Пустые лица

Сорок один. Сорок два. Сорок три. Сорок четыре. Сорок четыре копейки в хрупкой ладони. Девушка страдальчески замычала, утыкаясь лицом в стол, бормоча разные слова. Не хватит и на хлеб с молоком. Она со звоном отложила монеты, устало поднимаясь с кухонного стола, проходя мимо отца, лежащего на потертом времени диване, что так громко храпел, в одной руке держа бутылку. Самая обычная водка, от которой Кате уже плохо. Настолько сильно воротит, что хочется взять и бросить алкоголь прямо на мужчину, хочется, чтобы все осколки проникли в его лицо, ноги, руки, и он бы умер не от потери крови, а от огромной боли, что пронзала его еще дышащее тело. Катя помотала головой, смахивая такие мысли.  Она прошла в свою комнату и закрыла скрипучую дверь. На что жить? Точнее, выживать. Кузнецова рухнула на кровать и молча смотрела на потолок. Разваливающийся дом: обои содраны со стен, где-то за комнатой девушки валяются пустые стеклянные бутылки, вещи отца, грязь. Она старалась поддерживать чистоту в доме, чтобы возвращаться со смены в иллюзию уюта и нормальной жизни, но бессчетно. Все возвращалось, а убирать и убирать по сотне раз на дню - сложно. Морально и физически. На работе самый настоящий ужас творится, так еще и дома.  Зарплата еще не скоро, но почти все уже потрачено. Конечно, есть одна заначка, но… это на черный день. Потом. Она думала. Старший брат где-то ходит, бродит, отец спивается каждый божий день, а она горбатится над тварями, которые и спасибо за спасение жизни не скажут. Устала. Устала пахать за гроши, чтобы потом половину отдать матери и младшей сестренке, что жила в Москве из-за слабого иммунитета. Там ей должны помочь. Лёля должна выздороветь. Остальная половина на оплату квартиры, еды, лекарств различных… Как же больно смотреть на эту унылую картину «жизни». Не об этом она мечтала в детстве, когда в 1 классе была в театре, где увидела самых красивых девушек, они были одеты настолько роскошно для детских глаз, видавших только серый цвет, что этот момент запечатлился в ее голове навеки.  Катя выдохнула. Казань уже не та. Появились группировки, самые настоящие бандитские, плюющие на закон и человеческую мораль. Тогдашние детские группы превратились в это. По-настоящему страшно, это правда. Кате всегда боязно идти домой в полночь после смены, но сил на страх не остается. Осознание этого приходит на утро, и она обещает, что больше не будет возвращаться домой в такое позднее время, но никогда не выполняет этого. Деньги нужны. Нужны хотя бы, чтобы не подохнуть во сне из-за голода или холода, потому что не куплены продукты или не оплачены счета. Катя решительно встала и подправила свой внешний вид у зеркальца. Чем-чем, но красотой и внешней привлекательностью природа не обделила: почти золотистые длинные волосы с двойной челкой, достигающие лопаток, большие зеленые глаза, чуть вздернутый нос с маленькой горбинкой, пухлые губы, на которые она всегда наносит ее любимый блеск для губ с персиковым ароматом или по особым случаям красную помаду, которую купила пару месяцев назад. Она надела обычное светлое платье, красиво уложила волосы и попыталась улыбнуться. Получилось плохо.  На длинные ноги надела сапожки и быстро выбежала на крыльцо, закрыв дверь. Днём Казань выглядела лживо тепло и спокойно, но ближе к вечеру, когда тьма настигала город… Теплый ветер игрался с легкими локонами, погода и вправду хороша. Катя смутно помнила как дошла до больницы, опомнилась, когда в нос врезался привычный запах медикаментов и спирта.  —Кузнецова, че встала? Пациенты не будут ждать, когда ты с порога отряхнешься, – подошла к ней Варвара, полненькая старшая медсестра, грозно окинувшая девушку взглядом. Варвара — ее фамилию Катя не помнит, но на работе все ее называют Грозой из-за нестабильной психики и неприязни ко всему живому, особенно к Кузнецовой — девушка или уже женщина лет тридцати, с некрасивым желтым обесцвеченным цветом волос и очками. Хотя этот атрибут ее хоть как-то красил.  —Извини, сейчас. Я туда и обратно, – пролепетала Катя, быстро проходя мимо всех людей. Она быстро переоделась и накинула на себя белый халат и в шапочку заправила свои шелковистые волосы.  День обещал был сложным. Снова гора документов, которые нужно заполнить, стая злобных пенсионеров и громкий детский плач. Кузнецова потерла виски и зажмурила глаза, затем резко открыв их. Пятый час смены, еще секунду и она просто ляжет на грязный пол и будет спать так до вечности. За эти часы столько пациентов она приняла, таких грязных, неблагодарных, ворчащих на все и вся. Катя недовольно мотнула головой, положив подбородок на ладонь, всем видом указывая на усталость. В кабинет без стука вошла Наташа, ее близкая подруга по несчастью (больница). —Слушай, Кать, там в общем пару человек нужно помочь залатать. У меня сейчас просто завал, прими их, пожалуйста. Спасибо, – резко пришла, так же быстро и упорхнула. Катя лениво встала из-за стула и начала принимать по одному.  —Здравствуйте, – спиной поздоровалась девушка и когда повернулась увидела юношу. Лет 19, может, старше. Она никак не отреагировала на его вид: потрепанная местами одежда, скользкий взгляд и раны на лице. Какие-то глубокие порезы. Катя тяжело вздохнула и принялась латать его. Аккуратно сжав его подбородок, она маневрировала им, используя ватку, йод и мазь. Он смотрел куда-то пустоту, даже не реагировал на, Катя уверена, больные пощипывания. Она похлопала его по плечу, промычав, что с ним все закончено. Парень молча ушел, вслед за ним подошел другой, а потом еще один и так пару раз. Они все как на один: потертая одежда, кровоточащие раны и такой дикий взгляд… Одним словом - группировщики. И не то чтобы она никогда не обрабатывала раны этих… бандитов, однако каждый раз как новый. —Следующий по очереди, – крикнула Катя, промывая руки и готовя бинты. В кабинет тихо прошмыгнул высокий мужчина в черном пиджаке, держа в одной руке зажженную сигарету.  —Молодой человек, здесь запрещено курить, – она недовольно оглядела его. Стало вдруг холодно, казалось, что даже мурашки прошлись по телу. Он выше ее на голову, наверное, около 185 сантиметров. И такие черные как смоль глаза, хоть и на лице самодовольная ухмылка. Он отличается от всех остальных, выглядит статным, уверенным, опасным. Любое движение выглядит таким манящим. Его темно-коричневые кудряшки, которые вдруг захотелось потрогать, такой красивый вздернутый нос в профиль. Этот мужчина выглядит завораживающе.  —Дамочка, все понимаем. Благодарствуем за помощь. Все же между нами? Никуда записывать про этот случай не надо, – хриплым голосом сказал брюнет, все еще держа сигарету в руках. Он оценивающе прошелся по Кате, внезапно ухмыльнувшись. Она невинно похлопала глазками, возмущаясь такому нахальному поведению, но и сказать ничего нельзя. Убьют ведь, запомнят, гады. Заняться будто нечем. Девушка недоверчиво вздернула бровь, скрестив руки на груди.  —Молодой человек, покиньте помещение. —Все-все. Ну, значит по рукам? – улыбнулся незнакомец, и Катя всеми фибрами почувствовала едва заметный запах алкоголя - водки и его терпкий запах одеколона. Кузнецова за полгода своей работы медсестрой в Казанской больнице впервые столкнулась с такой ситуацией. Да, было немало малолетних группировщиков, которым понадобилась медицинская помощь, но чтобы договариваться с каким-то подозрительным бандитом… Да весь его образ кричал о том, что он связан с криминалом! Группировщик херов. Катя сглотнула и аккуратно кивнула, борясь с желанием выбежать из кабинета и начать кричать о помощи.  —Ну, вот и славно, колосок, – он снова улыбнулся. Катя почти поморщилась от того, как мужчина ее назвал, но сдержала этот порыв. Незнакомец спокойно вышел из кабинета, оставляя за собой тягучее чувство страха. Казалось, что за время его пребывания здесь она позабыла про дыхание, и только когда он вышел, смогла вдохнуть полной грудью. Рабочий день закончился быстро, хоть и эта встреча оставила за собой осадок. Однако Катя из-за загруженности почти и позабыла об этом, вспомнила лишь, когда вышла из больницы и пошла дальше по темной аллее. Не хотела выдавать свою боязнь, она не оборачивалась по сторонам, внешне уверенно шагая на маленьком каблучке.  Если пристанут - побежит, куда глаза глядят. А если несколько? На это ответа у нее не было, лишь прибавила скорость своему шагу, едва не переходя на бег. Холодный осенний ветер игрался с распущенными волосами. Яркая луна шла прямо за девушкой, следя за ней в каждом переулке. Тихий стук каблучков не мог заткнуть ничего. —А что это мы одни тут делаем? – послышался картавый голос сзади. Катя вся сжалась, спиной ощущая сверлящий взгляд мужчины, окликнувшего ее. —А ну кому говорят, а? – уже громче спросил второй голос. Так их еще и двое. Кузнецова прикрыла глаза, не сбавляя скорость шага. Чья-то тяжелая рука коснулась ее плеча и развернула на 180 градусов. Она уткнулась взглядом прямо в чью-то жилетку. Катя вся сжалась, каждая клетка тела была сильно напряжена, и это не мог заметить высокий парень. —Не хорошо получается. Мы тебе одно, а ты нам ничего в ответ, – спокойно выдал он, затягивая сигарету. Она подняла взгляд, сталкиваясь с хмурым лицом юноши. Глубокие синяки засели под глазами, утяжеляя и без того гнетущее выражение лица. Катя шумно сглотнула, метаясь между высоким и картавым парнем. Второй, кстати, тоже выглядел не менее устрашающе, в шапке и с таким взглядом что аж мама не горюй. —Извините меня, я тут.., – Кузнецова потупила взгляд, пошла домой после работы называется. Вдруг высокий из низ засмеялся, и картавый подхватил. Она недоуменно подняла глаза. —Не ссы, девушек не трогаем. Не мы, – сказал картавый. – в больничке работаешь? Катя кивнула, настороженно следя за ними. Не верила она в свое «счастье». В этих вот ОПГшных правилах и понятиях она не разбиралась и не хотела. —Ну, ты так поздно не гуливань, мало ли. Не нас встретишь, а че потом делать, – взмахнул руками в жилетке парень. —Иди, – продолжил картавый, положив руки в карманы. И улыбался. Во все тридцать два или сколько зубов у него там имеется. Катя быстро развернулась и поспешила прочь из этого места. Теперь точно в поздние время заканчивать не будет. Урок на всю жизнь. —Сука, – прошептала она, сдерживая слезы из-за столь напряженной встречи, закончившейся на удивление на хорошей ноте.