Котёнок и возложенная на него ответственность.

В ту ночь, когда он впервые увидел её, то совсем не осознавал, что ощущает при виде окровавленного копья и гари, от которой жгло глаза. Лини чувствовал только то, как болела грудь за Линнет, и холодную руку сначала на затылке, а после и длинные ногти на загривке. Сестра как-то неожиданно уже была рядом и держалась за его дрожащий локоть, пока окровавленные пальцы продолжали успокаивающе гладить шею. И Лини свято верил, что слезы текут по щекам только из-за пепла в воздухе. Доверять Лини не умел да и в принципе не пытался, лишь играл. И вроде получалось потрясающе, дети в Доме Очага верили его словам, но Арлекино всегда замечала его напряженную челюсть и слишком втянутый живот. Приручить к рукам Лини оказалось непросто, хотя гладить себя за ухом он с подозрением позволил уже через пару недель после их знакомства во время отбоя у входа в уборную, ведь именно этого Арлекино не хватало из-за всех срочных отъездов на несколько дней и появления в Доме Очага всего на пять минут. Возможность заходить в кабинет предвестницы без её ведома Лини получил в более осознанном возрасте, но даже там (якобы в таком важном месте) разнюхать ничего важного не удалось: лишь вся информация о детях, воспитателях и какая-то бумажка с её почерком о том, что Лини не обязательно тратить время на такую чушь как "исследование собственного дома", поэтому попытки он оставил с незаинтересованным вздохом. Даже так, ходить он в кабинет не перестал, но уже только в присутствии самой Арлекино, ведь от её дыхания как-то легче становится в плечах, а под втянутым животом до дрожи закручивается. Как-то по-особенному ощущались разговоры в гостиной на диване во время дневного сна. Предвестница, не моргая, следит за картами в руках Лини, а тот что-то без остановки рассказывает и смотрит куда угодно, но только не на неё. А потом из колоды выскакивает девять черви, и Лини замолкает, кажется, задыхаясь. Задыхается он также и от женских рук на корсете, а крупно дрожит от касания её носа к ямке над ключицей. За столько лет существования рядом с ней объятья казались чем-то необходимым, и Лини тревожила эта потребность. Обхватывать руками её шею и чувствовать как собственное тело стекает по её ладоням, а после выдыхать в скулу. Она, кажется, совсем не против чувствовать его вес, поэтому не двигается, сидя на стуле, и не подаёт голоса. Это заставляет Лини неловко ерзать, но возникать ему тоже не хочется, хоть Арлекино и напоминает манекен в такие моменты. Наконец говорит он ей об этом лишь через месяц, а предвестница удивлённо вскидывает брови, и Лини сразу жалеет о том, что сказал, потому что чувствует, как его тело гладят во время следующих объятий, а перестать задыхаться от каждого касания женщины парень так и не научился. Лини стыдно признавать, но спать на краю кровати "Отца" он попробовал быстрее, чем объятия. Кошмары слишком часто мучали и он сидел почти каждую ночь и разглядывал стену напротив, до тех пор пока это не заметила Арлекино после одного из своих долгих отъездов. Она пригласила его к себе в спальню, дала осмотреть книги со стеллажа и всю комнату в целом, а после снова уложила его спать. Под тяжелым одеялом тело расслабилось, но закрывать глаза не хотелось, поэтому Лини молчаливо наблюдал за тем, как Арлекино листает документы на другом краю кровати, даже не переодевшись и не укрывшись одеялом. Между ними огромное количество места, но Лини это расстояние устраивает, хоть и ужасно смущает сама ситуация. После этого Лини старался не показывать свою слабость даже по ночам. Он надеялся, что Арлекино подумает, что его больше не мучают кошмары, но она все равно провела подушечками пальцев по темной коже под его глазами, и Лини посчитал, что должен купить грим плотнее, ведь раздраженный взгляд "Отца" он не хотел видеть даже в последнюю очередь. Но почувствовать невесомое касание губ на ресницах оказалось слишком приятным, поэтому он остался дрожать в её руках до тех пор, пока она не отпустила его лицо. Но совсем неприятно было осознавать то, какую ответственность возложила на него Арлекино, несмотря на свою странную заботу. Лини боится и уже не скрывает страх от самого себя, но другим все равно не показывает. Она умрёт, и он получит титул "Отца" и Слуги. И мысль о её смерти вовсе не пугала, как он думал, хотя все равно сонный хватался за её рукав среди ночи, чтобы попрощаться, ведь услышал стук каблуков по ступенькам и шуршание накидки у входной двери. В этот раз он крепко обнимает её за талию и прячет лицо в женской груди, а Арлекино говорит тихое: "Проследи за домом", и глаза резко начинает щипать. Воспитатели никогда не покидали Дом Очага и всегда выполняли свои обязанности, но она все равно говорит эти слова именно Лини, и его трясёт. То-ли детская обида, то-ли страх ответственности, но слезы не капают из глаз на её рубашку, ведь Арлекино уверена в нем. Уверена больше всех остальных, и он не хочет подвести. А она снова заставляет волноваться. Зовёт его к себе в кабинет, и он наблюдает за тем, как она надевает парадную накидку предвестницы на плечи и стучит каблуками по половицам. Арлекино подходит к нему с бумагами, кратко объясняет их важность, суёт в руки и утыкается холодным взглядом в его непонимающие глаза. Лини вздрагивает от её несказанных слов в красных крестах и совсем не ощущает краткий поцелуй онемевшими губами. Она тяжело выдыхает в его щеку, а Лини рассматривает её лицо словно в последний раз. Ведь это и был последний раз, о котором она сказала в их ужасном первом поцелуе. Лини хочет схватится снова своими губами за её губы, но она отстраняется, и у него что-то обрывается внутри. Он хватает её за локоть, но она так выжидающе, хмуро смотрит с поджатыми красными губами, и у него что-то обрывается опять. А после как-то резко холодно становится телу из-за нечеловеческого страха, но Лини смотрит на Арлекино в ответ широко раскрытыми глазами и пытается спросить молчанием: "Почему ты снова уходишь от меня?", а Предвестница только дальше отшатывается к двери и говорит тихое: "Проследи за домом". А после проходит четыре месяца. И Лини параноит только сильнее с каждым новым письмом в доме Очага. Либо её почерк, либо её смерть. И Лини не может думать иначе, ведь тогда перед поцелуем она оглядела его тяжелым взглядом и не хотела отдавать ещё один. Он снова уверяет себя, что не боится её смерти, но за её письменным столом опять допускает ошибку в документах и устало смазывает грим с темных мешков под глазами. Ручка перестает писать, пальцы снова дрожат, и Лини впервые за четыре месяца позволяет себе хныкнуть и уткнуться мокрыми ресницами в ладони. А на следующей неделе он видит её в коридоре дома и сначала думает, что сошёл с ума. Её встречают дети, и она каждому сдержанно улыбается, снимая накидку с плеч. Арлекино гладит их по волосам, слушает звонкие голоса, а Лини стоит в самом дальнем углу и эгоистично думает, что хотел бы ощутить её ладонь на своей макушке первым. Но первое, что он ощущает на себе – это обида. А когда предвестница переводит взгляд на него и смотрит яркими красными крестами, как и четыре месяца назад, он осознает то, как давно не раслаблял плечи, выдыхая от облегчения. Она жива. Она жива, но так горько смотрела на него четыре месяца назад. Она жива, но все равно отдала ему их первый и прощальный поцелуй четыре месяца назад. Она жива и стоит здесь. А потом она заходит в свой кабинет вместе с ним и гордо улыбается с прищуром, произнося: "Я знала, что ты справишься без меня. Не зря же я считаю тебя лучшим претендентом на роль "Отца". Молодец, Лини...". И у Лини дрожат коленки. Лини снова маленький мальчик без заслуженного детства, который с восхищением наблюдает за сильной женской спиной, что спасла его сестру. Он считал, что не будет скучать после смерти Арлекино, и хочет так считать до сих пор. Но все равно подходит к живой предвестнице, трясется всем телом в её объятиях и тихо просит о том, чтобы он снова поспал у неё в кровати. Потому что... кошмар приснился.