пытается выдрать телефон из его рук, он же лишь тянет его вверх, а второй рукой приобнимает девушку и держит на месте. — Поздно, он уже отвечает, — мельком оглядывается в чат Доминик, сам уже готовится взорваться смехом, пусть это и будет ему стоить потом чуть более колких "Отвянь" перед сном. Босак выворачивается из объятий, кусает мужчину в бицепс, отчего тот ойкает и дёргается телом, чем она пользуется и выхватывает телефон, а после ретируется на диванчик напротив с улыбкой на лице. — Не, ну ты глянь, счастлив он прям как кот, — Эльжбета показывает фотку Штрайхера в ответ, что лыбиться на фоне своих последних чертежей с подписью: "Ты чертовски по адресу". Читает из любопытства сообщение Доминика: "Тут барышня мечется между красками по цене крыла самолёта и крылом самолёта по цене красок, подскажешь?". Щёлкает затвором камеры уже в сторону Доминика и отвечает: "Тащить будешь вместе с ним, выбирай чё попроще.", — Я на вас, бурлаков на Волге, посмотрю, как будете крыло самолёта вдвоём тащить, — возвращает она телефона Доминику. Тот хохотнул в ответ. — А кто такие бурлаки вообще? — Дилетант, такую великую русскую картину не знаешь! Тащу тебя завтра сначала в музей живописи, а уже потом за твоей алковаркой, — с улыбкой язвит Эльжбета, напыщенно тряся пальцем перед Брунсмайером, словно учительница в школе. — Да ну нет. — Да ну да. Радуйся, обычная девка на моём месте отвернулась бы и бубнила, что ты без секса на две недели. А так хоть образованнее станешь. — Босак подмигивает, поднимает бокал в его сторону. — Угораздило же меня с тобой жизнь эту жить, — наигранно вздыхает Доминик, — Но кто сказал, что я против, — понижает тон мужчина, говоря от всего сердца и получая за это милую улыбку возлюбленной. Чокается с ней и получает в ответ воздушный поцелуй. Как подростки себя ведут, ну ей богу.