Бульончик

Как тело Ифе стало оседать, первыми заметили боги. Анубис среагировал моментально: зелёная дымка, окутавшая аментет, удержала её над полом, словно плотное облако. — Ифе! — ринулся к Ифе вор, но остановился на полпути, видя, что падение на холодный мрамор ей не грозит. — Что с ней? — обеспокоенно нахмурился Кейфл, пытаясь в лицах богов отыскать ответ. — Ифе же не?.. Анубис прищурил глаза — внимательно, испытующе… словно вглядывался ей под кожу. — Жива, в том и дело, — ровном голосом ответил за немногословного племянника Сет, вполоборота наблюдая за парящей над полом аментет. — Но без пищи и сна совсем истощена. Под пристальным взглядом друзей Ифе растворилась в зелёной дымке и тут же оказалась в нескольких шагах от прежнего места, плавно опустившись на руки Карателя. Его посох непостижимым образом остался без опоры в вертикальном положении. Сет промолчал, однако взгляд его выражал достаточно. На улыбку не было и намёка — он всё прекрасно понимал и не имел намерения подтрунивать над крепнувшей у него на глазах привязанностью племянника к грешной аментет. Не сейчас. Не при таких условиях. — Я позабочусь о ней, вам тоже следует перевести дух, — с этими словами Анубиса вор и хекау растворились в воздухе, после чего каждый оказался в подготовленной ему опочивальне. Боги скрестили взгляды, словно лезвия, однако теперь это был скорее дружеский спарринг, нежели настоящее сражение. Зелёный туман окутал силуэт Анубиса и бессознательной Ифе, голова которой мирно покоилась у него на плече. Всё произошло за несколько ударов сердца аментет — медленных, тяжёлых и усталых. Оставшийся наедине с собой Сет позволил себе задумчивую, снисходительную улыбку — едва заметное движение уголка губ, — прежде чем исчезнуть в алом зареве. Ифе казалась невесомой для рук бога. Но думал Каратель о том, насколько она беззащитна и в то же время возымела над его мыслями странную силу. Иначе откуда это? Почему он коснулся её, а не перенёс в подготовленную комнату с помощью своей силы? Почему так бережно теперь кладёт её на девственные простыни, стараясь не потревожить?.. Анубис не нуждался в прислуге. Ему служила его сила, и этого было достаточно. Боги, в сердцах которых поселилось тщеславие, так или иначе заводили слуг, тем самым подчёркивая свою власть. Однако подобное давно было чуждо Карателю. Они были вдвоём: он и его прекрасный, величественный, но пустынный дворец. А ещё чувство вины, которое не способно было стереть из памяти время. Вины об оплошности, из-за которой не уберёг самого близкого. А теперь его уставшее сердце окутало переживание о беззащитной душе, которую он точно так же не уберёг — и вот она в Дуате. Для него это дом, а для Ифе — конец пути, не привяжи Анубис её душу к телу. Это ли не злой рок?.. «Я всё верну на свои места. Спасу отца, верну к жизни Ифе. Может, тогда обрету покой». Мыслей было так много, что они не значили почти ничего, будто бы их и не было вовсе. Значило лишь то, что он собирался сделать, а затягивать с этим не следовало, хоть тронутое болезненной бледностью лицо аментет казалось необыкновенно притягательным. Анубиса рассердила эта мысль. И тем не менее он собственными руками мягко приподнял над подушкой голову Ифе и, едва касаясь, оттянул подбородок, приоткрывая ей рот. Всё так же не отдавая себе отчёта о своих действиях, он аккуратно коснулся появившейся из воздуха ложкой губ аментет и влил ей в рот умеренно горячий бульон. Сглотнула Ифе сама. «Хорошая аментет». Делая небольшие паузы, Анубис, словно смертный, продолжал собственной рукой вливать в рот измождённой девушки питательный бульон, снова и снова наполнявший ложку. После очередной порции Ифе тихо застонала, зажмурившись, и плотно сжала губы, как бы показывая, что ей достаточно. Медленно возвращавшееся сознание дало бы время исчезнуть из комнаты даже смертному. Но Каратель не торопился. Бережно опустив голову Ифе, он молча наблюдал за тем, как приходит в движение её организм: как учащается сердцебиение, восстанавливается дыхание, двигаются под веками глазные яблоки, подрагивают налившиеся жизнью уста. Анубис задержал на них внимание. Глаза невольно опустились к её ключицам и усталой груди… Возмущение собственной вольностью пронзило мысли бога. Обескураженный и до смерти злой на себя, он резко поднялся на ноги и отошёл от кровати. Прежде чем аментет проснулась, заботливо укрытая тонким одеялом, подле кровати её уже ждала чистая одежда, удобные сандалии и гребень для волос — на взгляд Анубиса, лучшие из последних подношений в главном храме Инпута. Ифе ещё требовалось время, чтобы прийти в себя. Чтобы сменившийся голодным обмороком благодатный сон восстановил её тело — такое несовершенное, как у всех смертных, но всё же прекрасное. Как и её душа. Но с этим Карателю ещё только предстоит смириться.